Источник: Getty
Комментарий

Пасынки аннексии. Какое место в российской власти заняли элиты оккупированных регионов Украины

Стремление бывших украинских политиков, работающих на оккупированных территориях, быть признанными как ровня российским коллегам не слишком поощряется, а риски с каждым днем все выше. На этом фоне перспективнее выглядит индивидуальная интеграция в систему, когда каждый сам ищет себе теплое место в российской вертикали

1 августа 2023 г.
Российская Федерация включила Фонд Карнеги за международный мир в список «нежелательных организаций». Если вы находитесь на территории России, пожалуйста, не размещайте публично ссылку на эту статью.

С 2014 года Россия, аннексируя украинские регионы, вместе с новыми территориями инкорпорировала в свою систему власти и местные элиты, сделавшие ставку на сотрудничество с Кремлем. Большая часть этих людей были давними клиентами Москвы: видными деятелями пророссийских партий, агентами влияния, бизнес-партнерами российских олигархов. Но встречаются среди них и те, кого случайно вынес наверх водоворот событий.

Обратного пути для большинства из них уже нет — в Украине они объявлены госизменниками и стали фигурантами уголовных дел, а на Западе внесены во всевозможные санкционные списки как пророссийские коллаборационисты. Остается только интегрироваться в российскую политику.

Однако иерархическая система РФ с ее устоявшимися кланами неохотно пускает в свои ряды неофитов. Несмотря на заявления про «один народ», пока выходцы с новых территорий воспринимаются российским чиновничеством как чужаки. Поэтому новичкам приходится группироваться в собственные кланы, помогающие лоббировать выгодную им повестку на федеральном уровне.

Лучше всего это получается у крымской группировки. Некогда легендарный донбасский клан сейчас, наоборот, выглядит довольно слабо, в том числе из-за переменчивой ситуации на фронтах, хотя там есть ряд сильных игроков. Труднее всего приходится выходцам из Херсона и Запорожья, чья территориальная база вообще рискует исчезнуть в результате украинского контрнаступления.

Все эти группировки объединяет то, что их судьба полностью зависит от успехов российской армии. В случае поражения Кремля их всех ждет бесславный конец, поэтому логика событий превращает их в заведомых поборников ястребиного внешнего курса и «войны до победного конца».

Одновременно они же оказываются самыми страстными сторонниками закручивания гаек внутри России, поскольку любые перемены опасны для их нынешнего положения, во многом завязанного на личную лояльность Владимиру Путину. Им трудно найти других союзников внутри российского режима: для умеренных технократов они воплощают самые агрессивные проявления путинизма, а для ультрапатриотов — слишком ненадежны, потому что однажды уже предали.

Крымский симбиоз

Ярче всего эти тенденции проявляются на примере крымской группировки. В Крыму у власти остались прямые собеседники Москвы из Украины — представители местных структур Партии регионов, игравшие роль ее русофильского крыла, а также актив местных радикальных пророссийских организаций.

Сразу же после аннексии полуострова местные элитные группы были интегрированы в российский правящий слой, получили представительство на уровне Совфеда и Госдумы. И даже назначение в Крым отдельных варягов с континента не помешало этому процессу — быстрое смешение назначенцев и местных создало нужную синергию в совместном, в том числе коррупционном, освоении полуострова.

Символом влияния этой группы остается глава региона Сергей Аксенов, сохраняющий свой пост с 2014-го. Он благополучно пережил не одну волну слухов о скорой отставке и явно пользуется личным расположением Путина. В ответ Аксенов демонстрирует подчеркнутую лояльность своему патрону — во время недавнего мятежа Пригожина именно глава Крыма первым из российских губернаторов решительно выступил в поддержку президента, хотя до этого считался близким к владельцу ЧВК «Вагнер».

Аксенов — человек сложной судьбы. Выходец из богатой криминальной истории полуострова в 1990-х, он сделал ставку на Россию еще на заре своей политической карьеры. В 2010 году Аксенов стал лидером пророссийской партии «Русское единство» и в том же году был избран депутатом Верховного совета Автономной республики Крым.

