Ситуация с распространением ВИЧ стала в России неблагополучной задолго до 24 февраля 2022 года. Но большая война резко ухудшила положение дел даже в такой, казалось бы, далекой от окопов сфере жизни. За первый же военный год, по официальным данным Минобороны, выявляемость ВИЧ среди военнослужащих взлетела в 40 раз. Демографические и экономические потери, угрожающие России из-за такой вспышки эпидемии, растянутся на десятилетия и в конечном итоге могут даже превысить урон от вторжения в Украину.
Анамнез
Считается, что нулевым пациентом с ВИЧ в СССР был сотрудник советского посольства в Танзании, который заразился во время секса с местным жителем и вернулся в Москву с загадочным недомоганием в 1986 году. Все 1990-е и начало нулевых вирус тлел в группах повышенного риска (сначала — среди потребителей инъекционных наркотиков, затем — мужчин, имеющих секс с мужчинами), постепенно просачиваясь дальше.
Количество стало переходить в качество во второй половине 2000-х. Число инфицированных росло быстрее, а гомосексуалы и наркопотребители были все менее заметны в общей выборке. К концу 2010-х ВИЧ в России уже не был болезнью молодых: число больных ВИЧ перевалило за миллион человек, а их доля вплотную приблизилась к отметке 1% населения, то есть около 1,5–2% среди людей трудоспособного возраста. И это без учета тех, кто просто не обследовался.
Тем не менее даже на такой тяжелой стадии эпидемию еще можно было взять под контроль. Опыт борьбы с ВИЧ по всему миру накоплен огромный, и при наличии политической воли достаточно было нарастить расходы на соответствующую статью в бюджете Минздрава и внедрить проверенные методы профилактики вместо псевдоисторического реконструкторства с домостроем и скрепами. Однако с началом вторжения в Украину ситуация устремилась в противоположную сторону.
ВИЧ на СВО
Большая война резко негативно повлияла на эпидемию ВИЧ сразу по нескольким направлениям. Прежде всего резко поменялись приоритеты в системе здравоохранения, а многим потенциальным пациентам стало совсем не до регулярных диспансеризаций, что еще больше обострило проблему выявляемости.
Современная антиретровирусная терапия, которая каждому новому ВИЧ-положительному назначается пожизненно, — удовольствие не из дешевых. Даже до войны финансировать ее могли себе позволить лишь немногие зажиточные регионы: столицы, Татарстан, нефтегазовый Север. Еще в 2010-е, чтобы бесперебойно закупать таблетки для растущего количества пациентов, российский Минздрав пытался переходить на более дешевые отечественные дженерики западных препаратов.
Однако приоритеты военного времени положили конец этому хрупкому равновесию: пациентские организации в России стали все чаще сообщать о перебоях, а доля принимающих терапию среди всех ВИЧ-инфицированных впервые за многие годы снова упала ниже 50%.
Добавила проблем и военная волна репрессий против гражданского общества. Она добила и без того слабую систему помощи людям с ВИЧ в России. Фонд Элтона Джона, крупнейшего в мире спонсора ВИЧ-сервисных НКО, объявили нежелательной организацией, вынудив российские организации отказаться от сотрудничества. А объявление ЛГБТ «экстремистским движением» дополнительно усилило перекрестную стигму и вокруг гей-сообщества, и вокруг темы ВИЧ.
Однако самый мощный негативный эффект оказала война как таковая. Эпидемиологи подтверждают, что риски распространения ВИЧ на фронте возрастают, например, при многократном использовании одного шприца в полевых госпиталях. «И это не что-то из ряда фантастики. Шприцы имеют свойство очень быстро заканчиваться, особенно на войне», — пояснил медик.
Да, даже при использовании одних и тех же шприцов или при переливании крови человек, который ежедневно в одно и то же время принимает АРВТ-терапию, перестает быть источником инфекции. Но бесперебойный подвоз и прием таблеток в окопах под круглосуточными обстрелами весьма проблематичен.
А нерегулярный прием еще хуже, чем полное отсутствие терапии, — у таких пациентов вирус может мутировать и стать резистентным к препаратам. И далее такие инфицированные будут заражать людей уже изначально не поддающимся той или иной группе препаратов вирусом.
Проблему официально признали даже врачи Минобороны: если принять число выявленных новых случаев ВИЧ в армии в первом квартале 2022 года за единицу, то к осени оно выросло в пять раз. К концу 2022-го — в 13 раз. А к началу 2023-го был зарегистрирован пик роста — более чем в 40 раз. Дальше ситуация относительно стабилизировалась: к концу 2023-го ВИЧ среди военнослужащих обнаруживали примерно в 20 раз чаще, чем до начала войны.
Такие высокие темпы объясняются тем, что ВИЧ на войне передается не только чисто «фронтовыми» способами, кроме ранений и их лечения. Никуда не деваются и два «традиционных» канала передачи: незащищенные половые контакты (например, с секс-работницами) и инъекционное употребление наркотиков общей иглой. И то и другое в воюющей армии — искусственном скоплении мужчин, которые каждый день живут как последний и получают шальные деньги, — процветает, судя по тем исследованиям, которые проводили независимые журналисты.
Всплеск заболевания ВИЧ в российской армии происходит в ситуации, когда эта болезнь по-прежнему считается формальным основанием для признания человека негодным к службе даже в случае всеобщей мобилизации. И на этапе призыва это правило в целом соблюдается — есть сообщения даже о продаже реальных заражений ВИЧ и вирусными гепатитами, чтобы мобилизованные могли хотя бы таким способом избежать отправки на фронт.
