Спустя три месяца после начала войны в Украине состояние российской финансовой системы может показаться на удивление стабильным. Курс рубля к доллару укрепился до уровней, невиданных с 2015 года, – в какой-то момент на бирже давали 55 рублей за доллар. В мае, после быстрого роста цен в марте – апреле, впервые была зафиксирована недельная дефляция – в обозримом прошлом в России такое если и случалось, то в августе – сентябре. Помощник президента Максим Орешкин поспешил объявить, что российские власти молодцы: экономика в порядке, несмотря на западные санкции, а рубль – лучшая валюта 2022 года. Так ли это на самом деле?
Экстренная стабилизация
Чтобы лучше оценить масштабы происходящего, следует вспомнить, каким было экономическое самочувствие России в начале года. К 24 февраля 2022 года российская экономика подошла в хорошей форме: ВВП в первом квартале увеличился на 3,5% в годовом выражении, зарплаты граждан, кредитование и ипотека росли, население, уставшее от ковида, активно тратило, восстанавливались туризм и перевозки. Безработица находилась на исторически низком уровне. Главными внешними рисками для России считались ужесточение денежно-кредитной политики развитыми странами, а также возможные новые штаммы коронавируса.
Военные действия против Украины и последовавшие за ними западные санкции в считаные дни изменили эту благоприятную картину. Российские власти готовились к ограничениям, но замораживание резервов и запрет на ввоз наличных долларов и евро стали сюрпризом. После объявления о таких санкциях курс рубля к доллару и евро пробил отметки 120 и 150 рублей соответственно, а люди устремились в банки перекладывать депозиты под матрасы. Отток средств из банковской системы за первые две недели спецоперации превысил 2 трлн руб ($30 млрд).
Правительство и Центробанк отреагировали комбинацией запретов на вывод и физический вывоз валюты из страны для россиян и нерезидентов, обязательством для экспортеров продавать 80% валютной выручки в течение трех дней после ее поступления на счета, закрытием биржи и повышением ставки до 20%.
Ограничения на движение капитала в буквальном смысле заперли валютную ликвидность внутри финансовой системы России, поддерживая ее стабильность. Повышение ставки, с одной стороны, охладило экономическую активность – по такой цене мало кто готов брать кредиты, а с другой – снова сделало привлекательными депозиты – население и компании начали возвращать средства на счета.
Фактически ЦБ и Минфин ввели экономику в искусственную кому. Жизнедеятельность поддерживалась при помощи точечных решений – субсидирования бизнеса, ослабления контроля со стороны проверяющих, льгот по социальным взносам, но нормальным функционированием это назвать сложно. Лучше всего это отражает динамика рубля.
Курсовые качели
После рекордного ослабления в конце февраля – начале марта рубль перешел к укреплению. Во второй половине мая он торговался на уровнях 58–62 рубля за доллар. Министр экономики Максим Решетников назвал такой курс «проблемой в долгосрочном плане».
Парадоксально, но, несмотря на все введенные ЦБ ограничения, в чем-то курс рубля стал даже более рыночным, чем был до войны при действовавшем бюджетном правиле, когда финансовые власти активно выкупали валюту в резервные фонды. После отмены бюджетного правила на 2022 год курс стал в большей степени определяться состоянием внешнеторгового баланса: экспортеры продавали на рынке валютную выручку, но на нее не было спроса.
Не было, потому что скукожился не доллар, как неудачно пошутил Владимир Путин, а импорт в Россию товаров и услуг. После начала военных действий сотни компаний объявили об уходе из России, деятельность тысяч стала невозможной из-за разрыва логистических цепочек.
В марте – апреле из ЕС, Китая, США, Японии и Южной Кореи (основные торговые партнеры России) импорт в стоимостном выражении сократился на 44%, а экспорт вырос на 8%, подсчитал The Economist. Только в апреле провал импорта оценивается экспертами примерно в 60–70%, в мае он вряд ли начал восстанавливаться – экономика работала на старых запасах.
Точных цифр нет – российские власти перестали публиковать статистику по внешней торговле по линии как таможенной службы, так и Банка России. Руководитель ФТС Владимир Булавин назвал этот шаг необходимым, чтобы избежать «спекуляций и некорректных оценок».