Старт не был особенно триумфальным — его партия провела в краевой парламент только трех депутатов, а относительный успех избирательной кампании обеспечило финансирование со стороны украинского олигарха Дмитрия Фирташа, владельца титанового комбината в Крыму. Тем не менее в 2014 году Аксенов оказался на своем месте — рисковый парень с тонной компромата из 90-х — идеальная, с российской точки зрения, биография, и Кремль остановил свой выбор именно на нем.

Другая непотопляемая фигура крымской политики — это спикер заксобрания региона Владимир Константинов. Он представляет второй столп элит полуострова — бывшую номенклатуру местной организации Партии регионов. Еще в 2010 году его избрали главой Верховного совета Крыма, и с тех пор он остается на этом посту уже как глава Государственного совета Крыма в составе РФ.

Влиятельной фигурой, объединяющей оба вектора — и выходцев из Партии регионов, и пророссийских радикалов, — стал нынешний сенатор от Крыма Сергей Цеков. Он — ветеран украинской политики, один из трех депутатов Верховной Рады, голосовавших против Декларации о суверенитете Украины в 1990 году.

Затем Цеков стал видным крымским сепаратистом в 1990-х, а в 2005 году присоединился к местному отделению Партии регионов, привнеся туда жесткий пророссийский курс. На момент аннексии он занимал пост вице-спикера крымского парламента, откуда пересел в кресло российского сенатора.

Сложнее дело обстояло в Севастополе — «народный мэр» Алексей Чалый, вместе с Аксеновым подписывавший декларацию об аннексии Крыма, оказался слишком «народным» и не вписался в чиновничьи реалии РФ со своими идеалистическими представлениями о российских порядках. Его быстро заменили на посту губернатора Севастополя на российского чиновника Сергея Меняйло.

В 2014–2016 годах Чалый руководил городским парламентом, воевал со своим преемником на посту губернатора, но проиграл и окончательно ушел из политики. С 2020 года Севастополем руководит Михаил Развожаев, типичный федеральный чиновник, который, несмотря на многочисленные коррупционные скандалы в своем окружении, удерживает позиции.

Сформировавшаяся вокруг этих персоналий региональная группировка инкорпорировала в себя многочисленных деятелей режима Януковича, получивших прибежище на полуострове. Некоторые получили место в федеральных структурах через активное бизнес-лоббирование — например, экс-министр обороны Украины Павел Лебедев стал вице-президентом Российского союза промышленников и предпринимателей.

Кто-то, не имея формальных полномочий, занимается «решением вопросов» — как одиозный экс-нардеп от Партии регионов Олег Царев. Кто-то сменил шумную карьеру в Украине на скромное место в российской властной иерархии — как экс-нардеп Вадим Колесниченко, когда-то скандальный автор украинского аналога закона об иноагентах и борец против украинизации, а ныне советник севастопольского губернатора и ведущий пропагандистской передачи на местном ТВ.

Местные кадры по-прежнему доминируют в крымских органах власти. В нынешнем правительстве Крыма из 24 министров только семеро присланных с «большой земли» российских чиновников. Остальные — местные выдвиженцы, как правило, сидевшие на второстепенных постах до аннексии. Например, премьер-министр Крыма Юрий Гоцанюк, агроном по профессии, занимал руководящие посты в районных администрациях на полуострове, в 2006 году баллотировался в Верховную Раду от блока Владимира Литвина, затем присоединился к Партии регионов.

Обилие бывших украинских деятелей, воспринимающих всю постмайданную реальность как личное поражение и жаждущих реванша, подталкивает крымские элиты на максимально жесткие позиции в войне против Украины. Вплоть до того, что после начала вторжения Аксенов стал лоббировать идею возрождения «Таврической губернии» — нового федерального округа, куда вошли бы территории Крыма, Херсонской и Запорожской областей. Также люди Аксенова активно распространяли свое влияние на оккупированные территории, в том числе прибирая привлекательные бизнес-активы, хотя тут естественным ограничителем их амбиций выступают интересы других российских кланов.

