Все годы своей независимости, которой перевалило за четверть века, Узбекистан преследует хлопковое проклятие, доставшееся ему в наследство от СССР. Как коробочки хлопка перекочевали с герба УзССР на герб независимого Узбекистана, так и весь комплекс проблем, связанных с выращиванием хлопка, до сих пор остается неотъемлемой частью сегодняшней узбекской реальности, вызывая социальную напряженность, негодование международных организаций и закономерные сомнения в способности узбекских властей модернизировать экономику страны.
Смена президента Узбекистана в конце прошлого года дала надежду на изменение государственной политики во многих отраслях, в том числе и в одной из самых проблемных – сельском хозяйстве. Однако пока похоже, что краткосрочные доходы от выращивания хлопка варварскими методами по-прежнему интересуют власти куда больше, чем будущее аграрного сектора Узбекистана.
Пережиток советского периода
В советские времена плантации хлопка, который, как известно, является монокультурой и не терпит на той же территории никаких других полезных растений, занимали в Узбекистане до 98% общей площади всех технических культур. В среднем в республике производилось ежегодно около 4,5 млн тонн хлопка-сырца. Площадь хлопковых плантаций тогда составляла более 2 млн гектаров, а доля республики в поставках хлопка на предприятия СССР превышала 60%.
В результате Узбекистан еще в советское время столкнулся с побочными эффектами такого монокультурного сельского хозяйства, обернувшимися экологической катастрофой. Почвы в республике из-за активного использования удобрений – пестицидов и инсектицидов – быстро деградировали, резко снизился уровень Аральского моря, потому что вода уходила на полив хлопковых полей (площадь орошаемых земель в 1960–1990 годах увеличилась вдвое, соответственно вырос и забор воды). Сейчас Арал, по крайней мере в узбекской его части, практически исчез, питавшая его река Амударья уже не доходит до бывшего устья, а появившаяся вместо моря пустыня Аралкум славится пыльными бурями, которые поднимают в воздух тонны ядовитых удобрений, просочившихся с хлопковых полей.
В последние годы существования СССР план по хлопку наконец начали сокращать, чему в немалой степени способствовало знаменитое «хлопковое дело», а посевные площади хлопчатника уменьшилась на 307 тысяч гектаров.
Дальше ожидания были еще более радужные, потому что первый президент независимого Узбекистана Ислам Каримов сделал хлопок главным объектом критики. В своей книге «Узбекистан на пороге достижения независимости» Каримов писал, что причина экономического кризиса конца 1980-х в Узбекистане – это «политика диктата и унижения народа, катастрофическое ухудшение экономической ситуации, в первую очередь из-за монокультуры хлопка».
В начале 1990-х Каримов возмущенно называл хлопок чуть ли не главным инструментом колониальной эксплуатации Узбекистана советским центром: «Нам достается 84% трудоемкости от выращивания хлопка и лишь 16% дохода от его первичной переработки. У других республик, его получающих, обратная пропорция: готовая рубашка, сотканная и сшитая, скажем, в России, приносит колоссальную прибыль. Трудоемкость – нам, деньги – другим. Вот что значит быть хлопковым цехом страны».
Однако избавить страну от хлопковой зависимости оказалось не так просто. За первые 20 лет независимости объем собираемого хлопка-сырца снизился по сравнению с советскими рекордами менее чем на четверть. Доля хлопкового волокна в узбекском экспорте действительно резко упала (с 60% до 8% в 1991–2015 годах), но Узбекистан по-прежнему занимает шестое место в мире по производству хлопкового волокна и четвертое место по его экспорту. Главные покупатели узбекского сырья – Бангладеш (29%) и Китай (26%).
Госрабство
Казалось бы, заветы Ислама Каримова постепенно претворяются в жизнь: в 2016 году сбор хлопка снизился до 3 млн тонн, а степень его переработки выросла – доходы от экспорта хлопковых тканей достигли $1,32 млрд. То есть Узбекистан диверсифицирует сельское хозяйство, но сохраняет валютные прибыли, которые обеспечивал хлопок-сырец. Но даже если не брать в расчет то, что значительная часть хлопковых доходов расходится по карманам коррумпированного руководства республики, стоит обратить внимание на то, какой ценой даются аграрному сектору Узбекистана те 8% экспортной выручки, которые обеспечивает хлопок.
Урожайность хлопка в Узбекистане в наиболее удачные годы составляет 26,5 центнера на гектар, что более-менее соответствует средним мировым показателям. В США или Бразилии уборкой урожая занимаются в основном машины, в Индии – сами фермеры, в Узбекистане дело обстоит иначе. Тут сбор хлопка – это вопрос стратегической важности в первую очередь для руководства страны, поэтому в эпоху Каримова на поля ежегодно выгоняли до пяти миллионов человек.
