Кремль любит коллекционировать рекорды. Один из них, не самый приятный, — количество санкций, которые наложили на Россию после вторжения в Украину. Число ограничительных мер превысило 13 тысяч — больше, чем ввели против Ирана, Кубы и Северной Кореи, вместе взятых. Тем не менее российский ВВП упал в 2022 году всего на 2,1%, а на 2023 год рост предсказывает даже консервативный МВФ — в отличие, например, от экономики Великобритании.
Все это позволяет Кремлю говорить о неэффективности санкций, но помимо количественных эффектов есть еще и качественные. Санкции радикально изменили модус операнди экономического блока российской власти — и не в лучшую сторону.
До войны с Украиной экономическая политика России, несмотря на опору на госкапитализм, в целом ориентировалась на технологическое развитие, диверсификацию экспорта и относительную свободу капитала. А теперь вместо этого: капитальный контроль, деление стран на дружественные и не очень, юанизация расчетов и милитаризация расходов. Причем все это с Россией надолго. Санкции парадоксальным образом укрепляют Fortress Russia в краткосрочной перспективе, изолируя ее от глобальных шоков, но ослабляют в средне- и долгосрочной.
Капитальный контроль
В начале 2022 года США и ЕС в ответ на российское вторжение в Украину сразу зашли с козырей санкционной колоды: заморозили золотовалютные резервы и ограничили Банку России возможность использовать наличные доллары и евро. Неудивительно, что шокированный российский бизнес и большая часть чиновников тоже поверили в скорый коллапс российской экономики и замерли в ожидании.
Однако быстрая реакция экономического блока позволила смягчить последствия. Ограничения на движение капитала и запрет на выдачу наличной валюты, по сути, заперли в российской финансовой системе нерезидентов. А повышение ключевой ставки сразу до 20% остановило отток средств из банковской системы, который за первые две недели войны превысил 2 трлн рублей ($30 млрд). Также ЦБ приостановил регулирование полной стоимости займов, поддержав банки в условиях повышенного спроса на ликвидность. А рост ставок по краткосрочным депозитам и запрет на выдачу наличной валюты заставили россиян вернуть почти 90% снятых средств на счета к концу апреля.
Отсутствие серьезных проблем в банковской системе и заморозка нерезидентов не дали экономике завалиться на бок и стабилизировали ожидания внутри России. Но у этой краткосрочной победы есть и обратная сторона — ограничения на движение капитала, отказ от которых председатель ЦБ Эльвира Набиуллина называла «важным достижением экономической политики». Меры капитального контроля, использование которых давно считается неэффективным инструментом экономической политики, теперь сохранятся надолго. Мало того, всегда есть риск того, что их придется ужесточить еще сильнее.
Друзья и враги
Еще одним ответом России на санкции стало активное деление стран на дружественные и не очень. Оно наметилось еще до войны, но первоначально список «недружественных» стран включал только США и Чехию и всего лишь ограничивал количество работников в их посольствах. После начала войны правительство утвердило длинный новый список враждебных государств, расплачиваться по кредитам с которыми можно только в рублях на специальные счета. Позже Кабмин несколько раз его дополнял.
Внятных критериев, по которым страну могут объявить «недружественной», в публичном доступе не существует, что открывает простор для регуляторного творчества. Особо активные парламентарии уже предлагают запретить с ними самые разные виды взаимодействия: от обмена рубля на их валюты и продажи им определенных товаров до усыновления их гражданами российских детей. Также звучат призывы включать и исключать из этого списка соседние государства в зависимости от того, насколько активно они поддерживают Россию. И, похоже, такой подход разделяет руководство страны.
Если до 2022 года Россия старалась прагматично выстраивать торговые отношения, руководствуясь в основном экономическими интересами, то после 24 февраля главным критерием внешнеэкономической политики стала «дружественность». Это принесло Москве новых партнеров. Например, российские фирмы теперь активно налаживают связи с Ираном и даже вошли в основанный правительством талибов в Афганистане инфраструктурный консорциум. Также Москва активизировала торговые контакты с Мьянмой, странами Африки. Крупнейшими логистическими и торговыми хабами для России стали Турция и Объединенные Арабские Эмираты.
Впрочем, и Анкара, и Дубай, зарабатывая на российской зависимости, относятся достаточно внимательно к соблюдению санкций. Российским фирмам непросто открывать там счета, а местные регуляторы и банки под микроскопом рассматривают трансакции из России. Во многом поэтому российские власти перестали стигматизировать наличные во внешней торговле, развивают внешнеторговые расчеты в криптовалютах и через бартер и даже встраиваются в систему расчетов Хавала, признанную в ряде стран нелегальной.
В обозримом будущем геополитика продолжит определять направления российской торговли. Производственные цепочки, в которых участвует Россия, будут основаны не на экономической эффективности, а на геополитических приоритетах. А вытекающие издержки переложат на потребителей в виде выросших цен и упавшего качества.
