Группировка российских войск СВО получила нового командующего — генерала Сергея Суровикина, который уже проявил себя в первых решениях и публичных выступлениях. В сочетании с объявленным Кремлем ступенчатым военным положением это дает представление о том, как теперь выглядят среднесрочные военные и политические цели России в отношении Украины.
Задачи Суровикина
Если коротко, то «стратегия и мандат Суровикина» сводится к тому, чтобы перейти на всех фронтах к стратегической обороне с возможностью отвлекающих ударов и локальных тактических наступлений для улучшения позиций. Россия намеревается выстроить устойчивую и долговременную линию обороны на новых территориях так, чтобы исключить глубокие прорывы ВСУ и дальнейшие сдвиги новых границ. То есть успеть до холодов прекратить интенсивные боевые действия и фактически заморозить конфликт, сохранив территориальные приобретения РФ. Ни на что большее российская группировка сегодня не способна, и ни о каком новом масштабном наступлении вглубь территории Украины речь не идет.
России необходима длительная пауза в боевых действиях, чтобы воссоздать боеспособные сухопутные войска практически с нуля. Частичная мобилизация, как отметил Владимир Путин, нужна, чтобы держать фронт длиной в тысячу километров. Плохая подготовка и оснащение мобилизованных не позволяют использовать их в наступательных операциях. А вот для удержания и контроля над новыми территориями в тылу годятся даже люди с автоматами АКМ 1960-70-х годов выпуска. Острый дефицит современной боевой техники не позволяет России наступать против лучше оснащенного противника.
Вся гражданско-экономическая чрезвычайщина, введенная на днях Кремлем, также направлена на то, чтобы материально обеспечить «стратегическую оборону занятых рубежей», а не на «тотальную войну до победного конца». Экономическая и человеческая мобилизация дают возможность продлить вялотекущую СВО до 2023 года, но не позволяют пока рассчитывать на нечто большее.
Новый главком уполномочен самостоятельно принимать «непростые решения» об отходе на более выгодные оборонительные позиции, которые ВСУ не смогут сходу прорвать, увязая и останавливаясь. Отходить будут, даже если придется оставлять какие-то символически важные, но большие территории, которые трудно защитить, — например, правый берег Днепра или север Луганской области. Суровикин примет на себя ответственность за эти решения, чтобы не допускать внутрироссийской дестабилизации.
Новые цели
Также Суровикину — вероятно, впервые с февраля 2022 года — поручено привести политические цели СВО в соответствие с реальными военными и экономическими возможностями России в конфликте, где тыловое и боевое обеспечение противника осуществляется всем блоком НАТО и оценивается в десятки миллиардов долларов.
Несоответствие стратегических целей выделенным силам и средствам стало главной причиной российских военных неудач с февраля по сентябрь. СВО задумывалась, чтобы установить политический и военный контроль РФ над всей или большей частью территории Украины через смену режима в Киеве. Кремль рассчитывал выдавить из Украины ЕС и НАТО с помощью ограниченного применения силы.
Эта битва была проиграна под Киевом к середине марта, и сегодня эти цели недостижимы. Еще в апреле Москва вывела утратившие боевую эффективность части из-под Киева, Чернигова, Сум и частично из-под Харькова, потеряв возможность диктовать Киеву условия капитуляции.
С апреля по сентябрь шла борьба за физические границы той части Украины, которая останется под контролем РФ. К августу стало понятно, что сил контрактной армии и имеющейся техники недостаточно, чтобы радикально расширить зону российского контроля за пределы того, чего достигли еще в феврале-марте. Исключением стало только взятие севера Луганской области и Северодонецка с Лисичанском.
В сентябре после контрнаступления ВСУ началась битва за удержание новых территорий. Сегодня бои идут уже за то, чтобы зона российского контроля все же была больше, чем по состоянию на 23 февраля, и не откатилась за границы 2014-2015 годов.
Новая политическая цель СВО сформулирована Путиным на недавней пресс-конференции в Астане: сохранить за РФ сухопутный коридор в Крым по побережью Азовского моря и левому берегу Днепра, чтобы Киев снова «воду не выключил». Для этого контроль над Мариуполем, Бердянском, Мелитополем и Новой Каховкой важнее, чем над Херсоном, Лисичанском и Северодонецком. У Суровикина есть полномочия самому сделать этот «непростой выбор».
Теперь, когда все свелось к «коммунальному вопросу», российская операция становится более приземленной, но и более реалистичной, лучше учитывающей российские возможности. Появилась более-менее конкретная «формула победы» и план ее достижения, чего не было с февраля.
Заявления Суровикина об «Украине, свободной от Запада и НАТО и дружественной РФ» (что подразумевает смену режима в Киеве) — скорее, пропагандистский ритуал. Военных ресурсов у командующего для этого нет и пока не предвидится.
