Кремль во встрече с Трампом на Аляске не стал следовать ровно тем требованиям, которые предъявляет к встрече с Зеленским: сначала все хорошо подготовить, заранее договориться о главном, а потом уже встречаться. Эта последовательность, которую Владимир Путин выдает за незыблемую традицию российской дипломатии, исчезает, как только речь заходит о встрече, нужной ему самому, даже если она не проработана.
Общий итог саммита на Аляске можно подвести одной строчкой. Если бы Трамп уговорил Путина на прекращение огня, встреча была бы его успехом, любой иной исход — успех Путина. Имеем именно такой итог.
Для диктатуры любой прямой контакт с легитимным демократическим лидером, особенно с президентом США, — уже дипломатический успех, тем более — приглашение к нему в гости. Пораженной в правах диктатуре такая встреча возвращает своего рода дипломатическое равноправие. Не было диктатуры — от Китая и Филиппин до Испании и Чили, — которая не праздновала бы саммит своих лидеров с США как триумф собственной внутренней и внешней политики. Это восприятие встречи в верхах с американцем как праздника легитимации разительно отличает их от таких же встреч между демократически избранными лидерами. Эти встречи носят более деловой характер, потому что внутренняя легитимность лидеров не дефектна и не так нуждается во внешнеполитических подпорках — даже в случае фигур с противоречивой репутацией вроде Виктора Орбана или Алексиса Ципраса.
Как ни странно, это не вполне так в случае Трампа. Он как раз с удовольствием цитирует похвалы автократов в свой адрес — от восточных монархов до де-факто изгоев вроде Путина или Ким Чен Ына. И это вполне объяснимо. Демократический мир и собственный политический класс, за немногочисленными исключениями, все еще не считают его вполне своим — тем более своим лидером. И Трамп оказывается в парадоксальном положении неформального главы лагеря демократий, нуждающегося во внешней легитимации за его пределами.
Это не столько переход на сторону автократов, сколько стремление предъявить колеблющимся в собственном лагере свою эффективность: пока вы ничего не добились своей высокомерной щепетильностью, я иду на контакт, заслуживаю их доверие и решаю вопросы. И вообще, на вас свет клином не сошелся, есть те, кто меня по-настоящему уважает.
Таким образом, ожидаемо выигрывает не только Путин, но и Трамп — по крайней мере, в собственных глазах. В этой внутренней неполноценности, проблемных отношениях с собственными союзниками и политическими коллегами причина странной любви Трампа к диктаторам.
Однако саммит стал проигрышем для Трампа не только потому, что его приглашение пока не увенчалось видимым результатом, но и потому, что он сошел с собственной, сформулированной на случай такой встречи позиции: или прекращение огня, или санкции. По завершении саммита нет ни того, ни другого, а есть переход на позицию, близкую российской: прекращение огня в рамках всеобъемлющего мирного соглашения. Такое соглашение тоже может остановить войну, но требует гораздо большей работы и времени, чем простая остановка боевых действий, и с куда большей вероятностью останется незавершенным. Долгий перечень мировых конфликтов, замороженных на неопределенный срок, появился вовсе не случайно.
Два выступления
Содержание российско-американских переговоров на Аляске по-прежнему практически неизвестно, но из их формы и скупых отчетов можно кое-что понять с большой степенью точности. Во-первых, саммит был обрамлен рабочими поездками Путина в Магаданскую область и на Чукотку. Таким образом, с одной стороны, встреча подавалась как историческая, а с другой — рутинизировалась: она только часть насыщенного графика российского лидера, практически этап большого турне по русскому Крайнему Северо-Востоку. Это сделано, видимо, на случай неполной удачи переговоров — ведь буквально в день саммита Путин дает следующий новостной повод из Анадыря.
Переговоры Путина и Трампа были запланированы более продолжительными. Сначала планировалось, что саммит будет состоять из двух частей — встречи президентов тет-а-тет и встречи делегаций. Потом формат скорректировали на тоже двухчастный — разговор в узком составе и, после паузы, рабочий обед в более широком составе делегаций. Однако в итоге гости и хозяева разъехались без обеда.
Во встрече смогли поучаствовать политико-дипломатические блоки обеих делегаций: первые лица плюс Сергей Лавров, Юрий Ушаков, Марко Рубио и Стив Уиткофф. Зато экономические блоки делегаций остались без переговоров (и без обеда) с участием первых лиц. С российской стороны это министр финансов Антон Силуанов, главный по торговле с Трампом Кирилл Дмитриев, а также министр обороны и он же один из главных путинских экономистов Андрей Белоусов. Это значит, что до отмены санкций, торговли большими буквами, взаимовыгодных авиационных и сырьевых сделок попросту не дошло. То есть как минимум одному выбору Трамп остался верен: не дал увести себя от основного украинского вопроса в сторону многочисленных взаимовыгодных соблазнов.
Это подтверждают и короткие выступления обоих первых лиц во время выхода к прессе. Выступление Путина поражает своей бесцеремонной поверхностностью рядом с тем значением, какое российский режим приписывал встрече. Первые три минуты он просто зачитывает стандартную справку об исторической общности и традиционной дружбе — из тех, что посольства поручают написать младшему дипломату, а потому передают из поколения в поколение, чтобы подкладывать в папку первым лицам во время их визитов. Правда, эта справка в устах Путина, историка-дилетанта на троне, смотрится вполне органично. Еще две минуты длится пустая констатация, что за предыдущие четыре года отношения достигли дна (без упоминания причин), но вот умница Трамп возвращает их к норме, так-то лучше.
