Вопреки ожиданиям, День народного единства 4 ноября не стал официальным началом избирательной кампании в России. Владимир Путин не только не объявил о своем желании баллотироваться, но даже не посетил открытие масштабной выставки «Россия» на ВДНХ — ключевого предвыборного проекта, который по большей части затевался именно ради президента.
Решение не торопиться можно объяснять по-разному. Одни полагают, что момент сочли неудачным из-за волнений в Махачкале. Другие — что власти пытаются сократить до минимума сроки, а вместе с ними и потенциальные риски кампании. Не исключено и то, что главный кандидат настолько утратил интерес к ритуальным электоральным процедурам, что просто не хочет отвлекаться от «настоящих» вопросов.
В любом случае ждать осталось недолго: президентская кампания скоро начнется. Она не привлечет много внимания и, возможно, даже не станет главным политическим событием года — ведь с результатами давно все понятно. Тем не менее во время президентских выборов политическая и аппаратная жизнь в стране становится интереснее. Иногда это проявляется в публичной плоскости. Но чаще речь идет о малозаметном простым избирателям оживлении в коридорах власти.
В атмосфере праздника
Публичной интриги от начинающейся предвыборной кампании ждать не приходится, как, впрочем, и от многих предыдущих. Ведь для хорошего шоу нужно три условия: активность кандидатов, яркая предвыборная программа и общая политизация граждан, ощущающих себя участниками важного исторического события. А тут не соблюдается ни одно из них.
В России политики никогда особо не стремились проявлять себя на выборах — даже если на то была санкция свыше. Причина в том, что президентские выборы почти никогда не становились трамплином для карьеры номинальных участников гонки. После голосования кандидаты либо оставались в прежнем статусе, не получив особых преференций, как Геннадий Зюганов или Сергей Миронов, либо вообще исчезали с политического горизонта, как это произошло с Павлом Грудининым, Сергеем Глазьевым, Михаилом Прохоровым и многими другими.
Что касается избирательных программ, то они никогда не играли важную роль в российских выборах: есть — да и ладно, вчитываться все равно никто не будет. Яркий пример — кампании Путина. В 2018 году он баллотировался без программы, а в 2012-м она представляла собой выжимку из нескольких его газетных статей. Важно и то, что предвыборная программа по своей сути подразумевает стремление к переменам. А риторика, нацеленная на изменения и реформы, сейчас в России явно не в фаворе.
Наконец, сам факт проведения выборов мало кого волнует: фраза «от твоего голоса зависит будущее страны» поистерлась от частого употребления и далека от того, как избиратели воспринимают электоральные процедуры в современной России.
Еще с конца 1990-х выборы в России не предполагают напряженной борьбы за первое место. Вместо этого ставка делается на атмосферу праздника — на этот раз за нее отвечает выставка на ВДНХ, где представили идеализированные образы настоящего и будущего российских регионов и России в целом.
Трансферное окно
Между тем за кулисами кампаний по выборам президента обычно все куда оживленнее, чем на сцене. Новый срок неизменно воспринимается как время для кадрового обновления или масштабных реформ, как это было с повышением пенсионного возраста в 2018 году.
Многие судьбоносные шаги в России определяются пусть и не на избирательных участках, но одновременно с голосованием. Контракты сотрудников президентской администрации и членов кабинета министров привязаны к сроку полномочий главы государства. И заранее нельзя предугадать, продлят ли эти контракты.
По логике, до возвращения к мирной жизни (если оно есть в планах) менять ничего не стоит — это только отвлекает госаппарат от «главного». Но в любом случае напряжение во время пересменки будет нарастать. Ситуация получается похожей на канун съездов КПСС, по итогам которых нередко менялась властная конфигурация.
