К началу мая торговая война, которую США поначалу развязали со всем миром, редуцировалась до одного Китая, но не потеряла остроты. Несмотря на заявления об отдельных изъятиях, уровень пошлин, введенных двумя странами друг против друга, остается настолько высоким, что делает полноценную двустороннюю торговлю практически невозможной.
От этого страдают все: по прогнозу МВФ на этот год, США потеряют до 1% роста ВВП, Китай — от 0,6% до 1,1%, мировая экономика в целом — 0,5%. Однако для России баланс плюсов и минусов будет несколько другим: перед ней торговая война США и Китая открывает немало новых возможностей, хотя воспользоваться большинством из них она вряд ли сумеет.
Углеводородные пределы
Если посмотреть на номенклатуру товаров, которые США и Россия поставляют в Китай, то обнаружится много схожего. Например, основные российские экспортные товары (нефть, газ и уголь) китайцам также продают и США. В 2024 году американцы поставили в Китай 10,8 млн тонн нефти, около 4,16 млн тонн сжиженного природного газа, 10,7 млн тонн коксующего и 3,4 млн тонн энергетического угля на общую сумму около $15 млрд. Но еще в феврале вся эта торговля стала бессмысленной — для этого хватило 10–15% пошлин.
Россия экспортирует в Китай гораздо больше энергоносителей, в 2024 году одной нефти было поставлено 109 млн тонн, а их общая стоимость достигла $89 млрд. И МИД РФ уже заявил, что Россия готова заместить выпадающие поставки из США. Если до этого действительно дойдет, то Китай будет импортировать из России уже не 19,6%, а 21,6% всей ввозимой нефти; не 28,3%, а 31,6% природного газа; не 17,2%, а 19,8% угля. А России, при условии неизменности цен, это дало бы дополнительные $14,7 млрд экспортных доходов, что больше, чем все сборы налога на доходы физических лиц.
Однако в реальности сделать это вряд ли получится. Превышение Россией порога в 20% китайского импорта нефти и 30% импорта газа плохо вписывается в энергетическую стратегию Китая, направленную на максимальную диверсификацию источников импорта, чтобы избежать зависимости от одного поставщика. Для этого КНР активно развивает отношения с самыми разными экспортерами энергоресурсов, от Центральной Азии до Австралии, и инвестирует в новые маршруты транспортировки и по морю, и по суше.
Вдобавок Пекин активно развивает возобновляемую энергетику, мощности которой в Китае в 2024 году уже превысили мощности углеводородной. Это позволяет Китаю ускоренно переходить к низкоуглеродной экономике, снижая зависимость от любого энергетического импорта.
Наконец, даже если бы Китай захотел нарастить энергетический импорт из России, для этого не хватает инфраструктуры. В наземных поставках нефти (по железной дороге и ветками нефтепроводов Сковородино — Мохэ и Атасу — Алашанькоу) почти достигнут предел пропускной способности (около 41 млн тонн в 2024 году).
С морскими поставками ситуация лучше — там возможен дальнейший рост, в основном за счет перегрузки с корабля на корабль в открытом море, что уже происходит с арктической нефтью в водах Малайзии и Сингапура. Сейчас поставки таким образом, скорее всего, малорентабельны, так как идут длинным путем через Суэцкий канал, но могут стать более выгодными, когда летом откроется судоходство по Северному морскому пути.
А вот заместить поставки американского природного газа России будет очень сложно даже чисто технически. Контракт по «Силе Сибири» фиксирован и не может быть резко изменен, как и поставки по железным дорогам, ограниченные пропускной способностью Транссиба.
Можно было бы ускорить застопорившиеся переговоры по строительству газопровода «Сила Сибири — 2» через Монголию, но торговая война не отменяет главной проблемы этого проекта: газ нужен с другой стороны Китая, в густонаселенных южных провинциях, а не на депрессивном северо-востоке КНР, где и так в изобилии и российского, и казахского, и туркменского предложения.
