Разбирая итог российско-американской встречи в Эр-Рияде, мало кто обратил внимание на следующее противоречие. Согласованное Россией и США возобновление работы посольств в прежних объемах означает возвращение на работу сотен чиновников, что прямо противоречит курсу Дональда Трампа на массовые сокращения госслужащих и бюджетных трат. Отношения с Москвой оказываются столь важны для Белого дома, что на этом направлении он готов вести политику, полностью противоположную политике удешевления государства, которую красочно предъявляет своим избирателям.
Накануне дипломатических войн между МИД РФ и Госдепом количество персонала в американском посольстве в Москве доходило до 2000 человек — в десять раз больше, чем сейчас, а есть еще закрытые консульства, школы и так далее. Речь идет о многих сотнях сотрудников, которые должны вернуться в Россию, и таком же числе российских, которые поедут в США.
Сокращение дипломатических представительств и отзыв послов для консультаций — сигнальная мера, к которой стороны прибегают на пороге конфронтаций, чтобы показать недовольство поведением друг друга. В этом отношении восстановление численности дипломатов — четкий сигнал о нормализации: все в порядке, инцидент исчерпан. И знак взаимного доверия: ведь обеим сторонам известно, что чем больше сотрудников в посольствах, тем больше разведчиков с дипломатическим паспортом в стране.
Российский МИД выразился по этому поводу предельно осторожно. Делегации «условились о скорейшем назначении послов и начале консультаций по устранению ограничений на деятельность диппредставительств». Такая сдержанность связана не только с тем, что в МИДе осознают практические проблемы, связанные с выдачей дипломатических виз и агреманов, возвратом арестованной собственности и открытием законсервированных консульств. Свою роль играет и то, что за последние три года российская дипломатия бросила все силы на то, чтобы капитализировать антизападный курс Кремля, оформить войну против Украины как новый этап всемирной антиколониальной борьбы, и теперь не очень понятно, как быть с новыми союзниками по антиимпериалистическому восстанию, особенно самыми непримиримыми.
Впрочем, российская дипломатия уже совершила не один резкий разворот, а союзникам по Глобальному Югу можно принести что-то вроде общей победы над Западом. Тем более что президент Трамп на словах движется в этом направлении довольно быстро.
Образ действий и образ слов
Не только священная книга христианства, но и много раз упомянутый в последние недели здравый смысл предлагает судить новую администрацию США по делам, а для них вроде бы прошло слишком мало времени. На этом строится одна из линий защиты начавшегося президентства Трампа.
Эта линия напоминает рационализацию действий Путина, к которой долгие годы прибегали даже критически мыслящие люди: «Да, он говорит и делает неприятные вещи, но все это для достижения объективно полезных целей и защиты реально существующих национальных интересов». Такая рационализация продолжает сопровождать Путина до сих пор и будет сопровождать впредь, хотя цели и интересы выглядят чуть ли не противоположными тем, которые он когда-то начал защищать.
Впрочем, резкий разворот американской политики отразится и здесь: тезисы российской пропаганды об украинском руководстве получают высочайшее вашингтонское подтверждение, а то, что казалось безумной авантюрой, предстанет верным, хорошо просчитанным решением. Силлогизм «раз начальники это делают, значит знают больше, чем мы» получит завершение в виде «действительно знали», и даже перенос Троицы Рублева из музея в церковь, можно будет сказать, сработал.
К тому же, помимо слов новой американской администрации, мы видим и дела, и то, что можно назвать образом действий в целом.
Первое, что мы замечаем, — это бешеный темп. Этот темп буквально не дает опомниться, собраться с мыслями, перегруппироваться противникам, среди которых растущее число союзников США. По отношению к союзникам в Европе и Азии этот темп удачно сравнили с игрой в мафию: пока одни закрывают глаза, просыпается Вашингтон, а на следующее утро Старому Свету приходится иметь дело с очередной порцией новостей от Трампа и его команды.
