Эксперты осторожны с прогнозами результатов предстоящих в Молдове 28 сентября парламентских выборов. И это не случайно: итоги прошлогодних голосований — референдума о евроинтеграции и президентских выборов — сильно отличались от предварительных раскладов социологов. Есть две ключевые переменные, все больше влияющие на исход: растущее влияние молдавской диаспоры и российский фактор.
Угрозы
Большинство наблюдателей сходятся, что победу одержит правящая партия «Действие и солидарность» (PAS) — и это несмотря на жесткое социально-экономическое давление, с которым страна столкнулась из-за российского вторжения в Украину. Зажатая между Украиной и Румынией, Молдова в результате войны оказалась в чем-то вроде слепого конца логистического тупика. Отрезанная от стратегически важного порта — Одессы, она располагает лишь одним транзитным маршрутом через Румынию и вынуждена импортировать энергоносители и товары из ЕС по европейским рыночным ценам.
Еще одна проблема — растущее имущественное неравенство. В 2024 году ВВП страны вырос лишь на 0,1%, зато цены на недвижимость и количество люксовых автомобилей в Кишиневе бьют все рекорды. Нарастающая из-за этого социальная напряженность особенно заметна в сельской местности.
Проблемы в экономике и социальной сфере подталкивают правящую партию PAS к тому, чтобы сделать главный упор в своей агитации на успехах страны в евроинтеграции, во многом повторяя кампанию Майи Санду на прошлогодних президентских выборах. Формальное начало переговоров о вступлении в Евросоюз, наряду с историческим саммитом ЕС — Молдова, прошедшим в Кишиневе в начале июля, должны прибавить PAS популярности накануне голосования.
Еще одним инструментом мобилизации избирателей для правящей партии остается российская гибридная угроза. Москва активно вмешивалась в президентскую кампанию 2024 года и, по оценкам наблюдателей, продолжает использовать те же методы в нынешнем избирательном цикле. Правда, ярлык «пророссийская сила» все шире используется как средство политической борьбы: его активно навешивают не только на сторонников проживающего в Москве олигарха Илана Шора и Партию социалистов во главе с экс-президентом Игорем Додоном, но и на другие оппозиционные силы вроде недавно появившегося блока «Альтернатива».
Этот блок сформировали мэр Кишинева Ион Чебан, бывший генпрокурор и участник президентских выборов 2024 года Александр Стояногло, экс-премьер Ион Кику, а также Марк Ткачук, который при президенте Владимире Воронине возглавлял его администрацию. Блок обвиняет PAS в использовании административного ресурса: пересмотре избирательного законодательства в свою пользу, политически мотивированных расследованиях и уголовных делах против оппонентов.
«Альтернатива» пытается вести активную кампанию не только в столице, но и в провинции, однако в этом ей мешает дефицит и финансовых, и организационных ресурсов. В отличие от правящей PAS, блок не может полагаться на сеть поддерживаемых Западом НКО, которые в Молдове все больше превращаются в продолжение госинститутов.
В своей кампании «Альтернатива» старается делать главный упор на социально-экономическую повестку, а не на геополитику. Поддерживая курс на европейскую интеграцию, блок одновременно выступает за возобновление поставок российского газа. Такая позиция подается как прагматичный ответ на рост цен на энергоносители, хотя нельзя не учитывать, что газ был и остается ключевым инструментом влияния Москвы в Молдове.
Особенно острое соперничество разворачивается в Кишиневе, который долгое время был оплотом проевропейских настроений. Столица традиционно голосовала за PAS, но мэр Чебан тоже пользуется там немалой популярностью — считается, что он заметно обновил и благоустроил город.
При этом «Альтернатива» представляет собой весьма пестрый набор политических сил. Например, Чебан сейчас пытается заигрывать с трампистской риторикой, а его решение запретить ежегодный гей-парад в Кишиневе раскритиковали не только европейские дипломаты, но и некоторые соратники по блоку.
Недавнее решение Румынии запретить Чебану въезд в Шенгенскую зону фактически лишило его возможности покидать Молдову, что усилило попытки привязать «Альтернативу» к пророссийскому лагерю. Это также спровоцировало спекуляции о возможном юридическом запрете деятельности блока. При этом нет никаких явных доказательств того, что блок придерживается пророссийской ориентации или что Кремль его поддерживает так же, как социалистов или Илана Шора, призывающего к созданию союзного государства с Россией.
Так или иначе, PAS и ее союзники на этом фоне стали еще настойчивее позиционировать себя как единственную легитимную проевропейскую силу, сводя избирательную кампанию к бинарной оппозиции: успешная евроинтеграция с ними или провальная без них. ЕС подхватил такую риторику, поддержав тезис о ведущей роли PAS в молдавской политике.
Парадоксальным образом этому нарративу невольно подыгрывает и Россия: российские официальные лица вновь стали выдвигать претензии на Одессу, которая находится неподалеку от молдавской границы и до полномасштабной войны была для Молдовы главным маршрутом выхода на международный рынок. Учитывая текущие реалии на поле боя, наступление российских войск в этом направлении маловероятно. Но страх — серьезный политический фактор.
Этим инструменты влияния Кремля на внутреннюю политику Молдовы не ограничиваются. Москва также использует наработанные связи в молдавском обществе и политической элите, апеллирует к ностальгии по советскому прошлому, прибегает к серым финансовым схемам. Молдавские власти указывали на сети по скупке голосов, связанные с Иланом Шором, как на доказательство системного подкупа избирателей. За продажу голосов были выписаны тысячи штрафов, хотя многие из них оспариваются в суде. Финансовая и информационная поддержка со стороны России может быть направлена на то, чтобы усилить определенные нарративы или стимулировать протестные настроения.
