За последние полгода в трех странах Центральной Азии: Казахстане, Таджикистане и Узбекистане – произошли масштабные кризисы. Механика их развития была схожей во всех трех случаях: нарастание напряженности, протесты, вооруженное сопротивление силовиков, привлечение новых сил, жестокое подавление и политически-мотивированное расследование.
Зато последствия произошедшего для государства были разными. Казахстан использовал кризис как шанс обновить систему и сбросить балласт в виде старых элит, Таджикистан – чтобы законсервировать нынешнее положение и безопасно провести транзит власти. Какой путь выберет Узбекистан, еще только предстоит понять, но, судя по первым признакам, это будет медленный откат назад. По итогам первого срока Шавката Мирзиёева в Ташкенте осознали, что давать населению слишком большие надежды пока не готовы.
Обновление, купленное кровью
То, что в какой-нибудь стране Центральной Азии кроме Киргизии могут вспыхнуть настоящие уличные бои, которые скорректируют политический курс, стало понятно в январе 2022 года, когда кровавые события развернулись в Казахстане.
Протесты начались на нефтеносном западе – самом неспокойным регионе. Забастовки, которые заключаются в том, что рабочие разбивают тент возле ворот предприятия и неделями сидят под ним, требуя повышения зарплаты, там проходят постоянно, но на этот раз недовольство перекинулось и на Алматы – крупнейший город страны. Поводом стал рост цен на сжиженный баллонный газ, но к нему быстро добавились и другие требования.
Последствия – разграбленный центр города, тела убитых на улицах, но при этом – отстранение первого президента Нурсултана Назарбаева от всех властных рычагов, начало кампании по «раскулачиванию» его семьи и, наконец, конституционная реформа, которая, даже по признанию экспертов из либерального лагеря, может сделать Казахстан несколько лучшей страной, чем он был ранее. В Казахстане вовсю говорят о реформах, регистрации новых политических сил и открытости властей, которые сами подталкивают народ к участию в политической жизни – по крайней мере, на словах.
Пример Казахстана удивителен тем, что президент Касым-Жомарт Токаев, отдавший приказ зачистить Алматы, опираясь на помощь Организации договора о коллективной безопасности (но, важно подчеркнуть, без ее непосредственного участия – миротворцы лишь охраняли объекты, высвобождая местные силы), не получил серьезной критики со стороны Запада, но при этом вывел ситуацию туда, куда было нужно ему. Тем более что с январским лозунгом «Старик, уходи!» (где старик – Нурсултан Назарбаев) он был внутренне согласен.
Вашингтон лишь раз, еще 9 января попросил у Нур-Султана объяснений, зачем ему потребовалось просить о помощи ОДКБ,и осудил насилие против протестующих. Но все это с лихвой компенсируется заявлениями Токаева на Петербургском экономическом форуме. «В России некоторые лица перевирают всю эту ситуацию, утверждая, что вот, мол, Россия "спасла" Казахстан, а Казахстан теперь должен вечно "служить и кланяться в ноги" России. Считаю, что это совершенно неоправданные рассуждения, далекие от реальности», – сказал он.
А теперь, когда Казахстан угрожает расторгнуть договор аренды на свое судно «Жибек жолы» (Шелковый путь), которое якобы используется россиянами для вывоза украинского зерна из Бердянска, можно с уверенностью заявить: предположения, что январь лишит Казахстан многовекторности и сделает сателлитом Москвы, не оправдались даже частично.
Региональный конкурент
Все рассказанное выше стало фоном и своеобразным примером для событий, которые в конце прошлой недели вспыхнули в узбекском Каракалпакстане – автономной республике, которая не имеет ровно никаких шансов быть независимым государством (все «богатство» этого края – пустыня, граница с Казахстаном и Туркменией, а также пересохшее Аральское море, на берегу которого проводят ежегодный фестиваль электронной музыки), но очень дорожит своим особым положением.