Донбасс: серая зона и вахтовики

Положение элит Донбасса кардинально отличается от крымских. При всей фиктивности государственного статуса самопровозглашенных ЛНР и ДНР он держал местное начальство вне структур российской власти, в своей песочнице со строгими границами. Донбасские лидеры делили местные активы, подсиживали, свергали и убивали друг друга, но каналов взаимодействия с Россией у них было немного — в основном это были разные временщики и авантюристы, сумевшие выправить себе мандат одного из «кураторов Донбасса».

Одна из главных причин слабости местного клана была в том, что в ДНР и ЛНР Кремль в погоне за максимальной подконтрольностью сделал ставку на политических маргиналов и полностью отстранил от власти влиятельных представителей некогда могущественной Партии регионов. Несмотря на свою пророссийскую репутацию, большинство донбасских магнатов и политиков предпочли сохранить формальную лояльность Киеву или остаться политэмигрантами в Москве, а не ввязываться в рискованные игры в Донбассе.

Со временем в регионе стали появляться российские управленцы — в основном в роли кризисных менеджеров. После начала войны и официальной аннексии этот процесс еще больше ускорился. Донбасс стал превращаться в карьерный трамплин для российских чиновников. Большой сенсацией в свое время стало назначение на пост главы правительства ДНР молодого московского карьериста Виталия Хоценко, выпускника инкубатора элит Сергея Кириенко и однокурсника соратницы Навального Марии Певчих. 

После завершения вахты Хоценко отправился губернаторствовать в Омск, а его место занял другой российский чиновник Евгений Солнцев, бывший топ-менеджер РЖД, строивший железнодорожные объекты Сочинской Олимпиады. До назначения в ДНР он занимал пост помощника министра ЖКХ РФ.

Его первый заместитель в ДНР — Рустам Мингазов — выходец из команды Хоценко и, вероятно, последует за своим старым боссом на его новое место. Всего из 24 министров правительства ДНР россиян десять, при этом они занимают ключевые позиции в социально-экономическом блоке. Силовым блоком по-прежнему рулят местные «ветераны» из числа перешедших на сторону ДНР украинских силовиков, прямых клиентов ФСБ.

Похожая ситуация и в ЛНР. С 2015 года правительство там бессменно возглавляет ветеран сепаратистского движения луганчанин Сергей Козлов. До 2014 года он служил офицером украинского МЧС и занимал пост начальника штаба батальона «Заря», которым командовал будущий глава ЛНР Игорь Плотницкий. После бесславного заката карьеры Плотницкого Сергей Козлов сумел сохранить пост и при новом руководителе ЛНР Леониде Пасечнике (бывшем офицере СБУ).

Однако первым вице-премьером там с недавних пор стал россиянин Владислав Кузнецов, в прошлом топ-менеджер «Сибура» и выпускник кириенковской Школы губернаторов. Всего из 24 министров ЛНР — шестеро россиян, и почти все они так или иначе связаны с Кириенко и его проектами.

Щедро разбавленные комиссарами из РФ донбасские элиты не сильно рвутся проявлять самостоятельность. Прокремлевский конформизм и желание уцелеть в схватках московских кураторов давно стали для местной элиты самым надежным способом выжить. Неудивительно, что донбасское руководство, которое до аннексии воспринимали как послушных марионеток Кремля, после включения в состав РФ оказалось в положении аутсайдеров.

Руководство ДНР и ЛНР привыкло держаться линии партии, которую задает лично Путин, на всякий случай стараясь не конфликтовать с могущественными временщиками. В конце концов, тот же лидер ДНР Денис Пушилин пережил на своем посту кураторство и Владислава Суркова, и Дмитрия Козака, и Сергея Кириенко, послушно передавая местные бизнес-активы тому, кому прикажут.

Во время пригожинского путча лидеры ДНР и ЛНР долго хранили показательное молчание. Донецким и луганским явно недоставало веса для участия в подобных конфликтах, хотя от исхода противостояния между Пригожиным и Минобороны прямо зависело их прифронтовое будущее.

