Данная статья входит в серию «Глобальная динамика конфликта в Сирии», в рамках которой эксперты Фонда Карнеги из разных стран анализируют стратегические и геополитические интересы, связанные с гражданской войной в этой стране.
Через несколько месяцев после начала сирийского восстания в марте 2011 г. страну сплошь и рядом стали характеризовать как поле боя в «опосредованном» конфликте между региональными и мировыми державами. Позднее скатывание Сирии к полномасштабной гражданской войне породило столь же распространенную точку зрения, что любое мирное урегулирование полностью зависит от договоренности между этими державами. Однако из-за весьма локального характера сирийского конфликта его эволюция и конечное урегулирование дипломатическими или военными средствами не поддаются контролю внешних сил.
Сирия, похоже, вернулась к состоянию хаоса, отличавшему ее в 1950—1960-х годах, когда отсутствие внутриполитического консенсуса и слабая спаянность общества сделали страну уязвимой перед лицом регионального соперничества арабских стран и политических баталий холодной войны, что приводило к частой смене правительств и военным переворотам. Главным достижением Хафеза Асада (отца нынешнего президента Башара Асада), возглавлявшего страну с 1971 г. до своей смерти в 2000 г., стали защита Сирии от иностранного вмешательства и стабилизация ее внутриполитического процесса. Но теперь это наследие утрачено. По своим масштабам проникновение посторонних в политику, общество и экономику Сирии не имеет прецедентов со времен обретения страной независимости от Франции в 1940-х годах.
Башар Асад постоянно преподносит нынешний кризис как заговор, инспирированный из-за рубежа, а себя — как защитника суверенитета страны от масштабной агрессии, возглавляемой иностранными джихадистами. В свою очередь, для многих его противников то, что они поначалу считали борьбой народа против репрессивного правящего режима, превратилось еще и в противодействие оккупации страны Ираном и его «клиентами» — ливанской «Хизбаллой» и шиитскими вооруженными формированиями, в основном из Ирака.Тем не менее поначалу регионализация конфликта шла медленно. Турция, Саудовская Аравия и Катар — впоследствии они стали самыми ярыми противниками режима Асада в регионе — хранили молчание до тех пор, пока режим не отказался от их посреднических усилий и не подверг жестоким репрессиям невооруженных демонстрантов в период священного месяца Рамадан (в августе 2011 г.). И даже после этого они не присоединились к президенту США Бараку Обаме и нескольким европейским лидерам, призвавшим Асада уйти в отставку и объявившим о первом перечне санкций, который затем только расширялся.
Лига арабских государств, где все более активную роль играют монархии Персидского залива, также не спешила действовать. Второго ноября она обнародовала инициативу по прекращению кровопролития и в конце декабря направила в Сирию миссию наблюдателей. 24 января 2012 г., когда в Лиге обсуждалось продление деятельности миссии на месяц, шесть государств — участников Совета сотрудничества стран Персидского залива резко изменили направление и темп ее политики, заявив о выводе своих наблюдателей из Сирии. По настоянию этой «шестерки» Лига потребовала отставки Асада и официально обратилась в Совет Безопасности ООН относительно принятия соответствующей резолюции.
Эта дипломатическая эскалация отражала убежденность в том, что сирийская армия разваливается и режим Асада вот-вот рухнет, — убежденность, разделявшуюся почти всеми политическими руководителями и аналитиками разведок на Западе, в России и Израиле, не говоря уже о сирийской оппозиции. Именно в этот момент руководство Саудовской Аравии, еще недавно, как казалось, не желавшее предпринимать решительных действий по Сирии, начало «наступление» против Асада. Вероятно, это было связано с мнением Эр-Рияда о том, что вероятность военной акции США против иранских ядерных объектов снижается: лишить Иран сирийского союзника и отрезать его от «Хизбаллы» в Ливане — таков был альтернативный способ ослабления стратегических позиций Тегерана.
