Рост, который отставание. Чего достигли Украина, Белоруссия и Молдавия в сотрудничестве с Китаем

В последние годы редкое обсуждение перспектив Украины, Белоруссии и Молдавии обходится без признания того, как стремительно развиваются связи региона с Китаем. И для этого хватает оснований. В 2019 году Китай стал¹ крупнейшим внешнеторговым партнером Украины, обогнав и Россию, и Германию, и Польшу. Белоруссия теперь – важный участник «Пояса и Пути», железнодорожный транзит из Китая в Европу идет² через нее. Не забыта даже небольшая экономика Молдавии – одним из главных покупателей молдавских вин, которые столько лет пытались пробиться на рынки России и Евросоюза, стал³ Китай.

Начав 20 лет назад почти с нуля, Китай нарастил такое экономическое присутствие в регионе, что в нем стали видеть потенциально еще одного участника геополитической борьбы за влияние в странах общего соседства России и Европы. Непредсказуемую третью силу, которая скоро перестанет ограничиваться тем, чтобы просто выписывать миллиардные кредиты и скупать на корню местную кукурузу, а небрежно задвинет на второй план и добрую притягательность Евросоюза, и злой неоимпериализм России.

Двузначные показатели роста и пресс-релизы с миллиардами долларов рисуют убедительную картину успехов и динамизма, но не учитывают одного важного обстоятельства – международного контекста. Контекст же говорит о том, что за последние десять лет Китай успел заинтересоваться и многократно расширить экономическое сотрудничество почти со всеми странами мира – от открытой и развитой Новой Зеландии до полузакрытой и социалистической Кубы.

То есть сам по себе рост связей с Китаем, пускай и бурный, мало о чем говорит – такой есть примерно у каждой страны на планете. Куда важнее структура этого роста и его относительные темпы по сравнению с другими частями мира. А тут ситуация для региона выглядит менее оптимистично.

В большинстве сфер сотрудничество Украины, Белоруссии и Молдавии с Китаем развивается значительно медленнее, чем в среднем по миру. Контраст между почти нулевыми показателями 20 лет назад и миллиардными сегодня, конечно, производит впечатление. Но он никак не отменяет того, что относительное значение трех стран для быстро растущей китайской экономики падает по сравнению с десятками других государств – от Латинской Америки до Юго-Восточной Азии.

Колебания мировой конъюнктуры, политические перестановки и внутренние кризисы бросают показатели сотрудничества трех стран с Китаем то вверх, то вниз, от удачного года к неудачному, подтверждая, что регион остается для Пекина ситуативным и легко заменимым партнером. Свободный от исторических и геополитических комплексов в этой части мира, Китай может позволить себе подходить к сотрудничеству с Украиной, Белоруссией и Молдавией с прагматичных позиций. А такой подход выявляет, что эти страны способны предложить что-то интересное и конкурентоспособное лишь по очень ограниченному набору вопросов.

Торговля

Предметные разговоры о том, что Китай – это перспективный экономический партнер, начались в регионе на рубеже 1990– 2000-х годов. Тогда Украина, Белоруссия и Молдавия, с одной стороны, уже более-менее освоились с собственной независимостью, а с другой – растеряли советские иллюзии, что их товары легко завоюют западные рынки, стоит только выйти из СССР.

Китай выглядел для них удачным промежуточным вариантом. Это была альтернатива российскому рынку, от которого три страны и так слишком сильно зависели. Но альтернатива не такая требовательная и давно поделенная, как Запад. Плюс впечатление, что на китайском рынке можно расти бесконечно, что там баснословные прибыли, а общее коммунистическое прошлое всегда поможет найти общий язык.

Поначалу казалось, что технологический разрыв между странами не так уж велик, экономики во многом дополняют друг друга, и структура взаимного обмена может получиться довольно сбалансированной. При президенте Кучме Украина открыла свои технологические парки в Харбине и Цзинане⁴. Белорусские госпредприятия БелАЗ⁵, МТЗ⁶, Гомсельмаш⁷ договорились о том, чтобы не гонять свои трактора и грузовики через всю Евразию, а выпускать их прямо на месте, в Китае.

