Чем дальше, тем острее перед российской экономикой встает проблема исчерпания запасов, невозможность восполнить или заменить многие типы продукции. Их просто не получается импортировать, потому что после вторжения России в Украину даже те российские компании, кого санкции напрямую не коснулись, сталкиваются с огромными трудностями в расчетах с зарубежными контрагентами. Их счета в долларах и евро могут быть заблокированы, платежи в валюте идут очень медленно, а банки даже из «дружественных стран» под разными предлогами отказываются проводить операции.
Финансовые власти России активно ищут способы обойти эти сложности, вплоть до самых экзотических, но пока набор предложенных решений выглядит весьма ограниченным и архаичным. Выработать что-то более эффективное мешают, с одной стороны, политические ограничения, поставленные президентом Путиным, — вроде его требования торговать за рубли, а с другой — давно сложившаяся реальность глобальной торговли, основанной, прежде всего, на удобстве доллара и евро.
Нацвалюты вместо резервных
Основную ставку чиновники делают на переход к торговле в национальных валютах. Весной Россия уже потребовала от покупателей из «недружественных стран» платить за газ в рублях. Впрочем, механизм, где от европейцев требуется только открыть специальный счет в «Газпромбанке» и пополнить его, в целом сопоставим с оплатой валютной карточкой топлива на заправке.
О точечных сделках за рубли объявляют пока только отдельные компании. «Дружественная» Турция согласилась частично платить за российский газ в рублях, но еще не понятен ни механизм, ни объем. По всей видимости, готовность турецкой стороны связана с тем, что Анкара сейчас ключевой партнер Москвы в вопросах параллельного импорта, а значит, многие турецкие компании в любом случае будут активно пользоваться рублями.
В принципе, рубль по-прежнему остается свободно конвертируемой валютой со всей необходимой инфраструктурой для трансграничных платежей. То есть в теории ничто не мешает российским экспортерам требовать оплачивать их товары в рублях. Иностранным импортерам эти рубли тоже могли бы понадобиться для оплаты каких-то товаров или услуг. А российским властям, соответственно, не нужно было бы держать резервы в долларах или евро, рискуя их лишиться. Но на практике такая схема не работает и приводит лишь к росту трансакционных издержек.
Ключевая проблема тут в низкой ликвидности национальных валют по сравнению с резервными, плюс макроэкономические и курсовые риски. Из-за этого покупатели могут требовать серьезных скидок за одно то, что сделка выполняется в экзотической валюте. Банковские системы различных стран в части внешнеэкономической деятельности привыкли работать с резервными валютами и не открывают счетов в нерезервных валютах без большой необходимости. Например, в 2014 году «Газпромнефть» на пробу продала 80 000 тонн нефти за рубли, но практика не прижилась.
Резервные валюты удобнее для торговли, чем национальные, благодаря классическому сетевому эффекту — чем больше людей пользуется каким-то благом, тем более полезным оно становится для каждого из них. Поэтому 80% случаев, когда доллар используется в качестве валюты импортных контрактов, никак не связаны с импортом товаров из США. Просто экспортерам выгоднее, чтобы им платили в той валюте, за которую они потом смогут купить как можно больше разных видов импорта. Странам с небольшими рынками выгоднее сразу номинировать цены на свои товары в резервной валюте — это существенно снижает валютные риски.
В отличие от резервных, национальные валюты трудно использовать в торговых отношениях с другими странами. Китайские компании не будут покупать у Турции товары за российские рубли, а российские — не будут использовать турецкую лиру в торговле с Индией. Конечно, в теории это возможно, если проводить клиринговые расчеты для пула торговых кредитов в национальных валютах, которые выдаются с обязательством закупить согласованный перечень товаров под суверенные или правительственные гарантии. Но вряд ли такие схемы получат широкое распространение, особенно в странах, которые не под санкциями и могут свободно использовать резервные валюты.
Более того, высокая доля рубля в международных расчетах может создать дополнительные проблемы для российских финансовых властей. Обслуживать такую валюту сложнее и с точки зрения денежно-кредитной политики, и с точки зрения регулирования. То есть как только национальная валюта становится значимой в международной торговле и ее объем за границей увеличивается, страна-эмитент частично теряет контроль над курсом валюты и ставками по ней. Не говоря уже о том, что покупки рублей зарубежными компаниями, чтобы оплатить российский экспорт, будут создавать дополнительное давление на курс.
Поэтому, скорее всего, успешная торговля за рубли у России получится только с теми странами, кого она и так кредитует. То есть с Центральной Азией и отдельными африканскими государствами. Теперь кредиты им будут выдаваться не в долларах, а в рублях.