Узбекистан и Казахстан еще в эпоху расцвета Каримова и Назарбаева соревновались за лидерство в регионе. В эпоху Мирзиёева и Токаева это негласное противостояние продолжилось, но к «видам спорта», по которым ведется начисление очков, добавились модернизация экономики, политические реформы и открытость чиновников. А с учетом того, что Мирзиёев пришел на два с половиной года раньше Токаева, преимущество в области пиара было именно за ним. Смену власти и начало реформ в Узбекистане называли событием, которое изменило весь регион: исчезло напряжение в отношениях с Таджикистаном и Киргизией, были сняты визовые ограничения, а товарооборот пошел вверх.
Поэтому январские события в Алматы в Узбекистане воспринимали как нечто, что точно не должно произойти у них, ведь Мирзиёев – президент-реформатор, который только что переизбрался на второй срок, объявив эпоху «третьего ренессанса» (первым ренессансом в администрации президента провозгласили период с IX по XII век, когда Ибн Сина жил на территории современного Узбекистана, развивался ислам и науки, а вторым – XIV–XVI века, то есть эпоху Тимуридов).
Но случилось то, что случилось – митинг, стрельба, 18 погибших, десятки пострадавших, а в перспективе еще множество резонансных судебных процессов, каждый из которых может стать новой искрой.
Все дело в том, что менее чем через год после переизбрания (выборы прошли в октябре) президент-реформатор решил задуматься, как получить возможность остаться и на третий срок. Его предшественник Каримов, будучи у власти с 1991 по 2016 год, не утруждал формальностями, что порой приводило к юридическим казусам, но Мирзиёев решил применить более свежий опыт – путинский, или обнуление сроков через благовидные поправки в Конституцию. Их текст разработала парламентская комиссия, после чего документ вынесли на «народное обсуждение» – гражданам предлагалось присылать свои замечания на государственный портал.
В эти поправки и прокралась идея лишить Каракалпакстан ряда преимуществ. Например, статья 73 звучит: «Территория и границы Республики Каракалпакстан не могут быть изменены без ее согласия. Республика Каракалпакстан самостоятельно решает вопросы своего административно-территориального устройства». А в статье 74 и вовсе говорится: «Республика Каракалпакстан обладает правом выхода из состава Республики Узбекистан на основании всеобщего референдума народа Каракалпакстана». Все споры между Республикой Узбекистан и Республикой Каракалпакстан предписано решать «путем согласительных процедур».
Все это предлагалось заменить весьма пустыми формулировками вроде «Республика Каракалпакстан на своей территории осуществляет законодательную, исполнительную и судебную власть в соответствии с Конституцией и законами Республики Узбекистан, Конституцией и законами Республики Каракалпакстан».
Кто именно стал автором этой поправки, не сообщается, но уже после начала протестов в интервью порталу Kuz.uz их защищал лидер парламентской партии «Миллий Тикланиш» («Национальное возрождение») Алишер Кадыров – националист, считающий советский период темной страницей в истории Узбекистана и призывающий к депортации из страны всех гомосексуалов. По его словам, «идеологические эксперименты советской эпохи, направленные на разделение узбекского и каракалпакского народов, оказывают свое влияние на сегодняшние процессы».
Чтобы не допустить этих изменений, активист из Нукуса (столица Каракалпакстана) Даулетмурат Тажимуратов объявил о проведении митинга, который назначил на 5 июля. 1 июля его задержали, а когда возле центрального рынка собралась толпа – отпустили, пообещали разрешить митинг и даже пригласить на него депутатов, которые обсудят с гражданами будущее региона. Но дальше произошло малообъяснимое.
Когда освобожденный активист приехал к сторонникам вместе с председателем регионального парламента Муратом Камаловым, они хотели выступить с крыши автомобиля, но микрофон и динамики почему-то не привезли. Не дождавшись звуковой аппаратуры, оба отправились в здание парламента – то ли за техникой, то ли ради какого-то разговора.