В основном это касалось государственных служащих, учителей, врачей, учащихся школ и вузов. Причем речь идет об учениках даже начальных школ – практика использования детского труда была особенно распространена на периферии, подальше от Ташкента, где усилия местных администраций по претворению в жизнь лозунга «Хамма пахтага» («Все на хлопок») принимали самые извращенные формы.
Например, в 2015 году в Самаркандской области местные власти ввели запрет на проведение в ресторанах свадеб и банкетов в связи с началом сбора хлопка. В Бухарской области трудиться на поля отправили проституток, наркоманов и алкоголиков, состоящих на учете в местном УВД.
Обычно мобилизованных на сбор хлопка без лишних церемоний отрывали от работы или учебы, грузили в автобусы и под конвоем полиции и сотрудников СНБ доставляли на поля. На время страды их часто размещали в нежилых, заброшенных помещениях (например, в бывших корпусах пионерлагерей), так что условия жизни и труда таких подневольных хлопкоробов оставляли желать лучшего – ежегодно приходили сообщения о десятках смертей, в том числе детских, среди тех, кого власти согнали на поля.
В 2014 году, после бойкота, устроенного узбекскому хлопку со стороны 153 крупнейших мировых компаний (Adidas Group, Puma, Levi Strauss, H&M, Walmart, C&A, Marks & Spencer, IKEA и других), власти республики отказались от использования детского труда на хлопковых полях. А осенью 2016 года, когда покойного Каримова во главе республики сменил нынешний президент Шавкат Мирзиёев (раньше он занимал пост премьера и как раз был ответственным за сбор хлопка), Ташкент наконец ратифицировал конвенции Международной организации труда, запрещающие использовать принудительный и детский труд.
Впрочем, все это не помешало узбекским властям сразу после окончания трехдневного траура по Каримову объявить очередную двухмесячную мобилизацию бюджетников на сбор хлопка.
В феврале этого года Международная организация труда по результатам мониторинга ситуации в Узбекистане сделала вывод, что «Узбекистан прекратил практику организованного детского труда» на сборе хлопка, но для некоторых категорий бюджетников и госслужащих «риск принудительного труда сохраняется». Новое руководство республики обещает окончательно избавиться от этих рисков в течение ближайших пяти лет, рассчитывая полностью механизировать сбор хлопка и отказаться от использования ручного труда на полях.
Отдельные благословения
В своей предвыборной программе Шавкат Мирзиёев отдельно обещал сократить площади хлопка, особенно в тех регионах, где его урожайность из-за дефицита воды и истощения почв продолжает снижаться. Вместо хлопка, как утверждает новый глава республики, многопрофильные фермерские хозяйства будут сажать овощные, бобовые и кормовые культуры, выращивать сады и виноградники.
Такие перспективы аграрного сектора Узбекистана выглядят очень привлекательно, но есть большие сомнения в том, что их удастся реализовать без радикальных реформ системы госуправления. Несомненно, большинство узбекских фермеров, на долю которых приходится более 90% всего выращиваемого хлопка, с радостью перешли бы на другие культуры. Потому что сейчас власти республики не только ежегодно навязывают фермерам обязательный план производства хлопка, но и устанавливают на него фиксированные закупочные цены, которые в десятки раз ниже мировых.
Например, в 2013 году закупочная цена для фермеров была установлена приблизительно семь центов за килограмм хлопка-сырца, а на ежегодной ярмарке в Ташкенте он продавался по 2–2,5 доллара. В целом узбекским хлопкоробам достается около 3% от общей суммы, которую власти получают от экспорта хлопка.
Чтобы покрыть убытки от выращивания хлопка, который требует намного больше воды и удобрений, узбекские фермеры пытаются выращивать на арендованных у государства землях овощи, фрукты, подсолнухи – все, что можно продать на местном рынке без вмешательства властей. Но власти по-прежнему недовольны такой рыночной самодеятельностью в сельском хозяйстве. Министр сельского и водного хозяйства Узбекистана Зойира Мирзаева грозится «клеймить позором» тех, кто будет вместо хлопка выращивать лук или кукурузу. А местные чиновники сообщают, что в областные администрации уже поступили распоряжения от правительства о том, что узбекские фермеры по-прежнему не смогут работать по своему усмотрению, и власти уже предупредили их, что они не будут выращивать на арендованных у государства землях ничего, кроме хлопка.
Хлопковое проклятие слишком глубоко въелось в систему государственного управления Узбекистана, став благословением для огромного слоя коррумпированной бюрократии. Пускай выращивание хлопка приносит узбекским фермерам огромные убытки и подрывает долгосрочные перспективы аграрного сектора, зато для многих чиновников хлопок означает внушительные доходы, причем в твердой валюте. И в борьбе с хлопковым проклятием Узбекистану остается рассчитывать не на реформы нового президента Мирзиёева, а на естественный процесс обезвоживания и истощения узбекской земли.