Что же касается России и Ирана, то для них переломным моментом стали мощные наступления повстанцев в Алеппо и Дамаске во второй половине июля 2012 г. Интенсивность боевых действий в сочетании с масштабами дезертирства из рядов сирийского режима, а также совокупным эффектом финансово-экономических санкций, введенных «Друзьями Сирии», привели к истощению ресурсов Дамаска. Помощь извне приобретала все большее значение для выживания режима Асада, хотя то, что «Хизбалла» приняла полномасштабное участие в боевых действиях лишь в ходе битвы за город Эль-Кусайр весной 2013 г., свидетельствует, что у властей, судя по всему, еще оставались значительные резервы.
С тех пор сирийский конфликт перерос в состязание регионального масштаба между Саудовской Аравией, Катаром и Турцией, с одной стороны, и Ираном — с другой. Не столь открыто противоборствующие стороны поддерживают Ирак и Иордания. Израиль пока также старается «не высовываться», хотя и он постепенно втягивается в более активную защиту статус-кво, поскольку боевые действия между сирийскими правительственными войсками и повстанцами грозят перехлестнуться через линию прекращения огня, разделяющую Израиль и Сирию на Голанских высотах с войны 1973 г. Более того, конфликт в Сирии способствовал тому, что отношения США и ЕС с Россией (которая наряду с Ираном является главным внешним союзником Сирии) ухудшились как никогда со времен холодной войны. Это, в свою очередь, препятствует любому дипломатическому урегулированию конфликта.
Иран в особенности принимает прямое участие в создании и обучении ополченческих формирований сторонников режима, например, Сил национальной обороны, отправляет в Сирию контингенты Стражей Исламской революции и «джихадистов»-шиитов из других стран. В свою очередь, большинство из 11 стран, составляющих ядро группы «Друзей Сирии», проводят на территории соседних Турции и Иордании операции в поддержку сирийских повстанцев, а также, совместными усилиями или на двусторонней основе, вооружают, оснащают и обучают их. Это ядро также напрямую занимается организацией альянсов внутри основного политического крыла оппозиции — Национальной коалиции сирийских революционных и оппозиционных сил, поддерживает временное правительство, созданное этой коалицией на территории Турции, и предоставляет средства для создания советов управления на уровне деревень и выше в районах Сирии, контролируемых оппозиционерами.
Кроме того, внешние негосударственные игроки также играют роль движущих сил, а не просто «пешек» в процессе регионализации конфликта. Ливанская «Хизбалла» и иракские шиитские вооруженные формирования, в частности, «Бригада Аль-Аббас» и «Асаиб Ахли аль-Хак», оказывают режиму мощную военную поддержку и считаются авангардом «шиитизации» в определенных сирийских сообществах. Против Асада действуют салафитские группировки из Иордании и Ливана, джихадисты из арабских и других стран, мобилизованные отделениями «Аль-Каиды» и различными частными спонсорами из монархий Персидского залива. Еще больше усложняет картину поддержка региональным правительством Курдистана в Ираке и Курдской рабочей партией в Турции сирийских курдов, наиболее влиятельной организацией которых является Партия демократического единства, создавшая органы самоуправления в трех зонах на севере страны.
Однако речь не идет об обычном «опосредованном» конфликте. Разорение сирийского государства, значительные демографические сдвиги, связанные с тем, что девяти миллионам сирийцев пришлось покинуть родные дома, и формирование субнациональных идентичностей в результате фрагментации чрезвычайно многообразного сирийского общества превратили ситуацию в стране в калейдоскоп местных конфликтов и «миниатюрных» гражданских войн. На местах возникают и непрерывно эволюционируют новые политические акторы, социальные тенденции и экономические факторы. Во многих случаях они все больше интегрируются в трансграничные сети, сообщества и экономические структуры, и обратить этот процесс вспять, возможно, будет непросто.
Крайняя локализованность сирийского конфликта означает, что ни один внешний актор не в состоянии полностью понять и уж тем более контролировать сложную динамику событий на местах со всеми ее нюансами и изменчивостью. Однако, учитывая зависимость режима Асада от внешних союзников и их клиентов, а также от множества разнообразных местных акторов, которых он породил с начала конфликта, власти вряд ли могут надеяться на восстановление реального контроля над страной. Независимо от того, кто в итоге «выиграет» войну, из-за масштаба разрушений, утраченных экономических возможностей и бегства капитала Сирия на десятилетия окажется в полной зависимости от помощи извне и иностранного влияния.