Однако Китай быстро перенял интересовавшие его технологии и потерял интерес к дальнейшему промышленному импорту. Многие проекты развалились еще на этапе обсуждения. А тем украинским и белорусским компаниям, кто все-таки ввязался в экспансию, вскоре пришлось или уйти, или ограничиться символическим присутствием, которое не имеет особого значения даже для них самих, не говоря уже о влиянии на структуру торговли между странами или китайский рынок.

В результате вместо взаимодополняющего обмена промышленными товарами с высокой добавленной стоимостью торговля Китая с Украиной, Белоруссией и Молдавией стала строиться по классической схеме китайских отношений с развивающимися странами. Они поставляют Китаю сырье с низкой степенью обработки и легко заменяемыми производителями. А Китай им – оборудование и товары массового спроса, вроде обуви, одежды, электроники, игрушек.

За последнее десятилетие у всех трех стран сформировалась устойчивая и вряд ли преодолимая специализация, когда 70–80% их экспорта в Китай приходится всего на две-три группы товаров. Для Украины⁸ это железная руда (35% в 2019 году), зерно (24%) и подсолнечное масло (14%); для Белоруссии⁹ – удобрения (61%) и мясо-молоко (12%); для Молдавии¹⁰ – вино (36%) и нетрикотажная одежда (30%)¹¹. Эти товары не только не создают много рабочих мест и добавленной стоимости при производстве, но еще и очень уязвимы для колебаний мировых цен, конкуренции со стороны других производителей и возможного протекционизма. Мало того, многие из них – это важные статьи торговли Китая с его крупными партнерами, типа США, Австралии, России, Канады. А потому условия их импорта для третьих стран могут сильно меняться из-за двусторонних сделок Пекина.

Например, Белоруссии приходится конкурировать за китайский рынок калийных удобрений с Канадой и Россией¹². Конкуренция эта жесткая – только за последние несколько лет в статусе крупнейшего поставщика успел побывать каждый из них. Ежегодная выручка Белоруссии от этой торговли сильно колеблется, но в целом растет. Однако средняя цена каждой тонны падает уже много лет. Только за последний год она снизилась¹³ на $70 – с $290 до $220, а, скажем, в 2011 году она вообще составляла $470¹⁴. То есть товар, который обеспечивает две трети (а в некоторые годы до 80%¹⁵) белорусского экспорта в Китай, приходится продавать на суровом рынке покупателя с устойчиво снижающейся маржой.

Еще серьезнее выглядят риски для экспорта украинского зерна в Китай. Десять лет назад этой торговли не существовало, а в 2019 году она принесла Украине более $1 млрд. Вроде бы здорово, но этот успех напрямую завязан¹⁶ на повороты торговых войн, которые ведет Китай. Вернее, сегодня ведет, а завтра может и помириться.

Самая большая доля в украинском зерновом экспорте у кукурузы, и объемы ее поставок растут пропорционально снижению поставок из США, с которыми у Китая в последние годы копилось торговое напряжение, переходящее в торговую войну. Не так давно, в 2013 году при миролюбивом Обаме США продали Китаю кукурузы на $847 млн, Украина – на $26 млн. В 2019 году, при напористом Трампе пропорция перевернулась почти с идеальной симметрией: у США – $75 млн, у Украины – $896 млн. ¹⁷

Конечно, было бы глупо не воспользоваться неожиданно открывшейся нишей на рынке. Но это не отменяет высокой вероятности неприятных неожиданностей. Например, при президенте Байдене противоречия между Пекином и Вашингтоном могут смягчиться, и Китай согласится опять активно покупать американскую кукурузу в обмен на возможность расширить свой экспорт в США. А украинским производителям придется думать, куда пристроить кукурузу почти на миллиард долларов.

