После того как руководство мятежной Каталонии оказалось кто под домашним арестом, кто в эмиграции, многие поспешили списать каталонский кризис в разряд решенных проблем. Каталонский сепаратизм повержен, его лидеры сидят в тюрьме, и вся Испания возвращается к нормальной жизни.
Однако на самом деле ситуация в Каталонии перешла в новую, лишь немногим менее острую фазу. Жесткое силовое вмешательство Мадрида в принципе не могло решить проблем, которые привели к кризису, так как история каталонского кризиса – это во многом история провала нормального демократического процесса. И именно поэтому многие детали происходящего порой сильно напоминают особенности российской политики.
Нормальный демократический процесс предполагает учет мнений всех заметных групп населения и достижение некоторого политического компромисса. У тех, кто находится у власти, всегда есть соблазн проводить свою политику без оглядки на мнение оппонентов. Но попытки срезать углы и решить проблемы, не достигая компромисса, чаще всего приводят к тому, что все такие решения откатываются обратно, как только власть ускользает из рук.
Эту нехитрую закономерность очень хорошо почувствовали на себе российские реформаторы 90-х, которые спустя много лет признают, что основной их ошибкой было именно нежелание или неумение достигать широкого политического консенсуса. Огромное количество их, казалось бы, разумных и благих начинаний было спущено сверху, а не выработано в процессе политической борьбы. И именно поэтому большинство из них было развернуто обратно или полностью извращено по сути, как только их создатели отошли от власти.
Суд против демократии
В ситуации в Каталонии обе стороны ведут себя похожим образом. Ни власти в Мадриде, ни уже бывшее правительство Каталонии не предпринимали серьезных попыток переговоров и попросту игнорировали мнение несогласных. Наиболее заметно это в действиях Мадрида как более сильной стороны конфликта, но те же грехи лежат и на совести борцов за независимость.
Самое заметное нарушение демократического процесса со стороны Мадрида – это активное использование судебной власти в решении политических споров. Судебные решения сыграли чуть ли не основную роль в развитии каталонского кризиса. Первые массовые протесты прошли в Каталонии в 2010 году, когда испанский суд существенно урезал ее автономию, зафиксированную в так называемом эстатуте – специальном законе, определяющем статус Каталонии в составе Испании.
Закон этот был принят в 2006 году на каталонском референдуме и фиксировал систему самоуправления Каталонии и ее взаимоотношений с Мадридом. По счастливому совпадению, решение о несоответствии эстатута испанской Конституции, приведшее к переписыванию 14 его статей и интерпретации еще 27, было принято через четыре года после принятия – именно тогда, когда консервативная Народная партия набрала достаточный политический вес, чтобы было понятно, что следующие выборы выиграет именно она.
В 2014 году судьи заблокировали даже не референдум, а ни к чему юридически не обязывающую консультацию по вопросу о независимости Каталонии (которая все равно прошла под загадочным названием «партисипативный процесс»). Судьи опять же принимали решение о незаконности проведения октябрьского референдума, об аресте двух Жорди (лидеров основных общественных организаций, выступающих за независимость Каталонии) и последнее – об аресте членов низложенного каталонского правительства.
Формально принятие важных решений судьями не противоречит никаким нормам. Проблема заключается в том, что если посмотреть на конкретные примеры, когда судьи так активно вмешиваются именно в политический процесс, то найти их в действительно демократических странах будет крайне сложно. Наоборот, активное участие судов в политической жизни является очень хорошим индикатором проблем с демократией.
Именно благодаря судебной власти в Венесуэле по-прежнему удерживается у власти президент Мадуро. Достойный продолжатель дела Чавеса по доведению экономики страны до коллапса, потерявший поддержку и населения, и парламента, проголосовавшего за его отставку, Мадуро может по-прежнему называть себя легитимным президентом благодаря решениям лояльных судей.