Принцип стабильности кадров для российской системы важен, но и у него есть пределы. Руководство ФСБ и Совбеза не менялось с 2008 года, министры обороны и внутренних дел работают с 2012-го, руководство администрации президента — с 2016-го. Мишустин скоро может обогнать самого Путина по длительности пребывания на посту премьера и занять третье место после Черномырдина и Медведева. Не распакована введенная еще в 2014 году президентская квота членов Совета Федерации — а ведь она была создана не в последнюю очередь именно для чиновников, которым не нашлось места внутри исполнительной власти.
То есть оснований для возможной ротации хватает, и интрига вокруг нее может сохраняться еще долго. Выбор непрост. Ничего не менять — значит консервировать ситуацию, не поощрять эффективных чиновников, не давать дорогу молодым губернаторам, мечтающим о переводе в Москву. Менять — значит подвергать управленческую систему дополнительному стрессу.
В тени: размывание управления рисками
А стресса сейчас и так немало. Общая нервозность сказывается как на скорости, с которой система реагирует на возникающие проблемы, так и на эффективности принимаемых мер.
За время украинской военной кампании произошло уже три серьезных кризиса — отступление из-под Харькова в сентябре 2022 года, пригожинский мятеж летом 2023-го и антиизраильские волнения на Северном Кавказе. На первый из них реакция центральной власти — объявление частичной мобилизации — была пусть и не оперативной, но соразмерной ситуации. Однако на два последующих кризиса — в июне и октябре 2023-го — не было ни кадровой, ни содержательной реакции. Расчет был сделан на то, что все само рассосется и быстро забудется. Отчасти так в итоге и произошло.
Однако решение властей избегать резких движений, а все происходящее объяснять не своими ошибками, а внешними факторами, потенциально крайне опасно. Как минимум это приведет к нервозному ожиданию «сюрпризов» от внешних сил, которые якобы могут попытаться испортить электоральный праздник. А нервозность повышает вероятность собственных ошибок власти, и их разрушительный потенциал может оказаться куда выше, чем у действий «недругов». Неслучайно существует мнение, что само начало военной кампании в Украине в 2022 году было обусловлено страхом, что иначе «коллективный Запад» не позволит спокойно провести выборы в 2024-м.
Стресс-тестом для власти могут стать и потенциальные экономические проблемы. На текущем этапе установилось пусть и хрупкое, но равновесие: не видно ни резкого нарастания рисков в экономике, ни повышения уровня социального оптимизма. Казалось бы, последнее должно было произойти в результате значительного роста доходов семей военнослужащих, а также жителей малых и средних городов, связанных с оборонной промышленностью. Но эти категории и так всегда были лояльны власти.
Что касается жителей мегаполисов, то они, конечно, заметили рост инфляции и падение курса рубля. Но это не стало для них чем-то трагическим. Впрочем, все может стремительно поменяться — опять же, в результате нервозности власти и ошибок с ее стороны.
В зоне неопределенности
Завершение избирательного цикла, по логике, должно будет убрать эту нервозность — хотя бы частично. Однако в нынешних условиях далеко не факт, что после мартовского голосования ситуация станет более определенной.
Вопросов перед властью стоит немало. Нужна ли дальнейшая радикализация ситуации внутри страны, в том числе за счет репрессий? Необходимость экстремальных шагов совсем не очевидна, учитывая умеренные настроения в обществе (в том числе среди представителей элиты) вкупе с общим низким потенциалом «хунвэйбинства».
Продолжать ли блокировать ротацию и омоложение элит? Отказаться от нынешнего статус-кво будет непросто, учитывая страх и сомнения старшего поколения чиновников насчет способности «молодых» (включая Медведева) удержать ситуацию под контролем.
Педалировать ли фронтовую повестку, учитывая неоднозначность военных результатов и туманность перспектив? И вообще, как четче сформулировать для общества ключевые ориентиры? Как допустить элементы эволюции и модернизации РФ хотя бы в отдельных секторах, при этом не отказываясь от ретроутопий и курса на «суверенизацию»?
Все это — зоны неопределенности, и выборы дают хотя бы теоретическую надежду на то, что точки над «ё» будут расставлены. Правда, никто сейчас не возьмется гарантировать, что в итоге так все и произойдет.