«Митингующие ожидали снаружи. Вскоре в толпе начался конфликт. Сотрудники силовых структур стали метать дымовые шашки. Некоторые из протестующих ловили шашки и кидали их обратно в сотрудников», – описывает происходящее местное издание «ХУК!». После этого насилие продолжалось всю ночь практически при полной информационной блокаде – в регионе был отключен интернет, а государственные СМИ игнорировали происходящее.
Когда уступка в виде освобождения Тажимуратова не сработала, в Нукус прилетел сам Шавкат Мирзиёев и заявил, что статус региона меняться не будет. Ответственность за случившееся он возложил на региональные власти, которые не донесли до Ташкента волю народа.
Власти Каракалпакстана, в свою очередь, бросились винить внешние силы – живущих за рубежом узбекских оппозиционеров, которые комментировали ситуацию с первых часов, не дожидаясь официальной реакции. Буквально на следующий день, 3 июля, такую риторику подхватил и Мирзиёев: «Я объявил чрезвычайное положение… Этими людьми управляют извне, а они пляшут под их музыку. Мы этого не допустим».
Действия блогера Тажимуратова теперь тоже трактуют совсем иначе: Генеральная прокуратура возбудила уголовное дело по статье «Заговор с целью захвата власти или свержения конституционного строя Республики Узбекистан», отметив, что именно он собрал людей под лозунгом «за освобождение Каракалпакстана».
О том, что либерализация Узбекистана будет если не остановлена совсем, то сильно замедлена, говорили еще во время президентских выборов, но сейчас этот тренд стал особенно очевиден. На этом фоне даже определили период, который был «золотым веком» свободы слова в Узбекистане, – 2017–2019 годы. «Многим нашим крупным СМИ и блогерам уже давно прямо говорят, что можно писать, а что нужно удалить. Не 2019 год, – пишет известный ташкентский журналист Никита Макаренко. – "Телефонные звонки" вернулись. Ни у кого особо стеснений нет. Что в итоге? Два дня все читали и слушали зарубежные каналы».
Выводы, которые сделает Узбекистан из случившегося, надо будет делать, исходя из результатов судов над 516 задержанными в Нукусе. Но вполне вероятно, они будут заключаться в том, что «игры в демократию» в Центральной Азии ни к чему, а за любым недовольством обязательно стоит иностранное вмешательство, которое следует пресекать.
Блогеры, которых успел взрастить за первый срок своего президентства Мирзиёев, пока еще пишут, что кризис был вызван недостатком обратной связи с населением. Но когда ту же мысль попытались высказать в крупном СМИ, получился настоящий виртуальный памятник чиновничьему мышлению: заголовок «Трагедия в Каракалпакстане и проблемы коммуникации с обществом», и под ним всего два слова: «Материал удален» (позже статья снова появилась на сайте).
Подготовка к монархическому транзиту
Третий кризис в Центральной Азии – в Таджикистане – привлек куда меньше внимания, чем предыдущие казахстанский и нынешний Каракалпакстан. Он оказался слишком сильно размазан по времени, хотя его самая горячая фаза пришлась на май. Речь о Горном Бадахшане, который похож на узбекский Каракалпакстан – тоже огромный по площади, но очень малонаселенный и бедный и тоже имеет конституционно закрепленный автономный статус. К тому же Горный Бадахшан практически изолированный – в столицу, Хорог, уже давно не летают самолеты, а путь по горным дорогам из Душанбе займет не менее 12 часов. Население региона этнически отличается от равнинных таджиков – тут говорят на нескольких восточноиранских языках и исповедуют исмаилизм вместо суннизма. Практически все населенные пункты в регионе расположены в долине реки Пяндж, за которой – Афганистан.
