Источник: Foreign Policy
Истоки поведения СССР... в смысле, ИранаУже три десятка лет Исламская Республика Иран не дает покоя Соединенным Штатам, игнорируя все «кнуты» и «пряники» и одновременно стараясь сорвать планы американцев на Ближнем Востоке. Если о Советской России Уинстон Черчилль говорил, что «это тайна, покрытая мраком, за семью печатями», то сегодняшний Иран часто напоминает наблюдателям «злодея в образе жертвы, скрытого за паранджой».
В попытках понять своего загадочного противника американские аналитики, объясняя иранскую специфику и прогнозируя будущее развитие событий, чаще всего прибегают к историческим аналогиям с тремя государствами: красным Китаем, нацистской Германией и Советским Союзом. Выбранная «точка отсчета» во многом определяет и выводы, поэтому большинство рекомендаций относительно необходимых политических шагов сводится к одному из трех вариантов: попытаться «заманить» иранский режим в современность; отбросить дипломатический политес и нанести «упреждающий удар», чтобы предотвратить или оттянуть появление у Тегерана ядерного оружия; или проводить в отношении Ирана политику сдерживания в надежде, что нынешняя система в стране изменится или рухнет под тяжестью внутренних противоречий.
Лично я, после десяти лет наблюдения за Ираном - как из его собственной столицы, так и из Вашингтона, - сотен интервью с иранцами, представляющими все оттенки политического спектра, тщательного изучения статей и заявлений иранских руководителей сразу после прихода к власти администрации Обамы, порекомендовал бы ей отбросить исторические параллели и попытаться за счет диалога найти ответ на, казалось бы, простой, но основополагающий вопрос: почему Иран ведет себя именно так, а не иначе? Следует ли искать корни его внешней политики в непоколебимой идейной враждебности Соединенным Штатам или Тегеран просто реагирует на попытки США его «покарать»? Одним словом, перефразируя Генри Киссинджера, что такое нынешний Иран - страна или идеология?
Сам я всегда считал, что Исламская Республика - это особый случай, политическая система, не имеющая аналогов в современном мире. Однако события последних полутора лет - циничная реакция Тегерана на поступки Обамы, а затем подавление акций протеста после выборов, показательные процессы и выбитые из людей признания - навели меня на мысль о том, что исторические аналогии все же могут отчасти пролить свет на его действия. Но какая из них в данном случае актуальна?
С точки зрения сторонников «китайского варианта» - зачастую это приверженцы realpolitik, - иранский режим в основе своей прагматичен, а не идеологизирован, и хотел бы улучшить отношения с Соединенными Штатами. Под этим сравнительно оптимистическим углом зрения поддержка Тегераном военизированных организаций вроде "Хезболлы" и ХАМАСа, его альянсы с лидерами-радикалами, например президентом Венесуэлы Уго Чавесом (Hugo Chavez), Муктадой ас-Садром (Moqtada al-Sadr) в Ираке и главой Сирии Башаром Асадом (Bashar al-Assad), отрицание Холокоста и еженедельные вопли «Смерть Америке!» выглядят как защитная реакция на враждебность Вашингтона. В соответствии с данной аналогией смелый шаг американского руководства вроде знаменитого визита президента Ричарда Никсона в Пекин в 1972 году может увенчаться «общей договоренностью» с Тегераном.
Многие, однако, отмечают, что в ситуации с Ираном сегодня не наблюдается того геополитического фактора, что способствовал американо-китайскому сближению при Никсоне и Мао Цзэдуне - беспокойства относительно советской угрозы. Кроме того, хотя и Мао отнюдь не молился на звездно-полосатый флаг, аналогия с Китаем страдает чрезвычайной недооценкой значения антиамериканизма в самоидентификации нынешнего руководства Исламской Республики, особенно Высшего руководителя аятоллы Али Хаменеи.
Неприязнь Хаменеи к Соединенным Штатам, зафиксированная в его книгах и выступлениях за тридцать лет, отличается абсолютной последовательностью. О чем бы ни шла речь - о внешней политике, сельском хозяйстве или образовании, он неизменно находит случай упомянуть о жестокости, алчности и коварстве Америки, ее, как он выражается, «высокомерном отношении ко всему миру». Отставные иранские высокопоставленные чиновники, включая даже экс-президента, рассказывали мне, что в неофициальных беседах Хаменеи не раз заявлял: "Ma doshmani ba Amrika ra lazem dareem" (нам нужна вражда с Америкой). В прошлом году, за месяц до подтасованных президентских выборов, он подчеркнул: если победит кандидат, стремящийся улучшить отношения с Соединенными Штатами, Иран ждет национальная катастрофа.
Идея об «общей договоренности» приобрела особую популярность во времена Джорджа Буша, когда Вашингтон отказывался вести диалог с Тегераном, но тот факт, что беспрецедентные жесты Обамы в сторону Тегерана - включавшие два личных послания Хаменеи - остались без ответа, поставил под сомнение версию о том, будто иранские «ястребы», несмотря на их риторику, втайне стремятся к дружбе с Америкой.
