С началом войны взаимодействие России и Китая выросло во всех направлениях. Москва не скрывает того, что делает на КНР ставку в глобальном противостоянии с Западом, и видит в Пекине альтернативный центр силы со схожими интересами и ценностями. Товарооборот двух стран, достигший в прошлом году рекордных $190 млрд, увеличился еще на 39% в первом квартале этого года (квартал к кварталу). Резко вырос и экспорт российского сырья в Китай, и импорт в Россию китайской бытовой и строительной техники, мобильных телефонов, автомобилей и огромного количества других товаров.
Неудивительно, что все это порождает разговоры о формировании чуть ли не вассальной зависимости России от Китая, где Пекин, пользуясь экономическими рычагами и изоляцией России на Западе, сможет превратить Москву в послушную марионетку, принуждая к унизительным и односторонним уступкам. Причем эти опасения единодушно разделяют и самые жесткие противники российского режима на Западе, и провоенные ультрапатриоты в самой России.
Очевидная, более чем десятикратная разница в размерах экономик двух стран превратила выражение про «вассальную зависимость» в штамп, о верности которого уже никто особо не задумывается. И напрасно, потому что при ближайшем рассмотрении выясняется, что зависимость эта совсем не такая односторонняя и тем более — не вассальная, а у России сохраняется немало рычагов в отношениях с Китаем.
Отсутствие доказательств
Начать стоит с самого распространенного тезиса об экономической зависимости, которая на поверку оказывается совсем не такой тотальной. Даже после рекордного роста во время войны доля Китая в торговле России достигла примерно 22%, что, несомненно, много, но не беспрецедентно. Такая же доля у КНР, например, в торговле Южной Кореи, что не мешает последней оставаться близким союзником США и проводить независимую от Пекина внешнюю политику.
Еще большая доля (26%) приходится на Китай во внешней торговле Австралии, руководство которой активно участвует в работе антикитайских объединений AUKUS и Quad. Не говоря уже про Тайвань, где Китай обеспечивает почти 40% внешнеторгового оборота, но это не особенно помогает Пекину добиться от тайваньцев более дружественной позиции.
Конечно, в отличие от России, ни Южная Корея, ни Австралия, ни Тайвань не обложены западными санкциями, а потому не так ограничены в выборе торговых партнеров. Но значение Китая во многих глобальных цепочках поставок таково, что и без санкций он оказывается фактически безальтернативным потребителем и поставщиком огромного перечня продукции и ресурсов. Тут можно вспомнить пример Австралии, которая, начав в 2019 году «первый в истории декаплинг» (разрыв связей с Китаем по политическим соображениям), столкнулась с таким падением экспорта, что до сих пор уговаривает Пекин откатить ситуацию назад.
Сейчас Китай — крупнейший торговый партнер примерно для 120 государств, и многие из них экономически куда более зависимы от него, чем Россия. Этот дисбаланс не мешает им выходить из инвестиционных соглашений, десятилетиями вести с Пекином пограничные конфликты и становиться союзниками США или Евросоюза. В российском случае тут нужно добавить оговорку про экспорт газа, где гибкость сильно ограничена из-за зависимости от соответствующей инфраструктуры, но уже с нефтью выбор партнеров у Москвы гораздо шире. Даже сейчас объем поставок российской нефти в Индию (1,7 млн баррелей в день) и некрупные развивающиеся страны (1,6 млн) вполне сопоставим по отдельности с экспортом в КНР (2,2 млн).
Если говорить об импорте, помимо Китая, целый ряд стран (Турция, ОАЭ, Индия, государства Центральной Азии) становятся хабами для серой торговли, которые вполне способны обеспечить какой-никакой приток нужных товаров на российский рынок. Новые пакеты санкций, без сомнения, сделают работу стран-посредников тяжелее, но представить их стопроцентную эффективность достаточно трудно: это потребует кропотливой многолетней работы, связанной с угрозами в адрес государств, правительства которых заботятся о своем суверенитете не меньше Китая. Товары, попавшие в Россию через Турцию или Казахстан, могут быть дороже или хуже китайских, но от этого они не перестают быть реальной альтернативой.
Не видно пока и тех уступок, к которым Пекин должен был бы принуждать Москву с помощью новообретенных экономических рычагов. Россия так и не присоединилась к флагманскому проекту Си Цзиньпина «Пояс и Путь», не признала претензии Китая на акваторию Южно-Китайского моря и не торопится заключать с китайцами кабальные концессионные соглашения или хотя бы изменять законодательство в этом направлении. Перенос на территорию РФ грязных производств (обсуждался, но не случился), строительство вылетных железнодорожных путей, не имеющих остановок в самой России (такой стала бы магистраль Пекин — Берлин, будь проект реализован), одностороннее снижение пошлин или хотя бы введение безвизового режима для граждан КНР показали бы, что Китай нужен России больше, чем она ему, но ничего из этого не происходит.