Ошеломляющий темп как эффективная политическая технология описан еще Макиавелли в «Государе». В качестве положительного применения этого приема можно вспомнить стремительную демократизацию Испании Адольфо Суаресом после четырех десятилетий диктатуры Франко. Суарес получил власть из рук преемника диктатора как послушный функционер режима, но всего за год от этого режима не осталось и следа.
Ненавистники западноцентричного мирового порядка периодически желали дожить до «американского Горбачева», который сдаст сферы влияния США и подорвет собственную систему изнутри. Однако по темпу действий Трамп скорее напоминает Ельцина первых месяцев у власти с запретом КПСС, роспуском СССР, стремительной суверенизацией регионов, свободой торговли и началом приватизации.
Столь же стремительно, но в противоположном направлении развивалась автократизация России после возвращения Путина в Кремль в 2012 году, которую помнят среди прочего как эпоху Госдумы — бешеного принтера. Но и сто указов Трапа в первый день президентства, пополняющиеся все новыми, тоже своего рода разбушевавшийся принтер.
Критики Трампа могут использовать другой знакомый образ — телефонного мошенника, атакующего жертву потоком вопросов, угроз и сведений о ней самой, чтобы добиться опрометчивого денежного перевода. Сходства этому образу добавляет стремительно привезенный Зеленскому в Мюнхен на подпись договор о «разделе недр», где была и манипуляция суммой «долга» (невероятные $500 млрд), и «постановка на счетчик» («Зеленскому лучше поторопиться, иначе у него вообще не останется страны»), и запугивание нарушением закона («вы половину украли, сами же признались»), и заманивание привлекательностью сделки («если мы там будем получать прибыль, на вас никто не нападет»).
Второе, что мы видим, — это полная односторонность действий новой администрации. Уже в первый срок Трамп прослыл разрушителем союзов и обидчиком союзников. Но в нынешнем издании его отношение к союзникам стало еще агрессивнее и пренебрежительнее.
В той же мере ухудшилось его отношение и к собственному, американскому госаппарату, и даже к системе ветвей власти: Маск ставит в пример Соединенным Штатам Сальвадор, где президент-бизнесмен Букеле уволил судей и прокуроров, мешавших его планам.
Мысль о том, что любые идеи завязнут, если начнут продираться через вязкую профессиональную среду в Вашингтоне или через одобрение многочисленных союзников в Европе, видимо, преследует Трампа с его предыдущего срока, который закончился без убедительных достижений. Отсюда вывод: если не удалось выиграть по тем правилам, которые связывали «коллективный Запад» в нечто целое, надо разрушить правила и играть без них.
Однако Трампа с Путиным сближает не только неприятие общих для всех правил. За последние дни и даже часы накопилось несколько вещей, которые можно назвать не словами, а именно действиями. Звонок в Москву раньше, чем в Киев, — это действие, которое указывает на приоритет размера партнера по переговорам перед прочими факторами или, пользуясь российским мифологическим лексиконом, — силы над правдой.
Стремительная встреча в Эр-Рияде с российскими представителями без предварительных условий. С одной стороны — она может говорить о решении кратчайшим путем выйти туда, куда длинный, более правильный путь привести не смог. С другой — эта встреча полностью подтверждает кремлевскую убежденность в том, что сильные должны разговаривать без слабых, которые все равно ничего не решают.
Как в квантовой физике поведение наблюдателя меняет свойства наблюдаемого объекта, так в дипломатии формат встреч меняет предмет разговора. Переговоры по поводу Украины без участия Украины и Европы — не просто поиск дипломатической «кротовой норы» к скорейшему прекращению боевых действий. Это акт переформатирования международных отношений, который приводит их в полное соответствие с давним кремлевским видением ситуации: на «коллективном Западе» есть один субъект, с которым стоит разговаривать, ни Украина, ни Европа не субъектны.