Наращивать поставки СПГ России мешают западные санкции, не позволяющие расширять соответствующую инфраструктуру, сезонность навигации по Севморпути и нехватка флота (Россия не может самостоятельно производить современные танкеры-газовозы). В долгосрочной перспективе эти проблемы возможно решить, но пока Китаю проще купить дополнительный СПГ в Персидском заливе, Австралии или увеличить наземные поставки из Мьянмы.
Похожая ситуация с углем. Падение мировых цен, гигантские транспортные плечи и ограниченная пропускная способность российских портов и железных дорог ставят крест на идее заменить угольный импорт из США. Более того, нынешний кризис может подтолкнуть Китай к тому, чтобы наконец покончить с перепроизводством стали, а значит, и угля ему будет требоваться значительно меньше.
Сельское хозяйство: далеко и холодно
По поставкам в Китай сельхозпродукции США, наоборот, серьезно обгоняют Россию. В 2024 году соотношение было $27 млрд (в основном соя, кукуруза, пшеница) к $7,4 млрд (рапсовое и подсолнечное масло, ячмень, соя) в пользу американцев. Заместить импорт из Штатов вряд ли выйдет из-за географических, транспортных, фитосанитарных и других ограничений.
Главная проблема — природно-географическая: дальневосточная сельхозпродукция просто не может конкурировать ни по цене, ни по объему с американской из-за климата. В Сибири и на Дальнем Востоке из-за короткого вегетационного периода и частых заморозков средняя урожайность пшеницы и сои на 30–40% ниже, чем в европейской части России и в США. Резко нарастить производство возможности нет: для этого нет ни капитала, ни рабочих, ни пригодной земли.
И даже если бы пшеница и соя магически материализовались, их не смогли бы доставить. Пропускная способность железнодорожных переходов на границе с Китаем на 2024 год не превышала 35 млн тонн в год для всех грузов, а для сельхозпродукции выделяются квоты не более 6–7 млн тонн. Морские порты Дальнего Востока (Владивосток, Восточный, Зарубино) не имеют достаточно зерновых терминалов: в 2024 году их совокупная мощность не превышала 3 млн тонн зерна в год.
Наконец, и Россия, и Китай активно используют импортные и экспортные пошлины в аграрном секторе, в том числе друг против друга. Например, российская пошлина на вывоз сои с апреля по июнь 2024 года составила 20%, на подсолнечник — 50%, а на рапс — 30%. В результате маржа экспорта российской пшеницы в Китай в 2024 году снизилась до $10–15 на тонну, а экспорт сои стал рентабельным только при мировых ценах выше $500 за тонну (сейчас — около $385).
К ограничениям изнутри добавляются ограничения снаружи: Китай вообще не пускал на свой рынок пшеницу из России до 2015 года и свинину — до 2024 года. Сейчас поставки растут, но с очень низкой базы и в условиях отсутствия мощностей.
Все это делает российскую сельхозпродукцию менее привлекательной для китайских импортеров и затрудняет заключение долгосрочных контрактов, особенно на фоне конкуренции с Бразилией или Казахстаном. Именно эти страны, не имеющие подобных проблем, скорее всего, станут основными бенефициарами торговой войны и имеют шансы заместить американскую продукцию.
Шанс на скидки и прорыв блокады
У торговой войны США и Китая есть и другая сторона — часть китайской продукции, которая раньше шла на американский рынок, теперь может быть перенаправлена на российский, причем по сниженным ценам. Например, после введения американских ограничений на китайскую электронику и IT-оборудование производители из Китая уже начали искать альтернативные рынки сбыта, предлагая и скидки, чтобы не допустить затоваривания складов.
Впрочем, Россия вряд ли станет основным каналом продажи избыточной продукции. Во-первых, она не обладает достаточной емкостью рынка. Во-вторых, у нее ограничены возможности для реэкспорта или переработки китайских товаров — для этого не хватает производственных мощностей и рабочей силы.
В-третьих, сохраняются финансовые и регуляторные ограничения. Китайские банки опасаются вторичных санкций и часто отказываются проводить платежи из России. Российским компаниям приходится использовать сложные схемы через третьи страны, что замедляет и удорожает процесс, снижая выгоду от скидок.
