На октябрь в Грузии запланированы местные выборы, но полноценными они не будут: восемь оппозиционных партий, включая крупнейшие, не собираются участвовать в кампании. Они объясняют свое решение отказом признавать легитимность правящей партии «Грузинская мечта» после спорных парламентских выборов 2024 года. Такая тактика вписывается в логику непризнания нынешней власти Грузии, но вместе с тем исключает оппозицию из оставшихся механизмов участия в политической жизни страны.
На фоне затухающих протестов бойкот выборов может перестать быть инструментом давления на власть и привести к окончательной политической маргинализации оппозиции. А ведь именно этого давно и добивалась «Грузинская мечта».
Четыре вместо лучше
Ситуация, когда в Грузии, где более 80% общества поддерживает евроинтеграцию, проевропейская оппозиция сталкивается с угрозой маргинализации, может показаться парадоксальной. Однако у грузинских оппозиционеров хватает проблем, которые привели к такому результату.
Главная среди них — это внутренние споры и противоречия в рядах оппозиционных движений. Они не смогли объединиться в единую коалицию ни для парламентских выборов октября 2024 года, ни после них и до сих пор продолжают выступать как несколько различных партий и партийных блоков с сопоставимой популярностью.
Крупнейшая оппозиционная сила — это коалиция «Единство — Национальное движение», в основе которой партия экс-президента Михаила Саакашвили «Единое национальное движение» (ЕНД). Сейчас к ней присоединились силы, в прошлом отколовшиеся от ЕНД: «Стратегия Агмашенебели» (партия Георгия Вашадзе, автора многих законодательных реформ времен Саакашвили) и «Европейская Грузия». Последняя хоть и создавалась в 2017 году как «ЕНД без культа личности Саакашвили», но в итоге потеряла большую часть видных политиков и вернулась под влияние материнской партии.
А вот другие оппозиционеры не смогли смириться с тем, что ЕНД много лет отказывается признавать злоупотребления времен Саакашвили. Так появилась «Коалиция за перемены». В нее вошли партии «Ахали», «Дроа» и «Гирчи — больше свободы». Первые две возглавляют выходцы из ЕНД — Ника Мелия и Элене Хоштария соответственно. А «Гирчи» — это объединение местных либертарианцев. Эта коалиция сделала ставку на молодого избирателя из среднего класса, а также на бизнес, которому обещала либерализацию законодательства и снижение налогов.
Есть еще и третья оппозиционная коалиция — «Сильная Грузия». Туда вошли партия «Лело», созданная бывшими банкирами, которые жестко критиковали Саакашвили, «Для народа» бывшего замминистра обороны Анны Долидзе, «Граждане» во главе с городским активистом Алеко Элисашвили и движение «Площадь Свободы». От других политических групп «Сильная Грузия» отличается упором на социальные вопросы вроде обещаний повысить пенсии, ввести налоги на казино, а также запретить гражданам РФ покупать сельскохозяйственные земли.
Наконец, отдельно выступает партия «За Грузию» экс-премьера Георгия Гахарии, который позиционировал себя как умеренную альтернативу и оппозиции, и «Грузинской мечте» — силе, которая в 2019 году выдвинула его на пост главы правительства.
Четыре политические силы — это все, что получилось из попыток Саломе Зурабишвили, президента Грузии до 29 декабря 2024 года, объединить оппозицию для скоординированного противостояния с «Грузинской мечтой».
Не едины и не непобедимы
Создавать единый блок оппозиционеры отказались, объясняя это тем, что «избиратели могут иметь разные политические взгляды». Однако как раз во взглядах большой разницы между оппозиционными партиями нет — почти все они выступают за евроинтеграцию, независимые суды, парламентскую демократию и широкие реформы, резко критикуя многочисленные законодательные инициативы «Мечты». По сути, их политические программы сводятся к лозунгу «За все хорошее против всего плохого» без четкого объяснения, как именно они будут управлять страной в случае смены власти.