В отсутствие статистики крепкий рубль стал главным индикатором масштабов изоляции российской экономики и сокращения внутреннего спроса. Старые цепочки поставок разорвались, а новые не успели сформироваться. Западные компании отказываются работать с Россией, туризм и перевозки в глубоком нокдауне. Население потратило все, что могло, и снова стало сберегать.
При этом компаниям хранить валюту на счетах за рубежом стало небезопасно. Еще один признак сокращения спроса – майская дефляция, которой также способствовало укрепление рубля.
Примечательно, что серия послаблений в валютном контроле для людей и компаний всерьез не повлияла на курс рубля. Ослабить рубль можно было бы, выпустив из российских активов нерезидентов, но этого не произойдет, пока золотовалютные резервы России будут заморожены.
Внеплановое майское снижение ставки Центробанком (до 11%) объясняется в том числе «неконтролируемым укреплением» национальной валюты: вместо силы российской экономики он стал показывать ее слабость.
Волатильность рубля этой весной стала рекордной за всю историю Мосбиржи. Колебания биржевого курса доходили до 10% в течение одного дня, а это уровни токсичных бумаг третьего эшелона или криптовалют.
В долгосрочном плане такая волатильность ослабляет платежные и сберегательные функции валюты: экономические агенты будут закладывать повышенные издержки и откладывать инвестиции. Это делает рубль менее привлекательным для использования в переходе к торговле в национальных валютах, о чем грезят российские экономические власти.
Обратная индустриализация
Затягивающиеся военные действия в Украине и санкционное давление снижают макроэкономическую устойчивость и потенциал российской экономики в долгосрочной перспективе. Быстрые меры поддержки власти уже задействовали: проиндексировали пенсии и прожиточный минимум на 10%, повысили выплаты военнослужащим, силовикам и семьям при рождении третьего ребенка. Это должно поддержать внутренний спрос.
Правительство разрешило параллельный импорт, обнулило пошлины на ввоз некоторых типов оборудования, ввело различные субсидии – суммарный объем бюджетного стимулирования составил 8 трлн рублей. Сильный рубль должен поддержать импортеров, если они сумеют наладить поставки готовой продукции и комплектующих. А вот в средне- и долгосрочном периоде России предстоит очередная волна импортозамещения, которая вряд ли будет успешней предыдущих.
Российская экономика, давно ставшая частью глобального мира, сильно зависит от импорта, в том числе из «недружественных» стран. Его доля превышает 50% в конечном потреблении в текстильной продукции, фармацевтике, электрооборудовании и 70% в части высокотехнологичной продукции (серверы, вычислительные мощности, чипы).
В рейтинге экономической сложности, показывающем, насколько сложный продукт может производить страна, Россия занимает не самые высокие места. Отечественная промышленность умеет производить технологичные товары, но это или штучные продукты, или товары с высокой долей импортных комплектующих. Высокая степень локализации не поможет, если в производстве используются уникальные компоненты, которые невозможно заменить. По этой причине, например, российским властям уже пришлось разрешить выпускать автомобили более низкого экологического класса и без ABS.
Технологическое эмбарго Запада в сочетании с репутационными издержками приведет к тому, что импортозамещение в России будет проходить на основе устаревших технологий, то есть произойдет обратная индустриализация. Произведенные в результате товары будут хуже и дороже импортных аналогов.
Индийские и китайские компании пока не торопятся наращивать сотрудничество с Россией, опасаясь вторичных санкций. Они готовы покупать российское сырье (с существенными скидками), но о росте их технологического экспорта в Россию речи не идет. Инфраструктуру прокси-компаний в других юрисдикциях, с помощью которых Россия могла бы получать недоступные товары и услуги, еще только предстоит создать. Тут вырастет роль посредников и челночного малого бизнеса.
России предстоит перестроить не только привычный технологический уклад, но и бюджетно-финансовую систему. Та, что действует до сих пор, во многом ориентирована на открытый рынок – перекосы с курсом рубля в очередной раз это подтвердили.
Обратная индустриализация неизбежно скажется на уровне жизни людей в худшую сторону: привычные товары, вроде компьютеров и смартфонов, молока или сока в упаковке тетра-пак, автомобилей с автоматической коробкой передач, стройматериалы и многое другое, либо вовсе исчезнут с рынка, либо сильно подорожают. Отдельные успехи несомненно будут, и о них власти будут громко сообщать, но общей картины – станет хуже и дороже – это не изменит.