Разве что поставкам молдавского вина в Китай мало что угрожает. Они хоть и выросли за последние десять лет в 33 раза, по-прежнему не занимают и половины процента в китайском импорте алкоголя¹⁸. Оптимизма перспективам молдавского вина добавляет то, что Китай чем дальше, тем охотнее наказывает повышением торговых пошлин те страны, с кем у него ухудшились политические отношения. Молдавии такое ухудшение вряд ли грозит, а вот ведущим поставщикам вина на китайский рынок – Австралии¹⁹, Канаде или Новой Зеландии²⁰ – вполне.

Правда, это все равно не решает главной и общей для всех трех стран проблемы – их торговля с Китаем бурно развивается не столько за счет их экспорта, сколько из-за роста отрицательного торгового сальдо. Каждая из трех стран в 2019 году купила в Китае примерно вдвое больше товаров, чем туда продала. В случае Украины и Белоруссии разрыв измеряется уже миллиардами долларов.

Быстрый рост китайского импорта, который тянет за собой и рост товарооборота, – один из самых обманчивых показателей, который далеко не всегда говорит об успехах страны, а часто – наоборот, о проблемах.

Например, среди крупнейших статей китайского импорта на Украину сразу за электроникой и оборудованием идет обувь. Всего за четыре года, 2015–2019, размер поставок удвоился, достигнув $360 млн. Но этот впечатляющий рост говорит совсем не о прорывах в сотрудничестве с Китаем или процветании украинского потребителя, а лишь о том, что украинцам надо во что-то обуваться.

Аналогичным образом то, что Белоруссия в расчете на душу населения импортирует китайской обуви меньше, чем Украина, не означает, что белорусские власти и бизнес работают с Китаем хуже, чем украинские. Скорее это признак того, что в стране еще остались местные производители, либо влияние ЕАЭС.

Даже масштабный импорт китайского промышленного оборудования не всегда означает будущие выгоды для импортирующей страны. И дело тут не в качестве самих машин, а в продуманности их использования. Например, в Белоруссии такой импорт часто идет под связанные китайские кредиты²¹ для осуществления размашистых государственных программ модернизации целых отраслей, вроде производства цемента или деревообработки. А эти госпрограммы бывают очень далеки от просчитанности и рациональности²². В результате предприятия получают не только оборудование, но и возросшую долговую нагрузку, а вопросы, куда продавать произведенное или как выйти на безубыточность, так и остаются нерешенными.²³

Инвестиции

Представления трех стран о китайских инвестициях и льготных кредитах оказались не менее оптимистичными, чем их вера в легкие прибыли от выхода на китайский рынок. Тема финансовых вложений Китая в регион пережила два мощных всплеска. Первый – после финансового кризиса 2008 года, когда казалось, что времена экономического доминирования Запада закончились, а накопивший огромные резервы Китай сейчас начнет активно инвестировать их за рубежом.

Второй – после 2013 года, когда китайское руководство объявило о запуске «Пояса и Пути» – плана масштабных инфраструктурных инвестиций по всему миру, чтобы лучше связать экономику Китая и рынки Запада. Эта инициатива Пекина заставила десятки стран, в том числе Украину, Белоруссию и Молдавию, поверить, что попасть из Китая в Западную Европу почти невозможно без их участия.

В китайцах стали видеть волшебного партнера, который из каких-то своих неведомых соображений готов вложить любые деньги и привести в порядок сколь угодно убыточные госпредприятия и даже целые отрасли.

Белорусские власти надеялись, что Китай станет активным участником местной приватизации: начнет конкурировать за госкомпании с российским бизнесом, поднимет таким образом их цену, а потом еще и купит так, чтобы государство сохранило значительную степень контроля²⁴. С китайцами обсуждали²⁵ продажу жемчужин белорусского государственного хозяйства – производителя калийных удобрений «Беларуськалий» и азотных удобрений «Гродно Азот».

Однако пока Китай предсказуемо не увидел смысла подстраиваться под завышенные ожидания Минска. Попытка белорусских властей убедить китайцев поменять связанные кредиты на доли в акционерном капитале модернизируемых предприятий тоже не дала результатов26. Китайский бизнес не захотел становиться совладельцем производства телевизоров «Горизонт» и комбайнов Гомсельмаша.