Бартер, крипта, золото
Еще один способ избавиться от резервных валют во внешней торговле, о котором вспомнил российский Минфин, — это бартер. Чиновники упоминают самые разные его формы: от встречных поставок, когда партнеры обмениваются товарами равной стоимости, до офсетных сделок, когда зарубежный партнер реализует за российскую компанию экспортную партию на определенную сумму, а она потом берет у него товаров на ту же сумму.
Однако все эти виды плохо подходят даже для внутреннего рынка, не говоря уже о внешней торговле. Особенно неудобны такие сделки для предприятий с налаженными автоматическими системами контроля и учета, которые, как правило, заточены под операции, когда товар меняется на деньги. Обмен товара на товар приходится учитывать вручную, что создает большие сложности для любого крупного и технологичного бизнеса.
Хватает в бартере трудностей и для государства — прежде всего, в области налогообложения. Если сделка проводится в натуральном виде, то как с нее платить налог? К тому же бартер создает соблазн (и удобный механизм) для занижения стоимости товаров и услуг.
Понимая сложности, связанные с бартером, российский Центробанк также допустил возможность использования в международных сделках криптовалют. Правительство даже стало готовить законодательную базу для проведения операций в крипте. Но и тут российским компаниям будет непросто уйти от запретов американских регуляторов.
Минфин США уже предупредил криптобиржи о последствиях за помощь в обходе санкций. Крупнейшие площадки, вроде Binance и Coinbase, ввели ограничения в отношении россиян. В России, в свою очередь, стали прорабатывать альтернативные способы использования цифровых денег: о готовности стать «трансграничной криптопесочницей» объявил Российский экспортный центр.
Но тут проблема даже не столько в западных ограничениях, сколько в том, что переход в цифру не отменяет высокой волатильности криптовалют, которая делает их малопригодными для определения цен. А для проведения расчетов требуется криптобиржа с хорошей репутацией и высокой пропускной способностью. Наконец, сейчас рынок криптовалют переживает невиданный обвал, способный спровоцировать их радикальную переоценку.
Уйти от расчетов в долларах и евро предлагается и другими экзотическими способами: через возврат к золотому стандарту, создание валюты или стейблкоина, привязанного к корзине сырьевых товаров (commodities based currencies), и даже через выпуск золотого крипторубля, привязанного к цене золота на мировом рынке. Правда, у всех этих предложений все те же минусы — высокая волатильность и большие сомнения в том, что заплатить ими можно будет кому-то помимо самой России.
Рубль vs юань
Пока российские власти и компании изобретают новые способы ухода от доллара и евро, экономика России постепенно юанизируется. Доля юаня в объеме торгов на Мосбирже в июле выросла на 8 процентных пунктов и приблизилась к 20% (это около 890 млрд руб.). Для сравнения: до вторжения в Украину, в январе этого года доля юаня в торгах не превышала 0,5%.
Российские банки подключаются к китайской системе обмена банковскими сообщениями CIPS, которая подходит для трансграничных платежей. А российский Минфин рассуждает о возврате к бюджетному правилу через покупки валюты «дружественных» стран, и на роль такой валюты подходит только юань. Для сравнения: объемы торгов гонконгским долларом и казахстанским тенге в июле — 4,8 млрд и 4 млрд рублей соответственно, турецкой лирой — 2,6 млрд рублей. Кроме того, правительство и Центробанк намерены купить $70 млрд в юанях для сглаживания волатильности рубля до конца года вне бюджетного правила. Этот объем слишком большой, чтобы покупки прошли через биржу – потребуется отдельное соглашение с Китаем.
Сейчас юаней в России недостаточно, чтобы хватало и на торговлю, и на стерилизацию выручки от энергоносителей. Их могло бы стать больше, если бы работала своп-линия рубль-юань, позволяющая российскому Центробанку пополнять запасы юаневой ликвидности у Народного банка Китая. Но Пекин вряд ли пойдет на ее активацию — это может быть истолковано как финансовая поддержка России и повод для вторичных санкций. Россия пыталась уговорить Китай запустить своп в марте, но потерпела неудачу.
Чтобы пополнить свои запасы юаневой ликвидности, Москва могла бы потребовать от Запада расплачиваться за энергоносители не в рублях, а в юанях. Но Китай не согласится ради России смягчать свои ограничения на трансграничное перемещение капитала. Увеличение объема офшорного юаня создаст дополнительные трудности для китайского ЦБ в управлении обменным курсом. А отдельное окно для России может быть использовано для вывода капитала из Китая транзитом через РФ. Кроме того, Китай, глубоко интегрированный в западные производственные цепочки, очень осторожно относится к санкциям.
Сложно представить, что Москве удастся убедить остальной мир, что ее попытки переизобрести глобальную денежную систему более привлекательны, чем проверенное удобство резервных валют. А значит, российским компаниям, желающим и дальше торговать с внешним миром, придется брать на себя все дополнительные риски и издержки, связанные с бартером, платежами в национальных валютах и прочими, порой сомнительными, схемами ухода от доллара и евро.