Кроме того, на часть китайской продукции, в том числе электронику и оборудование двойного назначения, введены дополнительные экспортные ограничения и пошлины, что также сдерживает рост поставок. Все это делает Европу, Юго-Восточную Азию и Латинскую Америку более выгодными направлениями для китайских товаров даже с учетом стоимости перевозок.
Потенциально американо-китайская торговая война может повлиять и на ситуацию в финансовом секторе. Сейчас российские компании сталкиваются с серьезными трудностями при расчетах с китайскими партнерами. К лету 2024 года, по данным Reuters, 98% китайских банков перестали принимать прямые платежи из России, а среднее время обработки платежей выросло до 18 дней, что существенно осложнило расчеты даже за гражданские товары. Эти ограничения научились обходить, но каждый новый посредник увеличивают стоимость транзакции.
Однако после введения Вашингтоном новых пошлин и резкого сокращения торговли с США для Пекина снижается стимул строго соблюдать западные финансовые санкции против России. Соотношение размеров американского и российского рынков всегда было главным аргументом в пользу соблюдения китайцами санкций, но в условиях 125% пошлин китайские банки могут начать мягче относиться к операциям с Россией, а регуляторы — закрывать глаза на отдельные обходные схемы.
Эта возможность, впрочем, материализуется только в том случае, если китайские банковские круги получат сигнал о долгосрочном характере торговой войны и провале попыток договориться с США. А это вряд ли произойдет как минимум до промежуточных выборов в Конгресс в ноябре 2026 года, когда станет понятен уровень поддержки политики Трампа в американском обществе.
Все против всех
Куда больше, чем экономически, Москва выигрывает от торговой войны политически. Даже если Китай не нарастит торговлю с Россией сегодня, такая возможность всегда останется открытой. Доступность ресурсов северного соседа по наземным маршрутам, которые не перережут американские авианосцы, и так была основой сближения Москвы и Пекина в последние 30 лет, а теперь станет еще более привлекательной для китайцев.
Чем хуже у Китая отношения с США, тем более важным союзником становится для него Россия. Потеря Пекином основного торгового партнера позволяет Москве немного выровнять баланс в двусторонних отношениях, которые за последние годы стали для нее угрожающе асимметричными.
Мало того, торговая война — лишь часть обширной стратегии Вашингтона по сдерживанию Китая. Выросшие пошлины и прочие ограничения в отношении КНР мыслятся американской администрацией как способ не только исправить дисбалансы в торговле, но и как попытка остановить технологическое развитие Китая в некоторых отраслях. И каждый новый шаг США в этом направлении делает Москву все более привлекательным партнером для Пекина.
В более долгосрочной перспективе торговая война может изменить отношение к России не только Китая. Новая политика Вашингтона резко рвет с американской традицией создания широких коалиций, основанных на ценностях. Теперь благосклонность США к конкретной стране определяют объемы закупаемых американских товаров и готовность сносить публичные унижения от Трампа.
Эта схема хорошо вписывается в циничные внешнеполитические нарративы Кремля о том, что сильные всегда подавляют слабых, а любое государство стремится доминировать на как можно большей территории. На таком фоне война России и Украины перестает быть противостоянием агрессора-изгоя сплоченной демократической коалиции, превращаясь в очередной эпизод борьбы за господство. Третьим странам в этой ситуации выгоднее игнорировать конфликт, продолжая торговлю с обеими сторонами.
Пока Трамп и его курс воспринимаются как аномалия, и при нынешней администрации Вашингтон и Пекин еще могут попытаться договориться о более конструктивных отношениях. Но даже если нынешний кризис разрешится, некоторые его последствия сложно будет отмотать назад. Доверие между Россией и Китаем укрепится, Пекин может стать менее щепетильным в вопросах соблюдения санкций, российские компании получат новые рынки сбыта, а страны Глобального Юга начнут пересматривать свое отношение к России и ее войне с Украиной.
Ссылка, которая откроется без VPN, — здесь.