На Украине тема чудотворных китайских инвестиций, которые уже на пороге, возникает регулярно, когда надо придумать, как исправить ситуацию в какой-нибудь запущенной отрасли экономики. То Китай планирует купить/арендовать 3 млн гектаров украинской земли (это 30 тысяч квадратных километров – целая Бельгия), чтобы превратить страну в свой главный аграрный центр за рубежом. То украинские власти говорят о том, что китайские компании собираются²⁷ потратить $15 млрд на строительство жилья на Украине.

Способ спасти угольную отрасль тоже известен – ее надо приватизировать китайцам. Украинскую атомную энергетику ждут улучшения – Китай проявляет²⁸ интерес к строительству новых энергоблоков. И само собой, китайцы должны были развернуть на Украине всевозможные производства – ведь после Ассоциации с Евросоюзом нет в мире лучше страны для экспансии на европейские рынки.

Эта вера в китайскую щедрость и собственную незаменимость почти никогда не сопровождалась реальными шагами по повышению собственной привлекательности для китайского бизнеса, а потому реального притока вложений в регион так и не случилось. Все три страны по итогам 2018 года находились или в самом конце первой, или даже во второй сотне среди государств мира по притоку прямых инвестиций из Китая.²⁹

На Украине Китай инвестирует по несколько миллионов долларов в год – чистая условность для 40-миллионной страны. Часть инвестиций может идти через другие юрисдикции и выглядеть как, скажем, кипрские, но этот поток вряд ли значителен. В Молдавии объем накопленных прямых китайских инвестиций не дотягивал до $4 млн на конец 2018 года. Для сравнения: накопленные инвестиции Китая в беднейшие страны Центральной Азии Киргизию и Таджикистан на конец того же 2018 года составили почти $1,4 млрд и $1,9 млрд соответственно.³⁰

Разве что в Белоруссии Китай все-таки инвестировал в несколько заметных проектов, хотя их масштабы остаются скромными, а перспективы – сомнительными и не идут ни в какое сравнение с радужными планами, как страна превратится в китайский промышленный плацдарм для выхода на рынок Евразийского экономического союза.

В 2013 году БелАЗ и китайская Geely открыли³¹ в Белоруссии совместное производство автомобилей. Плановая мощность была 60 тысяч³² автомобилей в год – с прицелом на продажу на российском рынке. Достигнуть этих показателей не получилось до сих пор. За первое полугодие 2020 года было собрано 8,6 тысячи³³, а летом конвейер вообще остановили³⁴, как прекратились³⁵ и продажи в Россию. Дальнейшая судьба производства туманна.

Предмет гордости белорусских властей – совместный с китайцами индустриальный парк «Великий камень» под Минском. Работающий с 2017 года, он, конечно, не смог привлечь столько китайских компаний, сколько планировалось, но накопил³⁶ к началу 2020 года более $0,5 млрд инвестиций. По меркам региона, это немалое достижение, но впечатление несколько смазывается, если учесть, что у Китая по миру разбросано более 70 таких индустриальных парков³⁷. Многие из них гораздо больше белорусского, причем не только те, которые связаны с мощными экономиками, типа Сингапура. Алжиру, Джибути, Нигерии, Замбии и многим другим удалось привлечь в свои совместные парки больше инвестиций.³⁸

В целом же инвестиционные успехи Украины, Белоруссии и Молдавии в их сотрудничестве с Китаем хорошо характеризует сравнение с другими странами. Понятно, что эти три государства не обладают нефтяными богатствами, как Ангола, или уникальным географическим положением, как Джибути. Но вот взять, например, Гану. Это небольшая и совсем не богатая африканская страна без всемирно известных сырьевых месторождений. Население Ганы примерно вдвое меньше, чем у взятых вместе Украины, Белоруссии и Молдавии. У нее нет ни советского промышленно-инфраструктурного наследства, ни образованной рабочей силы. Также Гана не претендует на звание плацдарма для выхода на рынки ни Европейского, ни Евразийского союза. Тем не менее накопленных прямых китайских инвестиций в этой стране на конец 2018 года было в три раза больше, чем во взятых вместе Украине, Белоруссии и Молдавии ($1,8 млрд против $0,6 млрд)³⁹.