Конфликт там тлел давно, но история, которая привела к последней «антитеррористической операции», началась в начале 2021 года. Тогда назначенный из Душанбе помощник прокурора стал приставать к местной девушке, которая хотела за взятку получить новый паспорт и уехать на заработки в Россию. Когда жалобы в органы власти не помогли, односельчане девушки решили проучить чиновника по-народному, после чего его отправили в столицу. А в ноябре 2021 года одного из участников той разборки, 29-летнего парня, застрелили при задержании – якобы он оказывал сопротивление.
Похороны парня переросли в митинг, после чего власти просто отключили во всем регионе интернет и заодно решили заняться местными неформальными лидерами, или «авторитетами». Дело в том, что в Бадахшане всегда не доверяли назначенцам из Душанбе и выступали за автономию. Такое положение вещей породило целую группу людей, которые обладают неформальным влиянием, а при случае могут и повести за собой пару сотен вооруженных мужчин. Исторически они были выходцами из Объединенной таджикской оппозиции, которая участвовала в гражданской войне 1990-х годов, но теперь появляются и 30-летние авторитеты, которые заработали популярность спортивными достижениями – обычные парни из качалки.
С ноября по март Горный Бадахшан жил без мобильного интернета – его включили лишь в честь Навруза. Когда в мае памирцы вновь осмелились выйти на митинг против блокпостов, которыми силовики перегородили весь небольшой Хорог, власти заявили, что организаторы действовали «с целью нарушения общественной безопасности, запугивания населения и воздействия на органы государственной власти для принятия решений, в интересах лиц, занимающихся незаконной преступной деятельностью». За этим последовала полномасштабная операция, в ходе которой как будто случайно, «в результате внутренних криминальных разборок» был убит один из самых известных «авторитетов» – Мамадбокир Мамадбокиров. До этого власти добились депортации нескольких известных памирцев из России – тоже за оппозиционные высказывания.
Теоретически ситуация в Горном Бадахшане похожа на Алматы и Каракалпакстан информационной блокадой (хотя держать целый регион без связи месяцами – это рекорд) и жестокостью, но различий здесь все же больше. Настаивая, что в Бадахшане идет противостояние с ОПГ, Эмомали Рахмон выводит проблему из политического поля и не позволяет усомниться, что он – единственный авторитет для народа, Основатель мира и национального единства – такой титул он получил за подписание мирного соглашения с оппозицией 25 лет назад в 1997 году. Таким образом, зачистка наиболее опасных памирских «авторитетов» стала своеобразным подарком для Рахмона в День национального согласия. Но куда больше юбилея его наверняка волнует президентство его сына Рустама Эмомали, которого могут выдвинуть уже на следующих выборах.
План Рахмона сделать всю грязную работу за сына не идеален. Возмущение памирцев, требующих положенной по Конституции автономии и снятия полицейского режима, от подобных шагов только нарастает, а вместо одних видных представителей сопротивления появляются другие.
С другой стороны, в отличие от Казахстана и Узбекистана Таджикистан даже не пытается выглядеть модернизирующейся и демократизирующейся страной. Его главный партнер – Китай, который строит правительственные здания в Душанбе, безразличен к правам человека, а в беседе с западными политиками (например, Макроном) можно указать на смелую позицию по Афганистану. Напомним, что Таджикистан – единственная страна в регионе, которая до сих пор не имеет контактов с талибами, зато поддерживает Фронт сопротивления и выступает за создание инклюзивного правительства.
Похоже, все кризисы в Центральной Азии, вспыхнувшие за последние полгода, имеют одни и те же причины – слабые политические институты и власти, которые отмахиваются от общественного недовольства до тех пор, пока с городских улиц не придется смывать кровь. Однако из примеров более мягких, модернизирующихся Узбекистана и Казахстана, сторонники «жесткой руки» обязательно вынесут другой урок: уступки протестующим не позволяют быстро разрядить ситуацию и могут подтолкнуть их к выдвижению новых требований.
Таким образом, способность стран Центральной Азии к демократизации очень ограничена, и за периодом смягчения может наступить откат. Повезет, если он не полностью ликвидирует прежние достижения.