Судебная власть играет важнейшую роль и в российской политической жизни. Не секрет, что одна из главных проблем с выборами в России – это отказ допустить до голосования неугодных кандидатов. Именно судебными решениями определяется, кто будет зарегистрирован в качестве кандидата, а кто нет. Законодательные новшества типа муниципальных фильтров, конечно, облегчают работу судей, но и без них суды много лет неплохо справлялись с отбором кандидатов так же, как и с официальным утверждением даже самых сомнительных результатов выборов.
Безусловно, судебная власть в Испании гораздо более независима, чем в Венесуэле или России. То, что решения мадридских судов в последние годы колебались вместе с генеральной линией той партии, которая находится у власти, связано скорее с совпадением идеологий, чем с прямым воздействием. И даже тот факт, что решение арестовать лидеров каталонских общественных организаций, а затем и членов каталонского правительства принимала одна и та же судья, совершенно случайно оказавшаяся «на дежурстве» именно в эти дни, свидетельствует скорее об умелом стратегическом манипулировании со стороны прокуратуры, хотя и выглядит до боли похожим на басманное правосудие.
Гораздо больше проблем вызывает то, что судебная власть вмешивается в вопросы, которые по сути являются политическими, а не юридическими. Когда камнем преткновения становится недовольство законами страны, то слепое апеллирование к этим же самым законам превращается в «Уловку-22». То, что решения по таким важным вопросам, как разделение полномочий между регионами, принимаются не через общее голосование и политические переговоры, а несколькими людьми в мантиях, вызывает огромное раздражение у несогласных.
Отделение против демократии
У кого-то может сложиться впечатление, что основной аргумент каталонских сепаратистов – это экономические выгоды отделения от Испании. Хотя такие доводы действительно звучат («хватит кормить Эстремадуру»), происходит это все реже. Более того, резкое обострение ситуации произошло именно тогда, когда экономическая ситуация в Испании нормализовалась.
Существенное увеличение сторонников независимости в последние годы произошло в основном из-за неуклюжих действий Мадрида. Борьба за проведение октябрьского референдума подавалась его организаторами прежде всего как борьба за демократию и возможность выражать свое мнение путем голосования. В преддверии референдума на баннерах, призывавших принять в нем участие, слово «демократия» встречалось даже чаще, чем слово «независимость».
Подобный подход разделяли даже некоторые противники отделения. Те 10% населения, кто не поленился принять участие в запрещенном референдуме, но проголосовал против, по большей части состояли именно из людей, кто был одинаково недоволен как идеей независимости Каталонии, так и попытками решить этот вопрос в закрытых кабинетах.
Образ борцов за демократию обеспечивал сторонникам независимости моральное превосходство. Их позиция вызывала сочувствие даже у некоторых противников отделения – они тоже хотели, чтобы их голос был услышан.
Решающим стал момент, когда речь зашла уже не о праве высказаться, а непосредственно об объявлении независимости. Лидеры сепаратистов потеряли поддержку большинства населения, когда объявили независимость, не имея на это демократического мандата, а совсем не тогда, когда Мадрид ввел в действие 155-ю статью и официально распустил каталонское правительство.
Ни одно из голосований, прошедших в Каталонии, не свидетельствовало о том, что большинство населения действительно хочет отделиться. Выборы в парламент Каталонии в 2015 году подавались почти как голосование по вопросу об отделении. Политическая программа ведущего политического блока «Вместе за Да», по сути, сводилась к этому вопросу – быть Каталонии независимой или нет. И набрал этот блок меньше 40%. Даже вместе с голосами еще более радикального блока CUP сепаратисты набрали лишь 48% голосов. Но из-за того что эти 48% обернулись небольшим большинством мест в каталонском парламенте, сепаратисты поспешили объявить о своей победе и о том, что большинство населения Каталонии жаждет независимости.
Результаты октябрьского референдума тоже были абсолютно неубедительными. Красивая цифра 90% за независимость разбивается о 40% явки. То есть за отделение высказалось лишь 36% населения.
Принятие столь судьбоносного решения, как отделение от Испании, на основании такой зыбкой поддержки очень плохо стыкуется с общепринятыми нормами демократии. Это лишило каталонское правительство поддержки существенной группы избирателей, для кого защита демократических норм была важнее, чем вопрос независимости.