Отсюда вторая составляющая стратегии Суровикина: принудить Украину остановить активные боевые действия, заморозить линии контроля и выйти на переговоры на модифицированных российских условиях, отражающих новую реалистичную цель СВО. Для этого Россия среди прочего выводит из строя значительную часть украинской энергетической инфраструктуры с помощью воздушных ударов и беспилотников.
Серьезные перебои с электричеством уменьшают возможности Киева вести войну и рано или поздно негативно отразятся на снабжении ВСУ, замедлив наступление. Массированные атаки с помощью дешевых беспилотников хоть и не разрушают цели полностью, но деморализуют население.
Однако возможности России решить эту задачу сильно ограничены из-за неспособности российских воздушно-космических сил и средств разведки подавить украинскую ПВО и завоевать превосходство в воздухе. Опыт Сирии, где у противника не было современных средств ПВО, оказался невостребованным. Многомиллиардные инвестиции в закупки новых боевых самолетов, неприемлемое количество которых уже потеряно, заморожены. Кстати, до февраля командующим воздушно-космическими силами РФ был сухопутный генерал Суровикин.
Остановить или нет
Есть три проблемы, которые мешают России «принудить Украину к миру» с учетом «новых территориальных реалий». Первая из них в том, что Кремль не готов полностью остановить операцию после заморозки фронтов или же взять паузу на восстановление боеспособности российской армии.
Пока дело не заходит дальше дискуссий без окончательного решения. Есть заманчивые предложения «дождаться Трампа» или хотя бы победы республиканцев на промежуточных выборах в Конгресс в надежде, что это уменьшит американскую военную помощь Украине. Лидер республиканцев в Палате представителей Кевин Маккарти намекает, что такое возможно. Но, похоже, значительная часть его фракции поддержит упреждающее выделение Киеву $50 млрд до конца года. То есть до того, как республиканцы могут получить рычаги власти в Палате в январе 2023-го.
К тому же, надежда — это не стратегия. Тем более когда она основана на удручающего качества аналитике по США, которая уже не раз обманывала ожидания Кремля. Такие же надежды возлагались на то, что энергетический кризис в Европе принудит ЕС к переговорам с Москвой по Украине. Но ЕС выбрал экономический кризис.
Неадекватность российских оценок ситуации в Германии привела к тому, что Кремль оказался совершенно не готов, что Берлин может развернуться от понятной Москве концепции «безопасность Европы вместе с Россией» к сдерживающей стратегии «безопасности Европы от России». Да еще и сделать это под руководством социал-демократов.
Собственно, от того, будет ли Кремль готов остановиться, зависит сама возможность содержательных переговоров с Киевом о «непростых решениях» и о том, как жить дальше. Понятно, что просто перемирие, пускай и даже длительное, не интересует ни Киев, ни его западных партнеров.
Из этого вытекает вторая проблема: Москва не может отдать приказ о прекращении всех боевых действий в одностороннем порядке — пока Киев рвется освобождать территории насколько возможно (для этого есть еще пять-шесть недель). Киев должен упереться в российскую оборону, понести большие потери и остановиться для восстановления сил. Но это решение не в руках Кремля.
Границы и гарантии
Третья проблема связана с консенсусной позицией Запада, что Москва «не должна получить новых территориальных приобретений», чтобы вся «февральская инвестиция» стала для Кремля чистым убытком. Это означает откат на границы до 24 февраля.
При этом требования Киева выйти на границы 1991 года (Крым, ДНР и ЛНР) Запад в своем решающем большинстве не поддерживает. Как отметил в своей статье в New York Times президент Байден, цель США — восстановление территориальной целостности Украины до ввода российских войск в феврале. Все остальное уже экстра.
Такое видение разделяют ключевые государства ЕС за исключением стран Балтии и Польши. В начале марта такое «понимание победы Украины» демонстрировал даже президент Зеленский, но с тех пор его цели масштабировались до границ 1991 года.
Москва к таким разворотам не готова. «Минимальная доходность» СВО в виде сухопутного коридора в Крым должна быть гарантирована, остальные границы могут приближаться к состоянию на 24 февраля. То, что ЧВК «Вагнер» «по своей инициативе» оборудует вторую линию обороны по границам довоенной ЛНР (с оставлением Северодонецка), говорит о реальных планах обороны российского командования.
Дипломатическое урегулирование невозможно без подвижек по территориальному вопросу с одной или другой стороны. Кто-то должен уступить или потерпеть военное поражение, аннулирующее запросную позицию. И этот вопрос, вопреки сложившемуся мнению, невозможно отложить на потом. В первом приближении — будет или нет изменение международно признанных границ Украины — он должен быть решен сразу с последующими уточнениями на местности.