Это и выход на тот тип отношений, который в Кремле давно признают единственно стоящим: откровенный до цинизма разговор настоящих суверенов, пока страны-клиенты нервно переминаются в приемной. Десятилетиями в Кремле подозревали, что Россию не пускают в такой настоящий разговор и даже за закрытыми дверьми водят за нос, говоря об этических стандартах и общих для всех правилах. И вот наконец Москва с боем (буквально) прорвалась на искомый уровень, подтвердив для себя, что он существовал и раньше, просто ее дурили.
Действием является и отстранение от российского трека переговоров Кита Келлога — за то, что пытался продвигать свой план, более близкий традиционной республиканской внешней политике, а не действовать как исполнитель революционных нововведений Трампа.
Еще одно действие — не просто потребовать от бигтеха и издательств переименовать на картах Мексиканский залив, но и не допускать агентство AP на мероприятия в Белый дом с формулировкой «за искажение фактов». Поскольку факты были созданы буквально вчера исполнительной властью, претензия получается вполне оруэлловская. Это напоминает произвольное прочерчивание Россией границ на карте, сомнения в которых преследуется как распространение фейков.
Действием — вернее, образом действий — можно считать абсолютно произвольное обращение Трампа с численными данными: Россия потеряла в войне 60 млн человек, в Украине погибли миллионы людей, разрушены прекрасные тысячелетние купола, Киев разрушен на 20 процентов, а если бы русские хотели, могли бы разрушить его на сто, Украине дали $350 млрд, половина пропала, она должна нам $500 млрд, USAID передал на презервативы в Газу $100 млн, рейтинг Зеленского 4% и так далее.
Действием является выбор американцами тем для переговоров в Эр-Рияде, где, помимо войны в Украине, с Россией обсуждали вопросы урегулирования на Ближнем Востоке, освоения Арктики, космоса, экономического сотрудничества и даже судьбу доллара как мировой валюты.
Этот широкий круг предметов на самых первых переговорах с удовольствием, медленно и в подробностях повторили Лавров и Путин. Для обоих важно, что США признали Россию партнером и собеседником по длинному списку мировых вопросов до всякого прекращения агрессивной войны и без всякой связи с обсуждением внутрироссийских репрессий.
Есть граничащие с действиями вербальные акты. Не столько сами слова, сколько выбор темы и пропорционирование смыслов. Например, министр обороны США Пит Хегсет сразу же заявил, что возвращение Украиной территорий и ее вступление в НАТО — нереалистичны. То есть до начала переговоров сдал важнейшие переговорные позиции.
Похожий пример — речь вице-президента Венса о проблемах со свободой слова и выборов в ЕС накануне первой годовщины гибели Навального в российской тюрьме, погибшего буквально за обе упомянутые Венсом свободы. Сам Навальный пока никем из американского правящего триумвирата тоже упомянут не был.
Аналогичным образом наиболее скандальное из заявлений Трампа по украинской теме — твит 19 февраля — сконцентрирован на проблемах с выборами в Украине, подвергшейся нападению, но совершенно обходит вниманием гораздо худшее положение с выборами в России, осуществившей нападение.
Это сильнейшее искажение логических пропорций приводит к дальнейшему перекосу оптики: Россия оказывается страной, которая — как на американских плакатах Второй мировой войны — борется за мир, а ответственность за начало войны перекладывается на Байдена и Украину («ввязался в заведомо проигранную войну, которая никогда не должна была начаться») и даже умаляется президентский статус Зеленского («посредственный комик убедил США потратить $350 млрд»). Даже если Зеленский и убеждал, он делал это не в качестве комика, как и сам Трамп сейчас выступает не в качестве «умеренно успешного» девелопера.
Немедленное и категоричное истребование средств, собственноручно предложенных американским правительством для защиты от России, в виде соглашения колониального типа о недрах выглядит особенно вероломно — вроде немедленного требования накануне жизненно важной операции вернуть деньги, собранные на лечение.
Темп словесной эскалации и крутизна разворотов Трампа мешают собраться с силами и сформировать единую линию сопротивления. Нельзя, однако, не заметить, насколько вялой пока остается реакция даже политически активных групп на резкое расставание Америки со своей традиционной ролью.
