Драматичные события уходящего года не могли не отодвинуть региональную политику в России на периферию общественного внимания. Глобальные потрясения были настолько частыми и оглушающими, что не оставляли сил на осознание более локальных новостей. Представители ЛДПР, например, рассказывают, что многие российские избиратели не знают о смерти Владимира Жириновского. Или просто позабыли о ней — настолько перегруженным был этот год.
События в российских регионах выходили на первый план лишь изредка — например, во время выступлений против мобилизации — и в довольно романтизированном виде. Тем не менее 2022 год закрепил в массовом сознании несколько стереотипов о региональной политике, которые имеют мало общего с реальностью и нуждаются в прояснении.
Стереотип 1. Роль губернаторов резко выросла
Тезис о повышении значимости губернаторов стал популярен, когда в конце сентября российские власти объявили о частичной мобилизации и ввели частичное военное положение. Сравнения со временами пандемии, когда роль глав регионов тоже якобы резко возросла, стали общим местом.
Однако на самом деле ковидный 2020 год не привел к серьезному укреплению роли губернаторов. Да, главы регионов рассказывали о карантинных ограничениях и следили за их соблюдением. Но в большинстве случаев инициаторами мер были федеральные власти, а региональные власти лишь несли ответственность за их выполнение. Губернаторы проявили себя в некоторых вопросах — например, решали, как вести статистику заболевших и умерших. Но этим все и ограничилось.
В 2022 году политический вес губернаторов тоже не увеличился — по многим причинам. Первая — главам регионов сегодня не хватает политической субъектности. Для многих из них пост губернатора — это только эпизод в карьере или даже пауза, после которой их якобы должны «забрать» обратно в федеральный центр. В такой ситуации наращивание политических мышц в регионе может, наоборот, помешать возвращению на «нормальные» позиции.
Вторая причина — призрачность рычагов управления военно-мобилизационным блоком. Система военкоматов и помогающих им органов МВД по-прежнему не подчинена региональным властям. Осенью регионы и силовики пытались налаживать горизонтальную коммуникацию, но далеко не всегда это было успешно. Демонстрацией автономности военкомов стало решение Минобороны перевести комиссара Хабаровского края, уволенного по инициативе губернатора, в Магаданскую область. Воздействовать на органы МВД (например, для выполнения плана по призывникам или, наоборот, устранения перегибов) главы регионов напрямую не могут — речь идет лишь о ситуативных взаимных договоренностях.
Третья причина — губернаторы по-прежнему не могут повлиять на выработку приоритетов. Все, что касается войны и сопутствующих ей тем, спускается с федерального уровня. Регионы лишь нагружают дополнительными обременениями вроде шефства над присоединенными территориями. И у местных чиновников это энтузиазма не вызывает.
Впрочем, кое-чему губернаторы по итогам 2022 года все-таки могут порадоваться. Например, заметно сократилось число новых уголовных дел в отношении высокопоставленных чиновников. Заместителей губернаторов все же задерживали, а вот глав регионов не трогали. В 2010-х по стране прокатилась целая волна арестов действующих и едва уволенных глав регионов (Коми, Сахалин, Киров, Марий Эл, Удмуртия). А вот в 2020-х пока были арестованы лишь двое (губернаторы Хабаровского края и Пензенской области), и последний такой арест был еще в марте 2021 года.
Снизилась и частота ротации губернаторов. В 2022 году замены произошли лишь в Томске, Кирове, Марий Эле, Саратове и Рязани, причем большинство из сменившихся губернаторов сами тяготились своими должностями.
Еще одна заметная тенденция — расширение возможностей борьбы с внутрирегиональными противниками губернаторов в городских администрациях и оппозиционных партиях. Например, в апреле в Приморье арестовали коммуниста-бизнесмена Андрея Ищенко, едва не победившего в 2018 году на губернаторских выборах. А в сентябре лидера горкома КПРФ во Владивостоке приговорили к 13 годам лишения свободы по делу о неочевидных «развратных действиях» четырехлетней давности.
Но все это — просто признаки того, что региональные процессы временно отошли на второй план. Тенденции 2022 года никак нельзя считать признаками децентрализации и рефедерализации. Тем более что эстетика советского периода в его упрощенном прочтении (включая построение жесткой вертикали власти) уже прочно укрепилась в сознании федерального руководства.
Стереотип 2. Регионы — главные драйверы Z-патриотизма
В 2022 году много говорилось о делении России на «столицы» и «коллективный Нижний Тагил». В крупнейших городах страны особой низовой активности по продвижению Z-символики не было, и многие находили этому простое объяснение: якобы глубинная поддержка действий Кремля сконцентрирована на периферии. Но в реальности количество частных машин со знаками «Z» в Москве и регионах различалось несущественно (в обоих случаях их было куда меньше, чем разных лозунгов про Крым или Обаму во время «крымского консенсуса»). К концу года такие экземпляры и вовсе стали экзотикой, во многих регионах буквы Z стали потихоньку исчезать и с муниципальных автобусов.