С территориальным вопросом связано еще одно препятствие для долгосрочного урегулирования: как гарантировать Украине, что Россия в будущем не предпримет новых попыток пересмотреть границы силой, и как гарантировать России, что Украина не сможет в дальнейшем военным путем перерешать территориальный вопрос (вне зависимости от того, кто будет у власти в Киеве)? Ясность в территориальном вопросе и взаимное принятие примерной линии границ необходимы и для первого, и для второго.
Пока все идеи на этот счет выстраиваются вокруг пакета западных гарантий безопасности Украине, которые будут даны после провозглашения ее нейтрального статуса. В самой конкретной форме эти гарантии сводятся к быстрым консультациям (в первые 24–48 часов после российского вторжения) для согласования пакетов западной военной помощи Киеву.
По сути, это нельзя назвать «гарантиями безопасности» — скорее, это «заверения» (assurances) по аналогии с Будапештским меморандумом. Они не обеспечивают ни сдерживания с помощью отрицания выгод от вторжения (deterrence by denial), ни сдерживания с помощью угрозы наказания (deterrence by punishment), которые распространяются на страны НАТО.
Зеленский видит два возможных выхода из этой ситуации. Первый — это ускоренное вступление Украины в НАТО. Фактически оно и так уже почти состоялось: ставки НАТО в этом конфликте выросли настолько, что приближаются к тем, о которых идет речь в Статье 5 о коллективной обороне, разве что без ядерной составляющей. Однако альянс не торопится формализовать этот статус Украины, официально приняв ее заявку на вступление.
Второй возможный выход — превращение Украины в насыщенный западным и собственным оружием Израиль, «страну-воина», постоянно готовую к полномасштабной войне. Соответственно, у «украинского Израиля» должны быть мощные ВВС, системы ПВО и ракетные комплексы большой дальности.
Понятно, что перспектива «Израиля на Днепре» не улыбается Москве, отсюда требования о демилитаризации Украины, впрочем, уже ставшие нереалистичными. Такая ситуация неустойчива и гарантирует повторение «превентивной войны».
Альтернатива
Возможная альтернатива западным гарантиям безопасности — это размещение в Украине международных миротворцев вне зоны досягаемости российской ствольной и реактивной артиллерии. Такой миротворческий контингент может состоять в основном из войск стран НАТО с тяжелыми вооружениями — что-то по типу KFOR в Косово.
Хорошо вооруженные миротворцы позволят добиться deterrence by denial без чрезмерной милитаризации Украины и без формального вступления страны в НАТО. Ядерный зонтик альянса распространялся бы на миротворческие силы НАТО, а значит, и на территорию Украины.
Казалось бы, Москва должна быть против такого варианта. Ведь Путин в Астане специально предупредил, что прямое вовлечение войск НАТО в операции против российских войск в Украине может закончиться применением Москвой ядерного орудия. Но тут можно договориться и по-хорошему, что силы ООН/НАТО вводятся уже после прекращения активных боевых действий для гарантии новых границ Украины и РФ (с российским коридором в Крым), а Киев их признает в рамках окончательного урегулирования.
Ведь ключевое российское требование — это признание Украиной новых границ с РФ и российского суверенитета над Крымом и территориями наземного коридора, а также международные гарантии, что Киев не будет пересматривать это признание военным путем. А значит, не имеет значения, обеспечит ли эти гарантии что-то под вывеской ООН или напрямую НАТО или ЕС.
Даже одно только вступление Украины в Евросоюз распространит на нее положения Статьи 42, части 7 Договора о Европейском союзе, которые схожи с формулировками Статьи 5 НАТО, куда входят почти все страны ЕС. Парадоксально, но по итогам СВО России действительно понадобятся гарантии безопасности Запада от будущего реваншизма Киева.
Конечно, такое решение выглядело бы как территориальный раздел Украины на зоны российского и западного контроля, но зато защитило бы от повторения нынешних событий и гарантировало бы стабильность европейской безопасности на основе лучших практик холодной войны, по которым так ностальгирует российская внешнеполитическая элита.
Путин с 2008 года зондирует Запад на предмет готовности «взять и поделить» Украину. Просто раньше Россия рассчитывала «взять» несколько больше, чем Бердянск с Мелитополем. За последние месяцы Москва не раз подзуживала Варшаву «ввести, наконец, войска» в Западную Украину. Так что если схему получится обкатать через посредников — например, Эрдогана, — а еще лучше «на ногах с Байденом» на саммите G20, то Москва первой проголосует за резолюцию Совбеза ООН о вводе миротворческого контингента UKRFOR в Винницу.
