С сегодняшнего дня, 1 декабря 2025 года, в продаже появилась книга «Соучастники. Почему российская элита выбрала войну». Ее написала исследовательница, научная сотрудница Берлинского центра Карнеги по изучению России и Евразии Александра Прокопенко.
Этот текст о том, как российские бюрократы и представители крупного бизнеса (те из них, кого сейчас называют технократами, а раньше — системными либералами) превратились из элиты в слуг Владимира Путина. В людей, исполняющих даже те решения автократа, с которыми они категорически не согласны.
В прошлом Прокопенко и саму можно было отнести к «молодым технократам» — она несколько лет проработала советником в российском Центральном банке. В 2022 году из-за вторжения РФ в Украину автор «Соучастников» оставила работу и уехала из страны. Помимо опыта непосредственного погружения в структуры власти, Прокопенко восемь лет проработала в кремлевском пуле журналистов — общалась с источниками в руководстве России, писала об этом статьи и в конечном счете была оттуда изгнана.
Для своей книги она поговорила со многими из старых знакомых — представителями высшего и среднего звена российской бюрократии и близких к власти корпораций. Их рассуждения о том, что происходит, тоже нашли свое место в вышедшей книге.
Функционер замолкает
История российского правящего слоя последних 25 лет изложена в «Соучастниках» как серия компромиссов. Приняв эти компромиссы, бюрократы и управленцы крупных компаний утратили свойства, которые позволяют отнести их к элите. В книге автор в основном использует термин «нобили» — поскольку правящий слой (по Прокопенко) «потерял единство, перестал создавать смыслы, вырабатывать общие ценности и образ желаемого будущего — собственно, делать то, что делает элиту элитой».
Стоит сразу оговориться, что «Соучастники» как исследование неэлиты не затрагивает представителей спецслужб, полиции и армии, — речь в книге идет только о гражданской бюрократии. Она, в свою очередь, тоже не однородна — там есть и путинские знакомые еще со времен Петербурга (к примеру, Герман Греф), и реформаторы-рыночники ельцинского призыва (Алексей Улюкаев), и молодые функционеры, сделавшие карьеру исключительно в путинское время (Максим Орешкин). А еще — многочисленные управленцы, рекрутированные в госсектор из корпоративного в 2010-е годы.
Многие из этих людей пришли на госслужбу, поскольку действительно поверили, что смогут принести пользу обществу. Они полагали, что даже в условиях автократии будут играть в системе роль рациональных агентов. Однако под влиянием отбора и (в случае с теми, кто его прошел) существующих негласных практик «элита, которая должна выступать противовесом автократу» потеряла агентность и превратилась «в исполнителей президентской воли, льстецов и холуев, чувствительных к настроению автократа и ставящих его комфорт во главу угла».
Вместо формирования политики, ее обсуждения и выработки (в том числе через конфликты), роль технократов свелась к сглаживанию эффектов от уже принятых не ими решений. Профессиональные управленцы нужны Путину как антикризисная команда, которая купирует проблемы, вызванные как глобальными неуправляемыми явлениями (вроде кризиса 2008 года или пандемии 2020-го), так и решениями самого главы государства — в первую очередь путинской политикой в Украине с 2014 года.
Навыки антикризисного управления особенно пригодились функционерам после вторжения в Украину в 2022 году и введения против России санкций. Парадокс этой востребованности заключается в том, что в массе представители истеблишмента сочли войну ошибочным и вредным решением, разрушившим многое из того, над чем они работали долгие годы.
Поскольку «Соучастники» написаны репортерским языком, разнообразные реакции путинских функционеров на войну изображены в книге почти гротескно. Высокопоставленные чиновники буквально прячут свои айфоны под зад — потому что боятся прослушки (не то американской, не то российской). Или вдруг резко увлекаются прогулками в лесу — тоже из страха, что их разговоры услышат спецслужбы.
А в самих этих беседах сперва говорят, что не понимают, зачем Путин решил напасть («[Ради чего?] За Чернобаевку? [Ради того,] чтобы [глава непризнанной Донецкой народной республики Денис] Пушилин получил „Азовсталь“?»), а потом осекаются и замечают, что после таких слов можно встретиться с подосланными властью убийцами.
Одновременно нобели обижаются на Евросоюз и США (за санкции в отношении правящего слоя, который, по их убеждению, точно не мог повлиять на решение Путина воевать) и гордятся тем, как умело российское правительство и бизнес противодействуют введенным Западом ограничениям.
Прокопенко пишет, что наравне с санкциями одним из главных факторов, сплотивших нобилитет вокруг Путина после начала войны, стал страх. Причем не только опасения потерять карьеру, имущество и жизнь, но едва ли не в первую очередь страх социальной смерти.
Один из информантов сравнил принадлежность к правящему слою с участием в коза ностра. Другой сказал, что у лишенного поста чиновника телефон замолкает через десять дней. Тогда как действующий управленец, напротив, ощущает принадлежность к влиятельному сообществу, представители которого объединены общей тайной. Эта тайна — знание о том, как в действительности функционирует система власти: часто неформально, внезаконно или откровенно с нарушением процедур.
Возвращение агентности
Автор констатирует, что правящий слой в России сейчас разочарован и разобщен. Смерть бывшего федерального министра Романа Старовойта напоминает о зыбкости личного положения. А проект авторитарной модернизации, который объединял многих представителей истеблишмента, очевидным образом потерпел неудачу.
Или дословно: «Одна из главных иллюзий постсоветского периода заключалась в том, что в России постепенно формируется рациональное государство. Пусть это государство и авторитарное, но оно способно извлекать уроки, опираться на экспертизу, балансировать интересы и обеспечивать относительную устойчивость системы».
В финале книги Прокопенко дает ответ на один из наиболее интересных вопросов — что ждет слуг тогда, когда исчезнет подчинивший их себе хозяин? Автор «Соучастников» считает, что система, выстроенная под конкретного автократа, «столкнется с критическим дефицитом агентности — неспособностью действовать без указаний сверху».
А также: «Это создаст вакуум, который может быть заполнен конфликтами — как между различными группами нобилитета, так и между ними и обществом, предъявляющим совершенно иные ожидания к государству и власти. <…> Изоляция, накопленная фрустрация и разрушенные механизмы институционального контроля могут привести не к переходу, а к затяжному периоду дестабилизации и борьбы за контроль над распадающейся системой».
Сказанное отсылает к уже имеющемуся у России опыту перехода от персоналистской диктатуры к более коллективным формам управления. После смерти Сталина в 1953 году его преемники первым делом осудили то, что при покойном диктаторе оказались «отброшены» «методы коллективности в работе». А затем сформировали коалицию и уничтожили Лаврентия Берию — главу репрессивного суперведомства, который обладал наибольшим потенциалом для реставрации персоналистского режима.
Вышедший в итоге победителем в борьбе за трон Никита Хрущев был смещен со своего поста несколько лет спустя — тоже за отступление от принципов коллективного руководства (субъективизм и волюнтаризм). Таким образом, находившаяся в куда более подчиненном положении советская номенклатура смогла выполнить то, в чем была кровно заинтересована: избежала появления нового вождя, в том числе не допустив к руководству военных или представителей спецслужб, а также распределила власть и отказалась от репрессий в отношении истеблишмента. У послепутинских управленцев, судя по всему, будут возможности повторить этот сценарий и вернуть себе утраченную субъектность. Чего не скажешь о российском обществе в целом.
Ссылка, которая откроется без VPN, — здесь.
