Пока Владимир Путин увлечен войной и почти не обращает внимания на внутреннюю повестку, гражданская часть вертикали власти в России переживает серьезный кризис. Ее радикальные элементы предлагают закрывать экономику и ужесточать законодательство. Правительство и часть президентской администрации, наоборот, пытаются сохранить стабильность системы. Однако полномочиями принимать решения не обладают ни те, ни другие — президент хочет быть единственным начальником в стране.
В результате «центры принятия стратегических решений» оказались в кризисе, их теперь фактически нет. Радикалы и лоббисты начинают смело обмениваться мнениями с теми, чья позиция раньше была указанием к действию. Разнонаправленные сигналы, которые посылают осмелевшие представители власти, множат управленческий хаос и тревожность российского общества.
Идеи без спроса
В начале февраля спикер Совета Федерации Валентина Матвиенко выступила с революционной идеей — предложила до конца войны наложить мораторий на действие 44-го федерального закона, по которому все госзакупки проводятся на открытых конкурсах. Контрактная система госзакупок была введена еще в 2013 году и считалась одним из достижений правительственных технократов. Расходование бюджетных средств стало прозрачнее, ценообразование — реалистичнее, а победителей конкурсов можно было отследить.
Матвиенко в буквальном смысле потрясла одну из основ российской управленческой системы, и к ее словам отнеслись всерьез. Ведь раньше такие высокопоставленные спикеры выражали консолидированную точку зрения власти, согласованную со всеми участниками вертикали. Поэтому еще год назад заявление Матвиенко считывалось бы однозначно: раз председатель Совфеда предлагает отменить конкретный закон, то так тому и быть.
Однако быстро выяснилось, что спикер СФ не советовалась по этому поводу ни с президентом, ни с правительством. Мало того, отсутствие согласования публично подчеркнул пресс-секретарь президента Дмитрий Песков. А кабинет министров передал Матвиенко привет через газету «Ведомости»: анонимный высокопоставленный чиновник прямо назвал инициативу «нереалистичной».
Казалось бы, столь однозначный отказ Пескова и правительства должен был положить конец дискуссии. Но нет, Матвиенко, часть сенаторов и стоящий за ними крупный бизнес, зарабатывающий на госконтрактах, не намерены отказываться от своей идеи. Ведь они вписали ее в модный тренд — открытые госзакупки замедляют госаппарат и мешают ковать победу, поэтому лучше обойтись без них. Увлеченному войной президенту такая постановка вопроса может прийтись по душе, так что споры вокруг моратория продолжатся.
Инициатива Матвиенко далеко не единственный пример производства противоречивых и несогласованных идей внутри вертикали. Несколько месяцев назад вице-премьер Андрей Белоусов предложил ввести в каждом федеральном министерстве посты замов министра по научно-технической трансформации. Идея хорошо вписывалась в моду на импортозамещение и опору на собственные силы, которые продвигал сам Путин.
Однако эти должности в штатном расписании кабинета министров так и не появились. Для правительства Михаила Мишустина Белоусов — фигура внешняя и чуждая. Он предложил лишнюю работу, и аппарат благополучно ее саботировал.
Осенью прошлого года другую трендовую идею в той же сфере импортозамещения презентовал еще один влиятельный участник вертикали — глава Сбербанка Герман Греф. По его задумке, правительство должно было снизить процентные ставки по кредитам для компаний, которые занимаются импортозамещением и инфраструктурными проектами до 1–5%. Но никаких решений не последовало — вопрос остается открытым.
Спор об уехавших
Еще более яркий раскол внутри вертикали касается судьбы уехавших россиян и их имущества. Вице-спикер Госдумы и бывший детский омбудсмен Анна Кузнецова предложила конфисковать недвижимость эмигрантов в пользу детей-сирот. Ее поддержал спикер Госдумы Вячеслав Володин с оговоркой, что имущество надо отнимать только у тех, кто «поливает грязью Родину».