Куда сильнее разобщенность оппозиции связана с личными конфликтами: многие лидеры — бывшие союзники или соперники эпохи Саакашвили — не смогли преодолеть взаимное недоверие. Дополнительную фрагментацию создают новые расколы. Так, например, появилось две партии с почти идентичными названиями — «Гирчи» и «Гирчи — больше свободы».
Для грузинских политиков самый простой путь к тому, чтобы возглавить партию, — это выйти из старой и основать собственную новую. К примеру, Ника Мелия был смещен с поста главы ЕНД и создал «Ахали», а Элене Хоштария после выхода из «Европейской Грузии» основала «Дроа». Открытые внутрипартийные праймериз не пользуются в грузинской политической системе большой популярностью. Такая модель усложняет внутрипартийный диалог, отдаляет политиков от избирателей и мешает выработке долгосрочных стратегий. А главное, во время выборов множество оппозиционных партий отнимают друг у друга голоса.
Тем не менее мало кто из партийных лидеров оказывается готов жертвовать личными амбициями, каждый видит себя в кресле премьер-министра. Результат закономерен — единого лидера у грузинской оппозиции нет. Попытку стать таким лидером предпринимала Саломе Зурабишвили, но после завершения президентского срока она перестала играть заметную роль в политической жизни.
Цена такой разобщенности была хорошо видна уже на парламентских выборах 2024 года. Тогда «Грузинская мечта», по официальным данным, получила более 53% голосов, в то время как «Коалиция за перемены» набрала чуть более 11%, а другие участники гонки — и того меньше. Оппозиционеры и международные наблюдатели зафиксировали большое количество нарушений на выборах, но даже без подтасовок оппозиция вряд ли одержала бы уверенную победу.
Возмущенные фальсификациями и воодушевленные массовой поддержкой на улицах оппозиционеры тогда решили бойкотировать работу парламента. Но со временем такой бойкот стал выталкивать их из политической жизни страны. Вместо того чтобы наращивать влияние в обществе, которое, по данным опросов, в большинстве своем не одобряет действия власти, оппозиция все глубже погружается в изоляцию и теряет доверие даже собственного электората.
Ни в парламенте, ни на улицах
Настроения в обществе заметны по уровню уличной протестной активности. Хотя большинство грузин поддерживают право на протесты, даже оппозиционный электорат уже устал митинговать. Протесты в Тбилиси проходят каждый день, но год назад на улицы выходили десятки тысяч человек, а сейчас — просто десятки.
Оппозиция так и не смогла трансформировать общественное недовольство в политическую альтернативу. Идеологически противники «Грузинской мечты» по-прежнему ориентированы на средний класс Тбилиси и Батуми, а за пределами крупных городов их влияние ограничено. В провинции продвигаемая оппозиционерами повестка — евроинтеграция, соблюдение демократических норм, недопустимость сближения с Россией — проигрывает бытовым заботам, патерналистским ожиданиям и ценностному консерватизму.
«Мечта» тем временем успешно продвигает имидж оппозиционеров как людей, оторванных от «настоящих проблем народа». Оппозицию обвиняют в попытках дестабилизировать ситуацию при помощи внешних врагов, навязать чуждые «традиционным ценностям» нормы, в том числе через связь с мифическим «ЛГБТ-лобби». Такая риторика, которую поддерживают провластные медиа и религиозные лидеры, эффективно работает на маргинализацию оппозиции.
При этом ужесточение законодательства при пассивности оппозиции делает участие в протестах все более рискованным и менее оправданным в глазах самих протестующих. На фоне отсутствия единого лидера и внятного плана действий цена протеста растет, а сам он теряет привлекательность как форма действия. Об этом прямо говорят сами участники акций.
Старая власть, новые правила
Пока уличная мобилизация слабеет, «Грузинская мечта» укрепляет позиции, продавливая свою повестку — от лишения мандатов оппозиционеров до принятия ограничительных законов. Умелая эксплуатация чувства страха, усталости общества и недоверия к оппозиции позволяет властям сохранять полный контроль над ситуацией в стране — не прибегая к масштабному насилию, но последовательно зачищая поле возможной конкуренции.