В Донецке и Луганске хорошо понимают, что любой неосторожный шаг может подтолкнуть Кремль провести в регионе полную ротацию местных элит, поставив окончательную точку в истории «самобытного Донбасса». Поэтому стараются лишний раз не высовываться и не отклоняться от путинских пожеланий.

Южный плацдарм 

Ситуация на территориях юга Украины, захваченных российской армией в 2022 году, самая сложная для местных элит. Это прифронтовая зона, где активно действуют украинские диверсионные группы, а покушения на сотрудников оккупационных администраций происходят с завидной регулярностью.

Если в Крыму и Донбассе местные элиты, переходя на сторону Москвы, опирались на широкие пророссийские настроения, то прокремлевские деятели в Запорожской и Херсонской областях могут надеяться только на российские штыки. А военная фортуна крайне переменчива — можно вспомнить, например, «непростое решение» Кремля оставить Херсон. Плюс прифронтовой статус территорий повышает роль военных и ФСБ, выступающих реальными хозяевами положения.

Однако время идет, и здесь тоже начинают формироваться местные кланы. Центрами консолидации становятся «исполняющие обязанности» губернаторов Евгений Балицкий в Запорожской и Владимир Сальдо в Херсонской области. Оба — заметные фигуры в местной политике и бизнесе с богатыми биографиями. Сальдо десять лет был мэром Херсона, Балицкий — народным депутатом.

К ним подтягиваются и деятели «старого режима» — например, бывший министр образования при Януковиче Дмитрий Табачник и экс-глава СБУ при нем же Александр Якименко. Однако общая ситуация полностью привязана к положению на фронтах — над местным руководством постоянно висит угроза повторить судьбу оккупационной администрации Харьковской области. После отступления оттуда российских войск о ее представителях вспоминают разве что украинские следователи.

Что будет

Дальнейшая судьба украинских политиков, связавших свое будущее с российской экспансией, теряется в тумане войны. Претензии Кремля на роль одного из центров многополярного мира из-за неудачного хода СВО оказались не слишком состоятельными. Теперь в Москве лихорадочно размышляют: ради чего же, собственно, ведется война и как много готова пожертвовать Россия для достижения этих неясных целей.

Вместе с российскими приоритетами меняется и роль украинских коллаборантов, которые при успешном ходе боевых действий рассматриваются как банальные «старосты и полицаи» при оккупационной власти, а как только фортуна изменяет российской армии, в ход идут аргументы про «другую Украину» и некую альтернативную пророссийскую элиту. 

Привлекательной такая модель быть не может. Стремление бывших украинских политиков, работающих на оккупированных территориях, быть признанными как ровня российским коллегам не слишком поощряется, а риски с каждым днем все выше. На этом фоне перспективнее выглядит индивидуальная интеграция в систему, когда каждый сам ищет себе теплое место в российской вертикали.

Тут можно вспомнить судьбу бывшего и.о. главы ДНР Дмитрия Трапезникова. Еще в 2019 году он уехал работать в Калмыкию и с тех пор дорос до вице-премьера «тылового региона». В момент перехода над ним посмеивались, но сегодня его карьера видится более успешной и безопасной, чем у коллег, оставшихся в Донбассе. 

При таких скудных стимулах неудивительно, что России не удалось добиться полноценного раскола украинской элиты ни в 2014-м, ни в 2022 году — в обоих случаях на ее сторону перешла лишь небольшая часть. В который раз Кремль подводит недооценка субъектности и эмансипации Украины.

Украинские магнаты Юго-Востока были готовы ориентироваться на Путина как некоего гаранта постсоветской коррупционной модели в своих спорах с Киевом, но совершенно не собирались принимать Путина-завоевателя. Тем более что Россия была не особенно щедра и справедлива к своим сторонникам. Те же, кто сделал свой выбор в пользу Москвы, оказались в одной лодке с дряхлеющим авторитарным режимом, без особых альтернатив, кроме безоговорочной поддержки его лидера.

Фонд Карнеги за Международный Мир как организация не выступает с общей позицией по общественно-политическим вопросам. В публикации отражены личные взгляды автора, которые не должны рассматриваться как точка зрения Фонда Карнеги за Международный Мир.