Они к этой дружбе не стремятся. Более того, помимо идеологии антиамериканизм тегеранских клерикалов во многом обусловлен и инстинктом самосохранения. Им до боли знаком давно уже выдвигаемый многими специалистами по Ирану аргумент: сближение с Соединенными Штатами может обернуться реформами с непредсказуемыми последствиями, способными сильно ослабить власть нынешнего руководства. Аятолла Ахмад Джаннати (Ahmad Jannati), глава влиятельного Совета стражей конституции, без обиняков заявил об этом в интервью газете Etemad: «Если в Иране возобладают проамериканские тенденции, всему конец. Ведь антиамериканизм - одна из главных характеристик нашего исламского государства».
Но если сравнение с Китаем начала 1970-х, готовым к компромиссу, для Ирана не подходит, то столь же далеко от истины и противоположное мнение: что президент Махмуд Ахмадинежад - это современный Гитлер, а Исламская Республика - аналог нацистской Германии. По мнению людей вроде израильского премьера Биньямина Нетаньяху, прямо заявившего во время выступления в Лос-Анджелесе в 2006 году, что «сегодня на дворе 1938 год, а Иран - это Германия», Исламская Республика - необратимо фундаменталистское и мессианское государство, а потому пытаться проводить по отношению к нему политику сдерживания бесполезно. Исходя из этой логики, диалог с Ираном равносилен политике «умиротворения», и вполне возможно, что применение военной силы против него рано или поздно станет неизбежным. Недавно к небольшой, но шумной группе людей, придерживающихся этой на удивление «живучей» точки зрения, присоединился и бывший премьер-министр Великобритании Тони Блэр (Tony Blair).
Тем не менее, хотя иранский режим подвергает жесточайшим репрессиям собственных граждан и исповедует идеологию ненависти, фактов, подтверждающих его экспансионистские замыслы и стремление к геноциду, нет. Даже Пентагон считает, что вооруженные силы Ирана - чей военный бюджет составляет менее 2% американского - предназначены в основном для сдерживания внешней агрессии. Более того, несмотря на отвратительные заявления Ахмадинежада и свойственную ему манию величия, президент в иранской государственной системе не имеет и подобия той абсолютной власти, которой пользовался Гитлер в Германии.
Так что же, исторические аналогии стоит полностью отбросить? Не совсем. На самом деле немного сегодня найдется аналитических материалов, столь же полезных для оценки ситуации в Иране, как шедевр, который мне довелось прочесть еще в студенческие годы, - глубокая, называющая вещи своими именами статья американского дипломата Джорджа Ф. Кеннана (George F. Kennan) «Истоки поведения СССР» ("The Sources of Soviet Conduct"). Эта работа, опубликованная в 1947 году в журнале Foreign Affairs под псевдонимом "X" (автор находился на государственной службе), задавала тон американской политике по отношению к СССР вплоть до того, как в 1991 году он рухнул под тяжестью некомпетентного управления экономикой и моральной усталости общества.
Как и любые подобные аналогии, данное сравнение нельзя считать точным. Советский Союз был атеистической империей, обладавшей ядерным оружием и влиянием мирового масштаба, а Исламская Республика лишь стремится стать ядерной державой, а ее способность воздействовать на события за пределами Ближнего Востока крайне ограниченна. В то же время, как и в СССР, у власти в Иране находится коррумпированный, неэффективный авторитарный режим, чья обанкротившаяся идеология имеет больший резонанс за рубежом, чем внутри страны. Кроме того, подобно прежним обитателям Кремля, нынешние руководители Ирана страдают «манией преследования» и, как они сами признают, «показывают нос» дяде Сэму, чтобы укрепить собственную легитимность внутри страны.
Прочтите статью Кеннана, держа в уме Исламскую Республику, - заменяя в тексте «СССР», «Сталина» и «коммунизм» иранскими эквивалентами - и параллели станут очевидны. Приведу 10 отрывков из Кеннана, поразительно актуальных применительно к сегодняшнему Ирану. В них вы найдете проверенные временем выводы, раскрывающие механизм параноидального, непрозрачного тегеранского режима и указывающие на неизбежность его постепенного упадка. Из кеннановского анализа не следует, что США должны отказаться от диалога с Ираном; он говорит лишь о том, что нам надо поумерить ожидания. При этом, как сказал бы Кеннан, Америка должна «постоянно сохранять спокойствие и собранность» - и позволить истории сделать свое дело.
1. Психология «осажденной крепости» - воображаемое превращается в действительное.
«Идеология, как мы видели, научила их тому, что окружающий мир враждебен, и в конечном итоге их долг - свергнуть политические силы, стоящие у власти за пределами их границ. Кроме того, в этом ощущении они могли опереться на сильные руки российской иранской истории и традиций. Наконец, их собственная агрессивная непримиримость по отношению к окружающему миру не могла не вызвать ответной реакции... Конечно, каждый человек вправе считать, что весь мир ополчился против него, но если он повторяет это слишком часто и ведет себя соответствующим образом, он в конечном итоге неизбежно окажется прав».