Пользуясь отсутствием сдержек и противовесов, власти Грузии приняли множество законов, которые еще несколько лет назад казались немыслимыми. К примеру, закон «об иностранном влиянии» теперь обязывает все организации, получающие более 20% финансирования из-за рубежа, регистрироваться в специальном реестре. Инициатива стала ударом по независимым СМИ и правозащитным организациям.
Также ужесточились наказания за административные правонарушения, что используется в числе прочего против протестующих: их, как правило, штрафуют за «перекрытие дорог». Более того, эта норма применяется и против журналистов, освещающих акции. У некоторых уже скопилось штрафов более чем на 10 тысяч долларов.
Удары наносятся и по оппозиционным партиям. Власти создали парламентскую комиссию по расследованию предполагаемых злоупотреблений «режима Саакашвили». Большинство лидеров оппозиции отказались приходить на слушания, за что их приговорили к небольшим, но реальным тюремным срокам. В результате кому-то из них пришлось уехать из страны, другим — по всей видимости, отказаться от бойкота предстоящих выборов в обмен на помилование.
В результате «Грузинской мечте» удалось выстроить систему, где власть одной партии институционально делегитимизирует оппонентов. Формально многопартийная демократическая система сохраняется, но на практике все институты работают в интересах лишь одной политической силы.
В бойкоте и в растерянности
Назначенные на октябрь местные выборы, скорее всего, помогут «Грузинской мечте» еще больше консолидировать власть в своих руках. Большинство оппозиционных партий не намерены участвовать в кампании, объясняя это тем, что они не признают контролируемый «Мечтой» парламент легитимным.
С одной стороны, это логично: не признаешь легитимность власти, обвиняя ее в массовых фальсификациях на выборах, — не участвуешь в избирательных кампаниях. С другой — добровольный отказ от участия в выборах лишает оппозицию последних точек влияния — муниципалитетов и мэрий. Оппозиция передает эти позиции правящей партии без борьбы.
К тому же решение о бойкоте усилило раскол внутри оппозиционного лагеря. Партия «Лело» объявила о намерении участвовать в выборах — и немедленно подверглась критике за «предательство» и «легитимацию власти» «Грузинской мечты».
Отдельной слабостью оппозиционного лагеря остается чрезмерная надежда на внешнюю поддержку. Евросоюз и США ранее выражали обеспокоенность политической ситуацией в Грузии, осуждали полицейское насилие и даже вводили точечные санкции против грузинских чиновников. А Европарламент официально не признал результаты выборов-2024. Однако эти меры не сказались сколь-либо серьезно на устойчивости власти. Более того, сейчас — в условиях войны в Украине и напряженности в других регионах — внешние партнеры не уделяют и, вероятно, не могут уделять грузинской ситуации много внимания.
Тем временем «Грузинская мечта» действует последовательно. Внутри партии не наблюдается конкуренции: лидерство ее основателя, миллиардера Бидзины Иванишвили, никто не ставит под сомнение. А репрессивные меры остаются точечными — вполне пугающими, чтобы сдерживать протестную активность, но недостаточно радикальными для широкой международной реакции. Стратегия по ослаблению оппозиции приносит плоды.
Однако в долгосрочной перспективе именно политический вакуум может стать источником нестабильности. Без внятной оппозиции общественное недовольство легко перерастет в неконтролируемую уличную мобилизацию. Протестный потенциал в Грузии никуда не исчез. Недоверие к выборам, возможная отмена безвизового режима с ЕС, усиливающееся давление на гражданское общество или какие-то другие причины — действия властей или даже просто их риторика — могут стать катализаторами новой волны протестов, которые будет уже некому возглавить и канализировать в ненасильственный политический диалог.
Ссылка, которая откроется без VPN, — здесь.