Мы не видим коллективных писем американских писателей, актеров, священников или политиков, совместных акций интеллектуалов США и Канады, Мексики, Дании, Украины. Те же кампусы, которые так настойчиво занимались темами деколонизации, равенства и борьбы с империализмом, пока достаточно спокойно относятся к классическим колониальным и империалистическим словам и действиям собственного руководства. И это при том, что цена протеста в США несоизмеримо меньше, чем в России. Скорее можно представить себе протест против отправки американских миротворцев в Украину, чем против ее раздела.
Трехступенчатый мир
Трамп вряд ли находится под прямым воздействием российской пропаганды, как с досадой заявляет Зеленский. Если воздействие и есть, оно косвенное — через конспирологов, которые входят в его команду и черпают информацию из соответствующих «альтернативных» источников, куда эхом попадают и российские трактовки.
Скорее Трамп применяет к Украине собственный опыт в недавнем прошлом маргинального политика, которого элита не пускала во власть. Для Трампа Зеленский диктатор в том же смысле, как Байден и Хиллари, или немецкая партийная система, или брюссельские бюрократы, которые не пускают к власти единомышленников Трампа — собратьев по взглядам и борьбе.
Путин может искренне, хоть и не без натяжки, казаться ему меньшим диктатором, потому что, как и сам Трамп, представляет большинство «простых людей», которые в России просто раньше добились своего. В конце концов, в Мюнхене Венс делал то же самое, что Путин там же 19 лет назад — бросал в лицо мировой элите неприятную правду и обращался к обычным людям поверх голов высокомерных политиков.
Именно так тема легитимности Зеленского и украинских выборов, к удовольствию Кремля, оказывается в центре подготовки мирного соглашения. Закономерно обсуждается легитимность только Зеленского, а не Путина: ведь последний просто давно победивший «свой», а Зеленский — союзник и ставленник мировых глобалистских элит. Формальное легистское понимание легитимности Путиным, который настаивает, что все делает по букве закона — который он же полностью и контролирует, — находит неожиданную поддержку в революционном бунтарском понимании выборов Трампом.
Истечение президентского срока само по себе не обнуляет легитимность избранного на конкурентных выборах политика. Тем более что Зеленский был таким же посторонним для профессионального политического класса, как и сам Трамп. В предвоенной и воюющей Британии выборы не проводили с 1935 по 1945 год, а в оккупированной нацистами Дании в 1943 году прошли многопартийные парламентские выборы и было сформировано новое правительство.
Тем не менее ни у кого нет сомнений, какая страна в этот период была свободной, а какая — нет, хотя нацистский блок использовал датские выборы в пропагандистских целях: вот какой свободной будет Европа под немецким лидерством после конца войны, не то что несвободная Британия.
У главы «Свободной Франции» генерала де Голля и вовсе не было никакого электорального мандата. Он в этом смысле был чистым военным диктатором, захватившим власть на части национальной территории. Нет выборного мандата и у множества государственных руководителей, которых руководство США считает совершенно легитимными и даже союзными — у того же принца Мухаммеда бен Салмана, который принимал российско-американскую встречу в Эр-Рияде.
Путин за долгие годы, буквально с последних лет президентства Кучмы, не меняет своих представлений об украинском урегулировании. В его центре стоит идея, что в случае ничем не ограниченного допуска всех политиков на политические поле, в том числе самых пророссийских, и абсолютной свободы агитации, включающей в себя доступ к российским медиа, в Украине победит дружественный кандидат. Сочетание уверенности в настроениях украинского населения и невозможности провести такие выборы и привело Путина к мысли о вторжении.
Если верно, что обсуждаемый сейчас мирный план состоит из трех этапов — прекращение огня, выборы, окончательное мирное соглашение, — он напоминает минские договоренности. Подобно им, в центре плана — выборы, только не на отдельных территориях, а во всей стране.
