Источник: Ведомости
Гибридная природа российского авторитаризма проявляется не только в том, что он формально демократичен и неформально – автократичен. В нем есть хорошо распознаваемые старшими поколениями тоталитарные черты. В только что вышедших по-русски мемуарах Эллендеи Проффер об Иосифе Бродском есть замечательный по точности пассаж: «Как и всякая тоталитарная система, советская требовала не просто послушания, но и соучастия». Что совпадает с исследованиями тоталитаризма: еще в 1950-е Збигнев Бжезинский обратил внимание на одно из ключевых свойств тоталитарных режимов – недостаточно не делать чего-то, чтобы соответствовать норме, нужно еще и делать то, что предписывается.
Если ты силовик, то в противоречии с Конституцией от тебя требуется исполнение важного предписания – не ездить за границу. Если хочешь быть как все – вешай на свой «Мерседес» георгиевскую ленточку. Если ты учитель, то должен на контурную карту наносить Крым как часть России и нести на уроках квазипатриотическую ахинею, иначе тебя лишат работы. Если ты сотрудник какой-нибудь унылой конторы, ты должен погружаться в автобусы, везущие тебя на митинг на Поклонной горе, иначе...Степень жесткости этих и схожих с ними предписаний разнится. Но и режим у нас не до конца тоталитарный и даже авторитаризм иной раз опереточный, хотя уже и несмешной – гибридный, как и войны, которые ведутся по периметру российских границ.
Этот гибридный режим, конечно, хотел бы быть тоталитарным. В своей классической работе 1951 г. Ханна Арендт утверждает: при тоталитаризме государство – единственная сила, которая определяет состояние общества. Нынешняя власть к этому инстинктивно стремится – у нее свое имитационное гражданское общество (остальное или подавляется, или объявляется иностранным агентом) и свои имитационные медиа, являющиеся средствами пропаганды, а не СМИ.
В системе, где соучастие обязательно, даже простое неучастие – проявление чуждой политической культуры. Больше того – форма сопротивления. В этом смысле и внешняя, и внутренняя эмиграция – способ демонстрации неприятия режима. Готовность лишиться работы в каком-нибудь сильно государственном вузе, где уже за границу-то нельзя уехать без разрешения начальства – пример сопротивления. Причем заметного, с ним начальство изыскивает способы борьбы.
Это не фига в кармане. Это демонстративное стремление жить так, будто вокруг нет людей, которые еще вчера были товарищами по работе, а тут вдруг превратились в партком с месткомом вперемешку с полицией нравов. То есть стремление жить свободно.
Мераб Мамардашвили как-то сказал: «Считается, что мы свободны тогда, когда можем выбирать, и чем больше выбора, тем больше свободы. А философ говорит другое... Свобода – это феномен, который имеет место там, где нет никакого выбора. Свободой является нечто, что в самом себе содержит необходимость. Нечто, что является необходимостью самого себя, и есть свобода».
Если человек внутренне свободен, система не может ничего с ним сделать. Даже если лишает его выбора или выборов.