Пояс, Путь, кредиты

Казалось, ситуацию могла бы изменить китайская инициатива «Пояс и Путь» – совершить инфраструктурную революцию в регионе, удачно расположенном на сухопутном пути из Китая в Европу. Но и здесь, как и в инвестициях в производство, реальные результаты получились очень скромными – особенно на контрасте с громкими заявлениями. Модернизация аэропорта Минска⁴⁰, скоростная электричка в киевский аэропорт, кольцевая дорога вокруг Кишенева, мост через Днепр в Кременчуге, новая линия метро в Киеве – только самые яркие примеры проектов, которые ничем не закончились, несмотря на годы переговоров.

Молдавские власти дважды обсуждали с китайскими компаниями проекты строительства дорог на несколько сотен миллионов долларов – в 2010⁴¹ и 2019⁴² годах. Обсуждали вроде бы предметно – с конкретными маршрутами, подрядчиками и ценами. Но оба раза реальное строительство так и не началось. В результате инфраструктура «Пояса и Пути» в стране сводится к небольшому терминалу, который китайцы открыли⁴³ в 2015 году в Джурджулештах – молдавском порту на Дунае.

Украинские планы поучаствовать в «Поясе и Пути» разбились о начавшийся в 2014 году конфликт с Россией. Потеря Крыма сделала неактуальным китайский проект строительства глубоководного порта на полуострове. Дальше началась война в Донбассе, а Москва и Киев ввели друг против друга многочисленные ограничения на транзит и транспортное сообщение – не лучшие условия, чтобы налаживать логистику между Китаем и Европой.

В 2016 году Украина приняла участие в попытке запустить альтернативный маршрут в обход России – через Центральную Азию, Закавказье и по Черному морю через Украину в Европу. Но популярностью этот маршрут не пользуется⁴⁴. Непонятно, зачем везти товары из Грузии сначала на Украину и только потом в Европу, когда можно отправить их напрямую в ЕС через порты Румынии и Болгарии.

В регионе только Белоруссии удалось стать важным участником «Пояса и Пути» – большая часть железнодорожного транзита из Китая в Европу идет через нее, и этот поток быстро увеличивается. С 2011 по 2018 год он вырос более чем в 130 раз и достиг около 330 тысяч контейнеров (двадцатифутовых эквивалентов) в год⁴⁵. Это по-прежнему в несколько десятков раз меньше, чем доставляется морем, и требует для поддержки китайских госсубсидий, но позволяет Белоруссии зарабатывать на услугах складов, таможенном оформлении и использовании местных железных дорог. К тому же Китай намерен и дальше развивать это направление, а значит, может инвестировать в расширение местной пропускной способности.

Обратная сторона слабого присутствия Китая в регионе – это отсутствие огромных долгов перед Китаем. Молдавские политики обычно начинают переговоры о китайских кредитах тогда, когда чувствуют, что приближается момент потери власти, как президент Воронин летом 2009-го⁴⁶ или олигарх Плахотнюк весной 2019-го. В обоих случаях предчувствия их не обманули, власть они вскоре потеряли, а вместе с ней терялась и тема кредитования в Китае. Что неудивительно, потому что большую часть прошедшего десятилетия Молдавия имела доступ к более дешевому и понятному европейскому финансированию.

Украина при президенте Януковиче несколько раз открывала⁴⁷ миллиардные кредитные линии в Китае, но использовала их не очень активно, а гасила в том числе поставками продовольствия⁴⁸. После Майдана 2014 года главными украинскими кредиторами стали западные институты, так что сейчас страна должна⁴⁹ Китаю около $1 млрд – это чуть больше 1% от госдолга Украины.