Здесь кремлевские представления о выборах в Украине пересекаются с представлениями Трампа. Для Путина выборы — это возможность прорваться к власти воображаемому пророссийскому избирателю, которого блокируют украинские националистические элиты. Для американской администрации они — шанс отстранить от власти лично неприятного политика, к тому же ставленника глобалистской элиты, которую они отодвинули от власти в Америке и теперь помогают отодвинуть в Европе.
Первичное прекращение огня, как и после Минска, — относительно достижимая цель. Напротив, выборы столкнутся с еще большими трудностями, чем тогда, во времена Минских соглашений. Миллионы граждан Украины живут не там, где до выборов, и не по своим адресам, миллионы — за границей, еще миллионы с украинскими паспортами — в России и на оккупированных территориях. Даже с точки зрения путинского легизма неясно, проводить ли выборы на территориях, которые два с половиной года назад записали на бумаге как российские.
В любом случае Кремлю наконец удалось поймать американское правительство в нехитрую ловушку: «Вы говорите, что они там сражаются за демократию, вот пусть выборы и проведут, а мы ни за что такое не сражаемся, поэтому нам необязательно». Примерно так же подлавливал Европу на ее собственном гуманизме Лукашенко, вручную создав кризис с беженцами на европейской границе.
С мирным планом, который включает выборы, в ловушке окажется и Зеленский. Если он откажется, его будет легче представить человеком, который воюет за свою власть. Если согласится — кто угодно сможет легко поставить под сомнение любой результат выборов из-за чрезвычайных условий подсчета голосов.
С одной стороны, выборы будут шансом хотя бы на время остановить гибель военных и гражданского населения. С другой — если мир сорвется, заставить страну вновь сражаться будет сложнее, особенно после предательства главного союзника.
Слово как дело
Можно услышать возражение, что американское предательство Украины существует только на словах. Этот тезис подтверждают жалобы российских военблогеров: американский триумвират наговорил Зеленскому неприятных вещей, но не отключил Starlink, продолжает поставлять разведданные, боеприпасы и финансы.
Словами, хотя и очень грозными, как ни странно, пока еще является речь спикера нижней палаты Конгресса Майкла Джонса о том, что Конгресс больше не будет одобрять пакетов помощи Украине. Тут действительно надо дождаться, чтобы не одобрили на голосовании. Пока это выглядит как звонок телефонного шантажиста по параллельной линии.
Тем не менее Зеленскому, скорее всего, придется согласиться на выборы. По сути, Украина сейчас — канатоходец над пропастью, один конец каната под которым держит в руках американская администрация и грозится отпустить, потому что устала и натерла руки. При том что Европа сразу сообщила, что канат одна не удержит.
Точно так же Зеленскому, видимо, придется подписать «соглашение о недрах Украины». Если оттуда удастся убрать совсем уж колониальные пункты, оно может оказаться лучшим из достижимого при нынешней власти в Вашингтоне, которая с другим фронтменом может оставаться в Белом доме больше четырех лет.
Подобно Путину, Трамп любит возвращаться домой с победами. Соглашение позволит ему оправдывать будущие траты на Украину: ведь Америка теперь защищает свое имущество. Парадоксальным образом охранником американской добычи в Украине в этом случае окажется не только ВСУ с американским оружием, но и российская армия, которая будет охранять ее от попыток Украины вернуть свое.
Если продолжить искать в действиях Трампа логику, то она в том, что войну, которую невозможно выиграть, можно остановить, только разговаривая с агрессором. При этом оскорбления и упреки не принесут результата. Вовлечение диктаторов в совместную экономическую и международную деятельность — вполне рабочий метод размягчения и в конечном счете демократизации диктатур.
Перспектива членства в чем-то престижном и выгодном в обмен на либерализацию — тоже действенный метод. Стремление Испании — как оппозиционной, так и официальной — вступить в ЕЭС во второй половине франкистского режима, как и стремление туда же стран советского блока способствовало быстрому демонтажу диктатур. Этот опыт придает смысл даже фантастическому обещанию вернуть Россию в G8.