2. Аппарат безопасности, призванный защитить государство, начинает его подменять.
«Безопасность советской власти исламского государства основывается на железной дисциплине, установленной партией Высшим руководителем, суровости и вездесущности тайной полиции «басиджей» и Стражей Исламской революции и на бескомпромиссном экономическом монополизме государства. «Карательные органы», с помощью которых советское иранское руководство стремилось обезопасить себя от соперников, во многом стали хозяевами тех, кому призваны были служить».
3. Образ внешнего врага необходим для оправдания внутриполитических репрессий.
«Есть более чем достаточно доказательств того, что акцент Москвы Тегерана на внешней угрозе советскому иранскому обществу связан не с реальной враждебностью других государств, а с необходимостью обосновать сохранение диктаторской власти внутри страны».
4. Революционная идеология не претерпела эволюции.
«Ни один из элементов первоначальной идеологии не отброшен. В обществе поддерживается убежденность в изначальной порочности капитализма либерализма, в неизбежности его краха и в том, что пролетариат угнетенные правоверные обязаны способствовать этому краху и взять власть в свои руки».
5. Исламская Республика может идти на тактические компромиссы, но ее враждебность к Западу должна оставаться неизменной.
«В Москве Тегеране не могут не считать, что цели капиталистического Запада антагонистичны советскому режиму Исламской Республике, а значит, и интересам подвластных ей народов. Если советское иранское правительство время от времени ставит подпись под документами, имеющими противоположную направленность, это следует расценивать как тактический маневр, допустимый в отношениях с врагами (заведомо бесчестными), и не терять бдительности. В основе своей антагонизм остается неизменным».
6. США следует сосредоточиться на долгосрочных стратегических, а не краткосрочных тактических задачах.
«С советской иранской дипломатией иметь дело одновременно и легче, и труднее, чем с дипломатией агрессивных единоличных лидеров вроде Наполеона или Гитлера. С одной стороны, она более восприимчива к противодействию, больше готова отступить на отдельных участках дипломатического фронта, если считает давление оппонента слишком сильным, а потому - более рациональна с точки зрения логики и риторики власти. Но, с другой стороны, ее труднее одолеть или обескуражить какой-либо отдельной победой оппонентов. Для нее характерна терпеливая настойчивость, а значит, эффективно противодействовать такой дипломатии можно не за счет спорадических акций, отражающих сиюминутные настроения демократического общества, а лишь за счет проведения противниками России Ирана продуманной долгосрочной политики - политики, не менее последовательной в своих целях и не менее гибкой в средствах их достижения, чем линия самого Советского Союза Исламской Республики».
7. Народ устает от идеологии.
«Основная масса людей разочарована, настроена скептически и уже не так, как раньше, поддается магическому обаянию советской иранской власти - сегодня она привлекательна скорее для последователей за рубежом».
8. Вопрос о преемственности власти в Исламской Республике неясен.
«Политическая жизнь в Советском Союзе Исламской Республике проходит под знаком неопределенности. Эта неопределенность касается перехода власти от одного человека (или группы людей) к другим».
«Конечно, речь идет прежде всего о положении самого Сталина Хаменеи. Необходимо помнить, что его восхождение на вершину власти после Ленина Хомейни... представляет собой единственный случай подобной передачи власти в истории Советского Союза Исламской Республики... Таким образом, будущее советской власти тегеранского режима, возможно, отнюдь не настолько обеспечено, как из-за своей склонности к самообману полагают обитатели Кремля иранское руководство».
9. Нельзя достичь согласия с режимом, которому вы необходимы в роли врага.
«Очевидно, что в обозримом будущем Соединенные Штаты не могут рассчитывать на дружеские политические отношения с советским иранским режимом. Нам следует и дальше рассматривать СССР Иран как соперника, а не партнера на политической арене. Следует ожидать, что политика Советского Союза Исламской Республики будет по-прежнему отражать не абстрактную приверженность миру и стабильности, не реальную убежденность в возможности перманентного гармоничного сосуществования социалистического исламистского и капиталистического либерального мира, а сводиться к осторожным, но последовательным шагам по подрыву и ослаблению любого соперничающего влияния и силы».
10. Политика США не обеспечит изменение политического строя в Иране, но может этому способствовать.
«Было бы преувеличением считать, будто США способны в одиночку, без помощи, решить вопрос о жизни и смерти коммунистического исламистского движения и в короткие сроки добиться падения советской власти исламского государства в России Иране. Однако Соединенные Штаты в состоянии чрезвычайно усилить давление, с которым сталкивается СССР Иран, проводя свою политику, вынудить Кремль Тегеран к куда большей умеренности и осторожности, чем ему приходилось проявлять в последние годы, и тем самым способствовать развитию тенденций, которые в конечном итоге должны привести либо к крушению, либо к постепенному смягчению советской власти исламского государства».
Карим Саджадпур - научный сотрудник Ближневосточной программы Фонда Карнеги за Международный Мир (Carnegie Endowment for International Peace)