А вот у Белоруссии не было такого доступа к западному финансированию, поэтому Китай стал вторым после России кредитором страны. С 2012 года Минск занял⁵⁰ у китайцев более $3,6 млрд. Причем эта сумма, скорее всего, не отражает всей реальной задолженности, потому что многие белорусские госпредприятия охотно брали в Китае связанные кредиты на модернизацию. Саму модернизацию часто проводили для отчетности и без учета рыночных реалий, поэтому самостоятельно вернуть кредиты многие предприятия не смогут и повесят их на государство. Например, это уже произошло с цементной отраслью, чьи модернизационные долги $500 млн вынуждено выплачивать⁵¹ белорусское правительство.

Военное сотрудничество

При всех проблемах и разочарованиях в торговле и инвестициях есть одна сфера, в которой регион представляет для Китая гораздо больший интерес, чем Гана, Камбоджа или Аргентина, – это военно-техническое сотрудничество. В этой области Китай активно сотрудничает с Украиной и Белоруссией еще с 1990-х годов.

С тех пор Украина остается одним из крупнейших поставщиков вооружений в Китай, уступая только России и Франции. А Китай для Украины – главный рынок для оружейного экспорта⁵². Украинский ВПК готов продавать китайцам практически все, на что у тех есть спрос: ракеты «воздух-воздух», авиационные и танковые двигатели. В 1998 году продали недостроенный авианосец «Варяг»⁵³. В 2001-м – прототип Су-33 опытный самолет Т10К⁵⁴. В 2009-м – суда на воздушной подушке «Зубр»⁵⁵. Китай охотно покупал у Украины эти советские наработки ради технологий в годы, когда Россия опасалась продавать ему передовые вооружения.

После 2014 года сотрудничать с Китаем стало труднее. С одной стороны, многие предприятия украинского ВПК остались без поставок части комплектующих от российских партнеров. С другой – Россия сама начала намного охотнее продавать Китаю свои вооружения, понимая, что он все равно вскоре сможет разработать аналогичные технологии самостоятельно.

Тогда речь пошла уже о том, что Украина может продать Китаю не просто военную продукцию, а производящие ее предприятия. Больше всего китайцев интересовал производитель авиационных двигателей «Мотор Сич». В 2016 году китайская Skyrizon Aircraft купила его контрольный пакет акций, но сделка зависла в ожидании одобрения украинского антимонопольного комитета⁵⁶. Комитет тянул с ответом несколько лет, пока на сделку не обратили внимание в Вашингтоне. В 2019 году останавливать ее в Киев приехал советник Трампа по национальной безопасности Джон Болтон⁵⁷. Осознав, что прозападный курс несовместим со столь глубоким сотрудничеством с Китаем, украинские власти арестовали акции «Мотор Сичи», и теперь китайцы судятся с ними за компенсацию.

Судьба «Мотор Сичи» не предвещает ничего хорошего для китайских проектов другого авиационного гиганта Украины – «Антонова». После разрыва с Россией предприятие, чтобы сохранить производство, остро нуждается в финансировании, которое надеется получить благодаря массовым заказам из Китая. Но китайскую сторону интересуют прежде всего технологии – особенно самого большого в мире грузового самолета Ан-225 «Мрия»⁵⁸. Переговоры о сотрудничестве и так шли трудно, а при новой чувствительности США к передаче технологий Китаю ожидать прорывов не приходится.

Белоруссия унаследовала от СССР намного меньше военно-промышленных предприятий, чем Украина, и экспортировать в Китай ей особо нечего. Китайцы еще в 1990-х годах начали активно сотрудничать⁵⁹ с Минским заводом колесных тягачей (МЗКТ), производящим многоосные шасси для ракетных установок. С помощью белорусов или без, но сейчас эта технология уже освоена, Китай наладил собственное производство. Правда, белорусские тягачи по-прежнему используются в системе залпового огня «Полонез», которые совместно с китайцами собирают⁶⁰ в Белоруссии с 2015 года и не без успеха пытаются экспортировать в другие страны – в 2018 году «Полонез» приобрел⁶¹ Азербайджан.