Однако незаметно, чтобы администрация Трампа вообще думала о демократизации и либерализации России. Похоже, Трампу экономические отношения между большими странами просто представляются более выгодными, чем с остальными.
Поладив с Россией, можно быстрее увеличить число нулей на американских счетах, чем спасая Украину. Первая дает, вторая забирает. То, что военная помощь Украине — следствие нападения России, тоже не принимается во внимание: важно, что и сколько, а не почему. Отсюда и разговор Трампа с Путиным о «большой арктической сделке».
Пока ни одна страна, кроме Украины, не удостоилась от Трампа критики своего внутреннего устройства и внутренних репрессий. Похоже, что Трамп видит будущий мир суммой герметичных суверенитетов, где, как в Европе после религиозных войн и Вестфальского мира, вера государя по умолчанию является верой граждан, а кому не нравится, пусть валит. При этом большим странам позволено иметь клиентов, чей суверенитет ограничен.
Китай волнует Трампа не как крупнейшая репрессивная автократия, а как экономический и геополитический конкурент. Чтобы готовиться не к прошлой, а к будущей войне, нынешний Вашингтон отвлекает Россию от Китая.
Заметно еще, что Трампа по какой-то причине волнует БРИКС и его мифическая единая валюта. Обещание G8 для России — это еще и подножка ненавистному БРИКСу.
Такая равнодушная к внутреннему устройству и жизни других государств Америка превращается в нечто противоположное себе самой. Для России она становится своего рода вторым «Китаем на Западе», который, как и первый Китай на Востоке, зарабатывает и помогает заработать, продает и покупает, продавливает свои интересы, но не читает лекции и не пытается никого перевоспитать.
Словно показывая пример безразличия к политике ценностей и правил, Америка Трампа лавинообразно делает и говорит то, что долгие предыдущие десятилетия запрещала себе и другим. Разрешает давать взятки иностранным чиновникам, требует контроля над чужими территориями и изменения границ, объявляет о приращении собственной территории и не видит ничего дурного в увеличении других стран за счет соседей, даже в результате агрессивной войны. Предлагает выселять народы, требует назад подарки, разрывает давние договоренности и против воли принуждает к кабальным новым. Чтобы оскорбить главу соседней страны, называет его «губернатором» и «девочкой» — после столетия борьбы за женское равноправие и достоинство. Разрушает изнутри политические системы своих союзников, построенные на другом, более давнем и разнообразном опыте, чем американский.
Многие считают все это событиями виртуального мира: нематериальными нарушениями лингвистических условностей. Однако культура, в том числе политическая, и шире цивилизация и есть набор таких условностей. В нынешней цивилизации одним из официальных дел Америки и были слова — точно так же, как слова — буллы и проповеди — являются официальным делом римского папы. Вашингтон, собственно, и был таким Ватиканом западного политического мира, избранным западным конклавом для поддержания преемственности учения и практики.
Трамп любит напоминать об американской силе и о том, как союзники паразитируют на американской военной мощи. Однако послевоенная Европа и демократическая Азия волне сознательно накачивали Америку этой мощью, ориентируясь на стабильную и этически не безупречную, но последовательную историю американской политики.
Одним из важнейших дел Америки были слова. Американская мощь преобразовывала их в правила и служила ретранслятором — делала их более слышными во всем мире, чем если бы они исходили из другой свободной столицы. Нормативирующее вербальное воздействие на мир, которое опиралось на верно сделанный США выбор в мировой и холодной войне, экономическую и военную силу, в том числе делегированную Европой и Азией, и непрерывную в течение двух столетий сменяемость власти. Можно привести множество примеров, когда правильные слова Америки расходились с делами. Но вряд ли для мира будет лучше, если неправильным делам будут соответствовать и тем более предшествовать ее неправильные слова.
Ссылка, которая откроется без VPN, — здесь.