Тактическая цель этих выступлений понятна — статусные депутаты хотят лишний раз попасть в СМИ и на глаза президенту в патриотическом контексте. Но такие заявления отпугивают тех специалистов, кто уехал из России временно и подумывает о возможности вернуться. Также любые новости о мобилизации и новых ограничениях тревожат российское общество, что прямо противоречит усилиям другой части вертикали, пытающейся его успокоить.
Генсек «Единой России» Андрей Турчак говорит, что задача власти в том, чтобы уехавшие специалисты «как можно скорее вернулись». Похожим образом высказывается Песков. Один из публичных представителей группы «Ростеха», губернатор Нижегородской области Глеб Никитин также рассуждает о том, что эмигрировавших специалистов надо привлекать обратно. Дискуссия между различными частями власти идет давно, но к завершению прийти не может.
Эти споры приводят к управленческому хаосу. Летом прошлого года Минфин хотел повысить подоходный налог для релокантов с 13% до 30%. Осенью от этих мыслей отказались — видимо, из-за возражений крупных компаний вроде «Яндекса» и «Сбера», чьи ценные сотрудники покинули страну.
В былые времена отказ Минфина поставил бы точку в этом вопросе, но уже в декабре тот же Володин объявил, что Дума разработает законопроект о повышении налогов для уехавших россиян. А сенатор Андрей Клишас от лица «Единой России» сообщил, что партия готовит поправки в Трудовой кодекс о запрете на удаленную работу для представителей некоторых профессий, включая IT. Но ему быстро возразила спикер Матвиенко: IT-отрасль надо, наоборот, поддерживать, а не ставить ей препоны.
Володин, Клишас, Матвиенко — еще недавно все они были тяжеловесами в российской вертикали власти и не делали заявлений просто так. Теперь же они говорят ровно противоположные вещи, и нет никакой возможности понять, чья позиция возьмет верх. Поправки по налогообложению уехавших в кодекс до сих пор не внесли, но тему так и не похоронили.
Полифония по-кремлевски
Публичное единство всегда было одним из главных правил работы российской вертикали власти. Споры должны были вестись за закрытыми дверями и модерироваться высшим руководством. Несогласных с консолидированным мнением смещали с постов, не глядя на прошлые заслуги. Так в 2011 году произошло с экс-министром финансов Алексеем Кудриным, который раскритиковал на тот момент президента Дмитрия Медведева. Депутаты, голосовавшие против антимагнитского закона в 2012 году, оказались за бортом политической жизни в России.
Попыток выразить отличное мнение практически не было. Теперь же публичные споры об изменении законодательства, устоев вертикали стали нормой. В них участвуют ведущие представители власти, и они не просто говорят — они предлагают действовать.
Эти споры могут длиться месяцами и ничем не закончиться, хотя в них задействованы былые центры принятия решений — президентская администрация и правительство. Раньше их слова было достаточно, чтобы осадить спорщиков, а сейчас они — лишь участники дискуссии.
Президентская администрация, всеми силами старающаяся снизить тревогу в обществе, не может утихомирить Володина и его соратников, которые эту тревогу множат. Правительство расплывчато отвечает Матвиенко или вовсе не замечает какие-то инициативы.
Почему это происходит? С началом войны президент Путин полностью взял управление страной в свои руки, став единственным начальником. Функции былых центров принятия решений оказались редуцированы — они могут заниматься тактическим планированием, а стратегические вопросы находятся в сфере ответственности главы государства. Но увлеченному войной президенту явно не до «гражданских вопросов», и отдельные части вертикали это чувствуют.
Если у центров принятия решений нет былой мощи, почему бы не попробовать навязать вертикали свою повестку, втянув былых арбитров в споры? Если раньше согласованная позиция президентской администрации и правительства была руководством к действию, то сейчас это — лишь одно из мнений в дискуссии. Предложения радикалов — такое же мнение.
Представители вертикали, рассчитывающие, что их радикализм придется по душе президенту, начинают активно участвовать в агрессивном обмене мнениями и пользуются этой полифонией. Путин пока не отвлекается от войны, поэтому дискуссии множатся и продолжаются. А радикалы и рисковые лоббисты, решившие вступить в битву мнений, могут ее выиграть — по крайней мере, на отдельных ее участках.