Накопленные раздражители
Сейчас ситуация в Каталонии развивается одновременно и в политическом, и в правовом русле. Пока суды принимают решения об аресте бывших членов каталонского правительства, все готовятся к новым выборам, назначенным на декабрь. И основная интрига в том, кто на них победит.
Результаты предыдущих голосований и соцопросы показывают, что население Каталонии разделено примерно поровну между сторонниками и противниками независимости. И те и другие уверены, что победа останется за ними. Сказать, кто из них прав, сейчас невозможно.
Но кто бы ни победил на выборах, эта победа будет, скорее всего, зыбкой. Консенсуса в обществе нет, а голосовать люди будут скорее против, чем за. На каждого раздраженного действиями Мадрида найдется такой же раздраженный безответственным объявлением независимости.
В любом случае победителям придется вести очень сложный диалог с Мадридом о статусе Каталонии в составе Испании. Все разговоры о независимости на данный момент можно забыть. Но и рассчитывать на то, что удастся безболезненно сохранить статус-кво, тоже не приходится.
Максимум, на что пока готов Мадрид, это расплывчатые заявления, что мы можем потом как-нибудь обсудить увеличение полномочий Каталонии, которые, по утверждению самого Мадрида, и так уже чуть ли не самые большие в Европе.
Сам по себе намек на открытость к диалогу – это уже глоток свежего воздуха, но утверждение, что уровень автономии Каталонии чуть ли не самый высокий в Европе, вызывает много вопросов и выглядит как явное передергивание. Как минимум в самой Испании есть Страна басков, которая обладает на порядок большим уровнем автономии, вплоть до самостоятельного сбора налогов.
Безусловно, Испания не может позволить себе предоставить огромной Каталонии такую же самостоятельность, что и небольшой Стране басков. Но этот пример – важный раздражитель для многих сторонников каталонской независимости. Особенно потому, что баски добились такого высокого статуса не мирными референдумами и митингами, а во многом благодаря террористической активности ЭТА.
Пока что нет даже намека на то, что каталонцы готовы взять на вооружение террористические методы. Терроризм в современной Европе монополизирован религиозными фанатиками и перестал быть средством политической борьбы, как это было еще несколько десятков лет назад. Но в качестве раздражителя для сторонников каталонской автономии пример Страны басков никуда не девается.
Аргументация Мадрида выглядит неубедительной и без специфичного примера Страны басков. Не имеет никакого смысла сравнивать Испанию с мелкими государствами Европы, половина из которых меньше не только Испании, но и Каталонии. Децентрализация актуальна только для достаточно больших и разнородных стран.
В Европе есть четыре государства сравнимого с Испанией размера – Германия, Франция, Великобритания и Италия. В двух из них – Германии и Великобритании – все составляющие их регионы обладают большим уровнем автономии, чем Каталония. В Италии сразу пять регионов обладают статусом автономий с более широкими полномочиями, чем Каталония. Лишь во Франции уровень децентрализации ощутимо меньше, чем в Испании.
Но Франция гораздо более однородная страна, чем Испания. Сознательная политика по гомогенизации населения в XIX веке и две мировые войны привели к тому, что во Франции региональные различия во многом стерлись. Отсюда и низкий уровень децентрализации.
В конечном итоге именно разнородность регионов внутри страны объясняет равновесный уровень децентрализации, при котором не происходит существенных политических конфликтов. Поэтому даже в небольших, но разнородных государствах (Бельгия или Швейцария) уровень децентрализации существенно превышает испанский.
Попытки навязать одинаковые правила игры и жесткое управление из центра в странах с существенно разнородным населением (включая и Россию) в итоге всегда приводят к росту напряженности и кризисам, подобным каталонскому. Поэтому сложно себе представить долгосрочное решение каталонской проблемы без существенных изменений в статусе региона. Вопрос в том, когда это произойдет и обязательна ли для этого смена правительства в Мадриде. Но это станет понятно только после декабрьских выборов.