Легкость, с которой общество переварило осеннюю волну мобилизации, удивила и политиков, и социологов. Но говорить о российской провинции как об оплоте радикально-воинственных настроений было бы серьезным преувеличением.
То же касается и властей. Несколько глав регионов (Башкортостан, Курганская область, Приморский край, с некоторых пор — Калининградская область) действительно демонстрируют подчеркнуто жесткую позицию в стиле «все для фронта» и «священной войны». Но от губернаторов не требуется выглядеть радикальнее Дугина и Пригожина — и многие из них ограничиваются сугубо ритуальными жестами. Даже руководители прифронтовых регионов (Белгородская, Брянская, Курская, Воронежская области) раньше нередко демонстрировали подчеркнутый «активизм», а после начала боевых действий стали осторожными антикризисными менеджерами.
Стереотип 3. Из регионов высасывают последние соки
Сюрпризом в этом году стало и то, насколько устойчивой оказалась российская экономика, несмотря на тяжелый кризис и санкции. Олег Дерипаска, например, в июне удивлялся, что «Россия оказалась гораздо более рыночной экономикой», чем считалось ранее.
Экономики регионов на проблемы 2022 года реагировали примерно так же, как и во время прошлых кризисов 2008 и 2015 годов. В зоне риска оказались вписанные в глобальные потоки регионы с развитыми современными отраслями — автомобилестроением, авиапромом, сферой услуг, строительством, отчасти — нефтегазовым сектором и предприятиями глобальных брендов. Провалы импортозамещения (к концу года чаще стали использовать термин «технологический суверенитет») ударили по предприятиям с большой долей импортных комплектующих, но запас прочности оказался сравнительно высок.
Доходную часть региональных бюджетов в 2022-м и, похоже, в 2023 году в целом удастся наполнить, так что государство продолжит вовремя платить по социальным обязательствам и кредитам. Регионы с «натуральным хозяйством» могла больше затронуть волна мобилизации, но признаков значительного дефицита на рынке труда там пока нет.
В общем, существенно расстановка сил не изменилась. Регионы с динамичной экономической моделью падают уже не в первый раз — и сейчас падение оказалось менее катастрофичным, чем ожидалось. А территории с более консервативной экономикой и раньше были сосредоточены на выживании, так что для них все осталось по-прежнему.
Перспективы
Федеральный центр отложил на 2023 год сразу несколько потенциально конфликтных решений. Среди них — кадровые изменения в регионах, где завершается срок полномочий действующих губернаторов. В самом уязвимом положении — руководитель Хакасии Валентин Коновалов, который в 2018 году одержал победу на выборах в статусе технического кандидата от КПРФ. Коновалов объективно не был подготовлен к работе, но в Кремле его решили не увольнять (хотя остальные избранные вопреки воле центра главы регионов — в Хабаровском крае и Владимирской области — были заменены). Впрочем, не исключен вариант, при котором Коновалову дадут доработать до конца года и даже могут допустить до выборов, где он должен будет проиграть кандидату-единороссу.
Острая борьба возможна также вокруг привлекательных Якутии и Красноярского края. В Якутии за «Единую Россию» и за Путина голосовали в последние годы неохотно. Но действующий глава региона Айсен Николаев — амбициозный управленец и за свою должность может побороться. В Красноярском крае старожил местной политики Александр Усс, ждавший должности губернатора почти четверть века, в этом ожидании немного перегорел и больших успехов не снискал. Однако опыт позволяет ему налаживать новые связи, которые пригодятся в аппаратной борьбе.
Вблизи зоны риска находится руководитель Чукотки Роман Копин — он пришел на пост почти 15 лет назад, что считается уже перебором. Малой родиной Зюганова — Орловской областью — руководит представитель КПРФ Андрей Клычков, и его судьба всецело будет зависеть от договоренностей с центром. Под вопросом и будущее губернатора прифронтовой Воронежской области Александра Гусева, который слишком долго находился в тени экс-губернатора Алексея Гордеева, но не может сравниться с ним по лоббистскому весу и успешности.
Особняком стоит Москва, где в следующем году, вероятно, будет еще раз баллотироваться Сергей Собянин. И это уже не Собянин 2013 года, едва не ушедший во второй тур в конкуренции с Навальным. Борьба с COVID-19 и сдержанность в скорее пацифистской Москве в 2022 году добавили мэру политического веса и публичного опыта.
Помимо кадрового вопроса, в 2023 году неизменно будет возникать другая тема — как изменится положение экономически просевших регионов, особенно тех, где развит нефтегазовый сектор. Пока не очень понятно, какой фактор окажется сильнее — переориентация части экспортных потоков на Восток или возможное падение добычи на фоне ценовых коридоров и зависимости от зарубежных технологий.
В 2023 году ситуация в российских регионах будет служить своеобразным индикатором успехов и провалов во внутренней, экономической и социальной политике страны. При этом роль периферии может несколько повыситься. Конечно, к серьезному наращиванию субъектности регионы не готовы. Однако всесилие федерального центра остается в прошлом, и полностью игнорировать этот факт уже не получится.