Однако по-настоящему массовые протесты в Молдове сейчас маловероятны — особенно если власти не совершат грубых ошибок вроде манипуляций на выборах. Хотя слухи о подтасовках — особенно при подсчете голосов диаспоры — продолжают циркулировать, никаких конкретных доказательств по-прежнему нет. Дополнительным сдерживающим фактором остается война в Украине.
По ту сторону Днестра
Война в сочетании с ускорением молдавской евроинтеграции также сильно изменила положение Приднестровья. С начала полномасштабного российского вторжения приднестровские власти негласно демонстрировали готовность к определенной степени реинтеграции с Кишиневом. Непризнанная республика, где доминирует холдинг «Шериф», совсем не жаждет прихода «русского мира», а неосоветскую эстетику сохраняет лишь для того, чтобы играть на ностальгических чувствах населения и защищать свои бизнес-привилегии. Однако для Кишинева приоритетом стала евроинтеграция, а проблема Приднестровья оказалась в замороженном состоянии — как застывшая аномалия, которую лучше просто не трогать.
На фоне ухудшения отношений Кишинева с пророссийской Гагаузской автономией Тирасполь все чаще воспринимает политику центра как попытку подавления, а не примирения. С точки зрения Приднестровья, сближение с ЕС выглядит не как приглашение к диалогу, а как инструмент его политической и экономической маргинализации. Главный интерес Тирасполя — сохранение статус-кво, особенно в части экспорта той продукции, которая производится на предприятиях, работающих на субсидируемом российском газе, но оформляется по молдавским таможенным правилам. По мере того как Молдова продвигается по пути европейской интеграции и принимает все более строгие нормативы, поддерживать эту схему становится все сложнее.
Власти Молдовы открыли неформальные каналы коммуникации с Тирасполем, стремясь разъяснить, что процесс вступления в ЕС будет означать на практике — прежде всего для приднестровского бизнеса, работающего в рамках молдавского таможенного режима. Однако эти консультации по-прежнему сталкиваются со структурными ограничениями и недоверием с обеих сторон.
Энергетический кризис начала 2025 года удалось урегулировать, но лишь временно и с помощью решения, которое поставило Приднестровье под более жесткий контроль со стороны Москвы. Это свидетельствует не столько об углублении российского влияния в регионе, сколько о все большей неуверенности Кремля в том, насколько Тирасполь может самостоятельно справляться со своими проблемами, а также в собственной способности влиять на молдавскую политику традиционными методами.
Хрупкая модель
Движение Молдовы к ЕС продолжится и после выборов. При этом его темпы будут в большей степени зависеть от политической воли Брюсселя, чем от готовности Кишинева проводить реформы. Даже если PAS не сохранит абсолютное большинство, формирование нынешней оппозицией устойчивой правящей коалиции маловероятно: связи с Иланом Шором стали токсичными, а война в Украине сделала открытую пророссийскую ориентацию неприемлемой для сколь-либо серьезных молдавских политиков. В нынешней прифронтовой ситуации гораздо более серьезным риском для Молдовы становится не откат в евроинтеграции, а эскалация внутриполитического противостояния, особенно если власти напортачат с проведением выборов и этим воспользуется Россия.
Слабость молдавской оппозиции во многом обусловлена тем, что она исключена из экосистемы финансируемого Западом гражданского общества и европейских институциональных каналов — там доминируют PAS и аффилированные с ней структуры. Оппозиционерам не хватает ни финансового капитала, ни организационного потенциала для рывка вперед. Масштабный демографический сдвиг, сопровождающийся сменой поколений и моделей поведения, продолжает подпитывать проевропейские настроения.
Однако у молдавских избирателей — особенно за пределами городского среднего класса — накопилось немало вопросов, на которые надо найти ответы: от «Что делать с закрепленным в конституции страны нейтралитетом?» до «Как решить острые социально-экономические проблемы, включая те, что связаны с энергетикой?». И было бы большим упрощением пытаться списать их популярность просто на российское вмешательство.
Путь в ЕС не ограничивается выполнением формальных требований для вступления. Политическая система Молдовы остро нуждается в качественном обновлении — расширении партийного разнообразия, повышении институциональной подотчетности, большей ориентации экономической политики на социальные потребности. PAS в своей работе в значительной степени опирается на гражданское общество, что позволяет компенсировать ограниченный потенциал государства. Однако такая модель, при всех ее краткосрочных преимуществах, чревата дальнейшим ослаблением и без того хрупких механизмов гражданского контроля и политического плюрализма в Молдове.
Когда-то в начале 2010-х годов Молдова уже считалась «историей успеха» среди стран, присоединившихся к Восточному партнерству ЕС. Но к середине 2010-х страна погрязла в коррупционных проблемах, а государственные институты стали заложниками частных интересов. Приход к власти Санду ознаменовал разрыв с этой эпохой. Но сложно назвать устойчивой модель управления, основанную на оправдании любых действий интересами безопасности, постоянных обращениях к вопросам идентичности, а также политической монополии и административном давлении на конкурентов.
Брюсселю не стоит автоматически поддерживать евроинтеграцию Молдовы только потому, что она находится «на стороне Европы» в геополитическом противостоянии с Россией. Ориентиром должно оставаться следование европейским ценностям — демократическому плюрализму, институциональной устойчивости, социальной сплоченности (взаимному уважению между разными частями общества, инклюзивности, активному гражданскому участию и так далее).
При этом важно помнить, что случай Молдовы — это лишь часть общей тенденции в регионе. Война России против Украины меняет внутренние стандарты в разных странах, и теперь реальные или предполагаемые угрозы со стороны Москвы все чаще используются для оправдания любых политических решений, какими бы правильными или неправильными они ни были.
Ссылка, которая откроется без VPN, — здесь.
