Источник: Голос Америки
«Двадцать лет назад казался невероятным распад СССР. Два года назад – присутствие «Братьев-мусульман» в египетском парламенте. Совсем недавно – исламистские теракты в Казахстане. Готовы ли мы к переменам, происходящим в постсоветской Центральной Азии?» С таким вопросом политолог-востоковед, научный сотрудник Московского Центра Карнеги Алексей Малашенко обратился к аудитории Школы международных отношений (Elliott School) при Университете имени Джорджа Вашингтона, собравшейся послушать его доклад о российской политике в регионе.
Ответ оказался в итоге отрицательным – нет, не готовы. «До сих пор идут разговоры – по крайней мере, в СМИ – о российском присутствии в Центральной Азии, – констатировал Малашенко. – Как будто на дворе все еще советские или ранние постсоветские времена. Вот только в чем именно заключаются российские интересы в Центральной Азии – этого не знает никто. Как, кстати, даже в МИДе никто не может ответить на вопрос, в чем состоит наш интерес в Сирии. Впрочем, и способность Москвы влиять на положение дел в Центральной Азии сильно преувеличивается.
Может Россия, скажем, повлиять на процесс перехода власти в Казахстане? Или назначить президента Узбекистана? Или что-то изменить на политической сцене Таджикистана? Нет, нет и нет. Казалось бы, есть исключение – Кыргызстан. Но кто может с точностью сказать, что новый лидер в Бишкеке – непременно приверженец пророссийского курса? А может быть – протурецкого? Неизвестно».Пресловутая многовекторная политика? Несомненно, убежден Малашенко. Но – не только на Востоке. «В прошлом году, – вспоминает аналитик, – много было в Москве визитеров из Кыргызстана. Приезжали, да только не знали, к кому обращаться. Тоже – кланы...»
Между тем в Центральной Азии активно работают и Китай, и Евросоюз, и США, констатирует московский политолог. А еще – радикальные исламисты. Ощущают ли эту активность в Кремле? Неясно, считает Малашенко.
Интеграция? «Да, Россия продает оружие центральноазиатским государствам – правда, старое. Кстати, если послушать выступления руководителей ОДКБ, то там столько слов о талибах, что выходит – будто это единственное оправдание существования организации. Тогда как на деле для охраны границ с Афганистаном мало что делается...»
Проект Евразийского союза? «В действительности экономические связи РФ с регионом – главным образом двусторонние: к примеру (и в первую очередь), российско-казахстанские, – подчеркивает Малашенко. – И Евразийский союз – это просто-напросто альянс России и Казахстана. Плюс президент Беларуси, непрестанно требующий финансовой поддержки...»
«А разве возможна, – продолжает аналитик, – евразийская интеграция (даже в масштабах Центральной Азии) без Узбекистана? Между тем Ташкент присоединиться к проекту не спешит».
Почему же инициированные Россией интеграционные проекты носят, по словам Малашенко, по преимуществу виртуальный характер? Не в последнюю очередь, полагает российский политолог, потому, что государства Центральной Азии – это давно уже не постсоветские государства, а страны исламского мира, сознающие в первую очередь не прошлое, объединяющее их с Россией, а свою принадлежность мусульманской цивилизации.
Мусульманская Центральная Азия оказывает влияние и на Россию, констатирует Малашенко. «Мусульманская миграция, – подчеркивает он, – неотъемлемый элемент российской действительности, причем не только в Москве или в поволжских республиках, но также в Сибири и на Дальнем Востоке. И это уже миллионы людей – со своими духовными потребностями: в новых мечетях, в пятничном отдыхе... И все это совершенно нормально. Естественно! Вопрос в другом: готовы ли мы к этому?»
«Мне рассказывали в Кыргызстане, – продолжает Алексей Малашенко, – что, по имеющимся у некоторых тамошних общественных организаций сведениям, в России от рук экстремистов каждую неделю погибает один киргиз. Возможно, эти данные неточны. Но о чем-то они говорят...»
Незащищенный человек – прекрасный объект для пропаганды. По словам российского аналитика, «среди мигрантов имеют хождение и фундаменталистские брошюры. И они задумываются: не обрести ли защиту в шариате, не поменять ли светское беззаконие на религиозный закон?»