Однако после попадания на фронт правила начинают работать гораздо хуже. Независимые СМИ и паблики в соцсетях полны историями о том, как командование на местах отказывается отпускать с фронта дефицитных солдат, в каком бы состоянии они ни находились.
Самое страшное, что никто из эпидемиологов не возьмется утверждать, что взрывной рост новых случаев ВИЧ идет только в среде военных и обусловлен специфически армейскими рисками. Динамика среди остального населения тоже может быть более чем тревожной — просто военнослужащие, наряду с беременными, мигрантами и представителями некоторых профессий вроде пилотов и поваров, подлежат обязательному тестированию на ВИЧ.
А как выяснило издание «Если быть точным», уже в 14 регионах РФ после 2022 года доля ВИЧ+ среди беременных перевалила за 1% — это, по стандартам ВОЗ, еще один из симптомов перехода к генерализованной эпидемии ВИЧ, когда в той или иной стране нет больше смысла говорить ни о каких особых «группах риска».
В целом, по отчету ВОЗ, Россия с 2022 года вышла в топ-5 стран в мире по доле, которая приходится на нее среди всех выявленных новых случаев ВИЧ, — на нее приходится 3,9% из 1,5 миллиона общемировых новых заражений. Выше этот показатель только у ЮАР (14% всех новых случаев ВИЧ), Мозамбика (6,5%), Нигерии (4,9%) и Индии (4,2%), хотя в последних двух случаях опережение компенсируется значительно более многочисленным, чем у России, населением.
И пока нет никаких признаков того, что эта динамика начинает меняться. Российский Минздрав предсказуемо назвал вышеупомянутый отчет «очередной пропагандистской провокацией».
Мировой контекст
Россия погружается в пучину эпидемии ВИЧ в то время, когда в целом в мире она давно идет на спад. По данным ВОЗ, количество выявляемых за год новых случаев достигло пика еще в середине 1990-х и с тех пор упало более чем вдвое благодаря профилактике и распространению АРВТ-терапии, стабильный прием которой позволяет ВИЧ+ жить обычную жизнь, оставаясь незаразным.
Пока в России продолжают выявлять 50–100 тысяч новых случае ВИЧ в год, в наиболее благополучных странах Западной Европы показатели упали настолько, что заражение ВИЧ стало там почти такой же экзотикой, как заражение бешенством или малярией. В США недавно успешно прошла последнюю стадию клинических испытаний вакцина, защищающая от передачи ВИЧ с более чем 90-процентной вероятностью в течение полугода. А тем, кто уже инфицирован, предлагают переходить на четвертое поколение АРВТ-терапии: вместо одной таблетки раз в день используются инъекции раз в несколько месяцев.
И даже без медицинских прорывов ВИЧ как значимая медицинская проблема обречен исчезнуть во многих странах уже при нынешних поколениях. ВОЗ давно разработала стратегию «90-90-90» для борьбы с эпидемией без вакцин и действенных лекарств. Если хотя бы 90% людей с ВИЧ будут знать о своем диагнозе, а 90% из них будут стабильно принимать терапию и у 90% принимающих эта терапия будет работать, то распространение вируса почти полностью остановится.
Продолжительность жизни у ВИЧ+ людей, принимающих терапию, уже сейчас не только не уступает, но даже слегка опережает таковую у людей без ВИЧ — благодаря более интенсивному медицинскому наблюдению. Это значит, что ко второй половине XXI века, когда умрут своей смертью большинство нынешних ВИЧ+, эта болезнь фактически исчезнет. То, что мир движется в эту сторону, — медицинский факт. Даже в Африке к югу от Сахары за 2010-е число новых случаев заражения упало более чем на 20%, а число смертей — почти на 40%.
Выписной эпикриз
Ситуация с ВИЧ улучшается везде в мире, кроме единственного региона по классификации ВОЗ: Центральной и Восточной Европы. По доле людей с ВИЧ в населении РФ занимает первое место в Европе (1,5%), второе — Украина (1,1%), но с учетом численности населения понятно, что именно российский вклад в то, что эпидемия не сдается, оказывается решающим.
При этом нет ни одного объективного фактора, почему ВИЧ должен отступать повсюду в мире, но только не в России. Дело в факторах исключительно политических.
Россия последней в мире из крупных стран продолжает настаивать на тотальном запрете заместительной терапии для наркопотребителей (прием менее разрушительного метадона в таблетках под контролем врача вместо инъекций опиоидов). Это делается вопреки однозначным данным клинических исследований и рекомендациям ВОЗ, что так можно снизить хотя бы сопутствующий наркотикам вред, в том числе распространение ВИЧ.
Не менее вредоносен и категорический запрет во имя скреп уроков секс-просвещения в школах, где рассказывали бы о важности контрацепции и о том, на какие венерические заболевания кому и как часто необходимо проверяться.
Политики могут как угодно командовать другими людьми — но не законами природы. Как бы ни хотелось верить старцам из Совбеза, ВИЧ не остановить крестом, молитвой и «разговорами о важном» — и опыт остального мира это убедительно доказывает.
Когда боевые действия закончатся, лечение значительной части раненых потребует недель или месяцев. А вот дорогостоящее лечение тех, кто заболел на войне ВИЧ, надо будет вести пожизненно — как минимум чтобы снизить риски дальнейшего распространения инфекции. Эта нагрузка на российский госбюджет и систему здравоохранения, рынок труда и демографию растянется на всю вторую и третью четверти XXI века. Прямо сейчас она растет в геометрической прогрессии и будет давать о себе знать еще многие десятилетия после того, как закончится и война в Украине, и само правление Владимира Путина.
Ссылка, которая откроется без VPN, — здесь.