Через почти полтора года после начала войны взаимодействие между РФ и КНР идет в основном по тем же правилам, что и до нее. Единственным значимым развитием ситуации стало недавнее открытие небольших пограничных маршрутов Благовещенск — Хэйхэ и Нижнеленинское — Тунцзян, которые строились абсурдно долго из-за противодействия российских спецслужб.
Объем инвестиций из Китая в Россию увеличился в 2022 году на 150%, но по-прежнему остается небольшим, в том числе потому что Москва не готова принимать китайские вложения совсем уж без ограничений.
На независимость Москвы косвенно указывает и череда уголовных дел о шпионаже в пользу Китая среди российских ученых, которые российские спецслужбы сознательно выносили в прессу. Их можно было бы попытаться замять, чтобы не раздражать партнеров, но никто этого не делает, несмотря на установленную в стране жесткую цензуру. Трудно представить себе аналогичную публичную кампанию, например, в Германии в отношении информаторов американской разведки.
Отсутствие мотивов
Есть и другой важный вопрос, на который трудно ответить в рамках логики вассалитета: для чего конкретно Пекин мог бы стремиться установить с Москвой такие неравноправные отношения? И без всякого давления трудно найти сферы, где Россия отказывалась бы сотрудничать с Китаем на обычных условиях.
Российский рынок открыт для китайских товаров, и в расширении их ввоза заинтересован скорее Кремль, чья задача — не допустить социального напряжения. Точно так же, без дополнительного давления, Россия сама охотно поставляет в Китай столько необходимых ему ресурсов, что их поток ограничен только пропускной способностью торговых путей.
В технологической сфере ситуация сложнее: чрезмерная зависимость от поставок критического оборудования одной компании (например, Huawei) действительно создает угрозу безопасности. Но здесь ситуация для России не слишком изменилась со времен довоенного сотрудничества с Западом. Российского оборудования нет и не появится, а значит, выбор состоит в том, кто будет иметь доступ к данным: Вашингтон, Брюссель или Пекин. В нынешней конфигурации сотрудничество с Китаем создает наименьшую угрозу для безопасности Кремля.
Попытки Пекина продавить Москву по небольшому числу тех направлений, где это могло бы иметь смысл (политические заявления, отдельные ресурсные концессии), были бы чреваты катастрофическими последствиями. В прошлом году Владимир Путин наглядно продемонстрировал, на какие жертвы он готов заставить пойти Россию ради противостояния «угрозам ее суверенитету», как его понимают в Кремле. Так что в случае реальной попытки вассализации со стороны Китая российское руководство скорее предпочло бы лишить россиян китайских товаров и полностью перейти на серый импорт через другие страны, чем подчиниться Пекину.
Нематериальные активы
В довершение, война не только усилила китайские позиции в отношениях с Россией, но и дала Москве несколько важных козырей. Главные среди них — это информация о противостоянии санкциям и о боевых действиях против западного оружия, которую Китаю кроме как из Кремля просто неоткуда больше получить.
Пекин уже давно рассматривает углубление конфронтации с Западом как неизбежный процесс. Нельзя сказать, что такой подход не имеет под собой оснований. С момента объявления администрацией Барака Обамы политики «поворота в Азию» в 2011 году Китай рассматривается в США исключительно как стратегический противник, даже если это определение периодически разбавляют заявлениями о возможности конструктивного взаимодействия. Евросоюз долго старался стоять в стороне от этой конфронтации, но в 2019 году также закрепил Китай в стратегических документах как «системного противника».
Менять свою политику Пекин, очевидно, не намерен, поэтому введение новых санкций по образцу российских выглядит лишь вопросом времени. Тесное взаимодействие между администрациями руководителей и другими госорганами двух стран позволяет Пекину понять, как санкции влияют на экономику, какие существуют способы обхода и уклонения от них, как будет вести себя финансовая система, какие меры защиты эффективны, а какие — нет. Конечно, экономики России и Китая очень разные, но обе они функционируют на рыночных началах и многие процессы в них схожи.
Опыт, который сейчас получает российская армия в Украине, еще более интересен для Пекина. Значительная часть китайского оружия либо закуплена у России, либо является результатом эволюции российских и советских образцов. В Украине это оружие проходит масштабное испытание на прочность в столкновении с западными образцами, причем в настоящей войне.
Конечно, в случае атаки на Тайвань этот опыт может пригодиться не полностью, но даже десятую часть этой информации пришлось бы добывать кровью солдат и ценой поражений, если бы Китай решил приобрести ее самостоятельно. А налаженное взаимодействие между военными двух стран дает Китаю доступ к ней без особых затрат.
Отношения между Россией и Китаем отнюдь не безоблачны, но общие интересы руководства двух стран и стратегическая логика противостояния с Западом создают прочный базис для достаточно равноправного сотрудничества. В нем у Китая есть определенная возможность, но нет особых причин превращать Россию в своего вассала. И перспектив изменения в этой ситуации на горизонте 5–10 лет нет.