Китайские оковы
Ключевой сдвиг 2022 года — радикальный разворот российской экономики на Восток, где дружба с Китаем оборачивается растущей экономической зависимостью. По данным таможенной статистики КНР, товарооборот с Россией в 2022 году увеличился почти на треть и достиг рекордных $190 млрд. У России тут значительный профицит: она импортировала товаров из Китая на $76 млрд, а в Китай экспортировала — на $114 млрд.
Более двух третей в структуре экспорта занимают поставки энергоносителей: Россия — вторая страна после Саудовской Аравии по объемам поставок нефти в Китай и четвертая — по поставкам СПГ. Обратная сторона энергетических рекордов: покупатель-монопсонист получает хорошую возможностью влиять на цены, а российская позиция в переговорах становится куда слабее.
В Россию Китай ввозит не только потребительские товары, но и обеспечивает существенную долю высокотехнологичного импорта. В 2022 году значительно вырос ввоз в Россию из Китая грузовых автомобилей, экскаваторов и погрузчиков, автокомпонентов. Китайские фирмы — главные поставщики электроники, оборудования и полупроводников.
Крупнейшие китайские компании вроде Huawei беспокоятся о своем глобальном бизнесе, поэтому сворачивают операции в России. А вот компании второго и третьего эшелонов, наоборот, выходят на российский рынок. Несмотря на западные ограничения на поставку полупроводников и микрочипов, Россия продолжает получать их в больших объемах из Китая.
Расчеты с китайскими партнерами по большей части идут в китайской валюте, а не в рублях. Доля юаня в оплате российского экспорта выросла в 32 раза, с 0,5% в 2021 году до 16% в 2023-м; в оплате импорта — с 4% до 23%. Дочки четырех китайских банков, работающих в России, в разы увеличили активы, а прибыль — в десятки раз.
Мало того, Владимир Путин заявил, что Россия готова переходить на расчеты в юане и с другими странами. Это означает, что дедолларизация российской экономики, которой так гордятся российские власти, оборачивается ее стремительной юанизацией: просто одна доминирующая валюта замещается другой.
При этом для номинирования цен и частично конвертации все еще используются доллар и евро. Экзотические варианты вроде «корзины валют» или commodities сложны и неудобны партнерам.
Растущая изоляция рубля и России в целом на руку Китаю: Москва способствует естественной интернационализации юаня, наращивая его долю и в международных трансакциях, и в резервах. А наблюдение за тем, как Запад накладывает санкции, а Россия — к ним приспосабливается, позволяет Пекину лучше подготовить свою экономику к противостоянию с США.
Изоляция и милитаризация
При желании в нынешнем экономическом положении России можно найти свои плюсы. Высокая инфляция в США и ответный рост ставок ФРС привели к переоценке облигационного портфеля американских банков. Мартовский крах американских Signature Bank, Silicon Valley Bank и Silvergate Bank отправил рынки в пике и заставил аналитиков заговорить об «эхе мирового кризиса». Зато российская экономика, надежно изолированная санкциями от глобального финансового рынка, не почувствовала турбулентности.
Сейчас практически единственным каналом трансляции внешних шоков в Россию остались цены на нефть и газ. Если случится мировая рецессия, которая их существенно снизит, российской экономике придется несладко. Однако сценарий глобального кризиса хоть и мелькает в прогнозах, остается далеко не самым вероятным. Кроме того, ОПЕК+ для поддержки цен на энергоносители договорился снизить добычу нефти с мая по октябрь. А Россия, помимо добровольного сокращения добычи, даже изменила формулу расчета нефтегазовых налогов, чтобы избежать резкого спада сырьевых доходов бюджета.
Впрочем, изоляция от внешних шоков оборачивается зависимостью от немногих оставшихся внешних партнеров. Технологические санкции уже лишили Россию возможности разрабатывать новые энергетические проекты на шельфе и труднодоступные месторождения; ограничили доступ к турбинам, технологиям по строительству современных танкеров, локомотивов, автомобилей, сетей связи нового поколения и других высокотехнологичных продуктов; убрали Россию из мировой дискуссии вокруг искусственного интеллекта и квантовых компьютеров. А значит, Кремлю так или иначе придется выстраивать планы будущего развития экономики вокруг торговли энергоресурсами.
Постоянная оглядка на сырьевые цены и резко выросший уровень милитаризации госрасходов (около трети расходов бюджета) надолго консервируют экономическое развитие России. Тем более что военные расходы вряд ли снизятся даже после окончания активной фазы войны, если путинизм сохранится в том или ином виде. Кремлю потребуется пополнять арсеналы и готовиться к новой войне. А перенос военных технологий в гражданские сектора России никогда особенно не удавался. Не приходится ожидать больших успехов и от обратной индустриализации с ее переводом промышленности на устаревшие технологии.
В прошлом веке Россия уже проводила экономическую политику с опорой на торговлю сырьем, зависимость от внешних партнеров и раздутый военно-промышленный комплекс. За ее неэффективность пришлось больно расплачиваться в 1990-е. Сейчас у России есть все шансы повторить этот путь.