Уже на шестой минуте вновь зачитывается справка о текущей позитивной динамике международных отношений (вырос товарооборот) и еще одна похвала Трампу: подтверждаю, что при нем эта война бы не началась. Поскольку подтверждение исходит от агрессора, оно должно быть последним аргументом в споре Трампа с демократами, хоть Путин и не артикулирует эту мысль до конца.
Середина выступления — буквально полторы минуты из восьми — посвящена главной и, похоже, единственной теме переговоров. Здесь Путин вновь хвалит Трампа за желание вникнуть в суть конфликта и понять его истоки. Это означает, что Трамп в очередной раз выслушал историю про Киевскую Русь, Екатерину, Ленина, обещание не расширять НАТО, переворот, неонацизм и неисполнение Минских соглашений. То, что речь шла вновь об этом, подтверждается упоминанием общих корней и братского народа.
Дальше Трамп, судя по всему, должен был принять как факт, что именно «происходящее на Украине», а не где-либо еще — от Кореи до Финляндии, — является «фундаментальной угрозой российской безопасности». При этом фундаментальность угрозы определяет сам российский лидер, никаких объективных возражений не принимается.
Поскольку народ братский, Россия искренне хочет положить конец войне. Но только вместе с устранением «первопричин кризиса», где не только Украина, но и справедливый баланс европейской и мировой безопасности. В этом вопросе Трамп, в отличие от позиции «не обсуждаем торговлю, пока не договорились по Украине», очевидно, позволил перетянуть себя на сторону Кремля. Платформа, с которой Трамп выдвигал, а затем сокращал ультиматум Путину, была «прекращение огня». Эта платформа была согласована с Киевом и Европой, и от нее по итогам встречи не осталось и следа.
Теперь Трамп согласен — и об этом он написал сам, — что нужно не прекращение огня, которое бывает неустойчивым, а следует напрямую идти к мирному договору. А мы помним, что мирный договор в российском понимании включает в себя и «первопричины», и «равную и неделимую безопасность», которая в российской интерпретации означает право запрещать другим странам то, что Россия считает для себя опасностью. Это полный переход Трампа с позиции, согласованной с европейцами и Украиной, на позиции России. Как бы нехотя и вскользь — оторвавшись от карточек и будто бы от себя — Путин бросил: «и безопасности Украины, разумеется».
Несмотря на отсутствие сделки, Трамп в своем сверхкратком выступлении ни разу не упомянул ни вторичные санкции, ни какие-то сроки наступления мира, ни его возможные предварительные этапы — вроде отказа от ударов вглубь территории. Такой мораторий может последовать; за обменом ударами в ближайшее время имеет смысл наблюдать. Но если он случится, это будет следствием личной просьбы, а не хотя бы минимально оформленной договоренности.
Заложничество
Дальнейшие шаги Трампа либо ожидаемы, либо уже состоялись. Он информирует Владимира Зеленского и европейских лидеров о переговорах и новых предложениях Путина и рекомендует большую часть из них принять, потому что, по его собственным словам, «Россия мощная, а Украина — нет».
Это может выглядеть как прагматичное признание «реалий на земле» и реальности на планете Земля. Но это будет и создание новых правил и прецедентов, которыми теперь могут воспользоваться и другие. Теперь действительно слово за Киевом и Европой, которым переданы предложения. Если они откажутся, Трамп получает возможность выйти из дела и переложить риски на партнеров.
Остается небольшая надежда на то, что Путин предложил сначала Уиткоффу, а потом самому Трампу нечто более реалистичное и приемлемое, иначе неясна причина столь стремительного выхода американцев на встречу в верхах и оптимизма после нее. Никакой верифицируемой информации по этому поводу нет, но поскольку Трамп начал говорить по этому поводу с широким кругом политиков, детали неизбежно появятся, если есть чему появиться.
Сам по себе оптимистический тон участников и слова о стремительном приближении к миру ничего не значат. Трамп инвестировал во встречу и теперь, как большинство инвесторов, позирует перед рынком, изображая, что его вложение успешно и вот-вот даст доход.
Увязка прекращения боевых действий с большим договором о мире, где учтен, по словам Путина, «справедливый баланс европейской и мировой безопасности», открывает некоторую возможность вывести разговор за пределы полной или частичной капитуляции Украины и смягчить ее уступки приближением к этому самому справедливому балансу в других областях — военные блоки, базы, стратегические ракеты, ПРО, санкции, критика внутренней политики, которая в России и в случае окончания войны не будет меняться быстро.
Однако эта увязка имеет и другую сторону. Она может означать, что прекращение войны против Украины теперь зависит не только от уступок Украины, но и от того, насколько Запад будет готов сдать назад в Европе и глобально. Иначе говоря, в рамках такого более всеобъемлющего урегулирования Украина становится заложником, чтобы требовать чего-то от остальных — от Эстонии до Японии. Но эти страны, хоть и остро чувствуют угрозу, не страдают непосредственно, а значит, их отказ уступить всегда можно использовать как повод продолжить войну.