В целом же пик военно-технического сотрудничества Китая с регионом остался позади. Китайцы уже переняли большую часть технологий, которые достались Украине и Белоруссии в наследство от СССР, или нашли им замену. В перспективе Украине под давлением США придется постепенно сворачивать взаимодействие с Китаем, а Белоруссии – ограничиться статусными, но символическими вещами вроде совместных учений и обучения персонала.

(Гео)политика

Напоследок стоит сказать о самом большом разочаровании, которое принесли Украине, Белоруссии и Молдавии последние десять лет сотрудничества с Китаем. Несмотря на немалое количество возможностей, Пекин отказался участвовать в геополитических играх в регионе. Ни внешнеполитические колебания Молдавии, ни российско-украинский конфликт, ни политический кризис в Белоруссии не смогли убедить Китай попробовать добавить к экономическим вопросам собственную роль в политической жизни региона.

От кризиса к кризису, от обострения к обострению Пекин упорно отказывался вмешиваться в местные конфликты, занимать чью-либо сторону и превращаться еще в одну опору для геополитического балансирования.

Скорее всего, китайскому руководству приятно слышать от лидеров Молдавии и Украины, что они тоже, как и Китай, горой стоят за принцип территориальной целостности, а от Лукашенко – как бессовестно Запад манипулирует темой прав человека. Но пока Пекин, похоже, уверен, что такая поддержка не стоит того, чтобы давать за нее какие-то реальные привилегии. Даже самые глубокие кризисы в регионе, вроде крымского в 2014-м или белорусского в 2020-м, не спровоцировали Китай на что-то большее, чем дежурные стерильные заявления о том, что любой конфликт надо урегулировать мирно и с учетом интересов всех сторон.⁶²

Пекин понимает, что сейчас у него в регионе куда меньше инструментов влияния, чем у России или Запада, но не похоже, чтобы он переживал по этому поводу и пытался исправить ситуацию. Равнодушие Китая к местным геополитическим битвам вряд ли временное. Скорее оно отражает деполитизированную, рыночную оценку перспектив трех стран.

Эта оценка показывает, что чуть ли не единственный их ресурс и международное преимущество – это возможность играть на противоречиях России и Запада, которые по инерции, из-за исторических, идеологических и геополитических комплексов по-прежнему считают борьбу за влияние в регионе чем-то важным. Но когда историко-геополитический багаж исчезает, как это происходит в отношениях региона с Китаем, то выясняется, что все три страны мало что могут предложить потенциальным партнерам.

Когда дело доходит до по-настоящему глобальной и неполитизированной конкуренции за инвестиции, кредиты и торговые потоки, то все три страны проигрывают по большинству направлений, а добиваются чего-то лишь в нескольких узких и довольно примитивных нишах, которых совершенно недостаточно, чтобы обеспечить им успешное развитие. Избалованные международным вниманием из-за того, что их конфликты и кризисы происходят прямо у европейских границ, эти государства ожидают такого же повышенного интереса и от Китая. А дальше происходит столкновение с реальностью, и выясняется, что ничего не получится, потому что у них нет ни емкого внутреннего рынка, ни избытка дешевой рабочей силы, ни минеральных ресурсов, ни технологий, ни уникального географического положения. Зато есть конфликты, коррупция, постоянно меняющиеся правила, манипулирующие руководители и вера в собственную незаменимость.

Провалы трех стран в сотрудничестве с Китаем отражают безрадостные перспективы, которые откроются перед ними в международном разделении труда, если Россия и Запад перестанут видеть в регионе территорию особой геополитической важности. Поэтому вряд ли стоит ожидать, что Украина, Белоруссия и Молдавия могут оказаться новым источником противоречий Китая с Россией или Западом. За последние десять лет Пекин уже достаточно ясно показал, что считает выигрыш в борьбе за регион слишком сомнительным, чтобы в ней участвовать.

Публикация подготовлена в рамках проекта «Российско-китайская антанта», реализуемого при поддержке Министерства иностранных дел и по делам Содружества (Великобритания)