В прошлую пятницу, когда над головами демонстрантов пролетали выкрашенные в песочный цвет вертолеты египетских вооруженных сил, порой опускаясь ниже крыш домов, окружающих площадь Тахрир, на лицах людей явственно читался восторг. Толпа застывала на месте, тысячи людей аплодировали, протягивая руки к небу. Головы запрокидывались, лица выражали неописуемую радость. Эта сцена выглядела нереальной — ведь всего два года назад многие из нынешних демонстрантов приходили на ту же самую площадь, чтобы свергнуть правящий режим, который весь мир воспринимал как диктатуру, поддерживаемую военными.
Собравшиеся не могли не знать, что их манифестация на площади Тахрир в ответ на призыв министра обороны Абдул-Фаттаха ас-Сиси предоставить ему «мандат народной поддержки» для «принятия необходимых мер против насилия и терроризма» напрямую приведет (уже через сутки) к массовому убийству других египтян — сторонников смещенного президента Мухаммеда Мурси, перекрывших движение по одному из мостов в столице.
«Не думал, что это случится так скоро», — заметил один из участников пятничной демонстрации на площади Тахрир (этот молодой человек с точеными чертами лица напоминал оживший барельеф из Луксора). «Мне казалось, они выступят после окончания Рамадана [он должен наступить 7 августа]. Должно быть, военные получили информацию, что “Братья-мусульмане” что-то замышляют», — рассуждал он. Впрочем, сюрпризом для этого парня стала только быстрота, но не суть произошедшего: «Мы должны с ними покончить. Вместе нам в Египте не жить». Эту точку зрения, отдающую геноцидом, разделяет немало египтян, одобряющих смещение Мурси.«Сегодня между демонстрантами на улицах и армией разгорается страстный “роман”», — отметила 3 июля, в день свержения Мурси, египетская писательница Ахдаф Суиф. Указав, что «некоторые влиятельные голоса напоминают людям, что военные целый год убивали нас на улицах», Суиф призналась: сложившаяся ситуация ставит ее в тупик.
Чтобы понять причины диаметрального изменения настроений в обществе — многие египтяне сегодня поддерживают тех самых военных, которых, казалось бы, страстно желали свергнуть в ходе революции 2011 года, — необходимо переоценить тогдашние события.
В 2011 году протестующие восстали не против военных
Это утверждение может показаться нелогичным: ведь бывший президент Хосни Мубарак был выходцем из рядов вооруженных сил. Однако революционеров возмущала не армия Мубарака, а сплоченная группа крупных капиталистов, которая, как они считали, узурпировала власть в Египте (в том числе и власть над армией), переписывая законы, получая привилегированный доступ к земельным и иным общественным ресурсам, проводя политику полицейских репрессий — и все это ради личной выгоды.
«Это была клика крупных бизнесменов, близких к Мубараку и правящей партии, — поясняет Мухаммед аль-Шеви из неправительственной организации “Египетская инициатива за права личности”. — Они использовали свое влияние в парламенте для проталкивания выгодных им законов», особенно связанных с государственными тендерами и распределением земельных участков. Коллега аль-Шеви, Усама Диаб, говорит о «замене одного правящего класса другим». Этот новый класс, по его словам, «управлял страной в экономической и социальной сфере, а также учитывая наиболее актуальные темы дня. Все выглядело так же, как этот класс — современный, молодой, “западнический”».
Ранда эль-Зогби и ее коллеги из Центра международного частного предпринимательства отмечают: «новая гвардия», окружавшая сына Мубарака Гамаля, создала «параллельные структуры» в ключевых министерствах. «Они не покушались на посты и зарплаты “старой гвардии” чиновников, а просто создали параллельную новую систему» — систему, по мнению многих, выполнявшую приказы правящей клики. «Они принимали решения, ни перед кем не отчитываясь», — отмечает эль-Зогби.
Египтяне связывают систему «дикого капитализма», поддерживаемую этой кликой, — и гигантские состояния, сколоченные ее представителями, — с волной приватизации, усилившейся в 1990-х, из-за которой десятки тысяч людей лишились работы. Пострадали работники всех секторов — от банковской служащей, умевшей быстро печатать, в результате чего коллеги поручили ей перепечатывать листовки, призывающие рабочих цементных заводов и текстильных фабрик бастовать, до сотрудника государственного предприятия по изготовлению кухонного оборудования, которого вынудили досрочно уйти на пенсию. «Какие-то воротилы купили нашу фабрику без всяких торгов, а через год продали ее иностранной компании, — рассказывает он с кривой усмешкой. — Они не намеревались вкладывать деньги в модернизацию производства, а просто хотели нажиться на перепродаже».
«Покупатели не вкладывали капиталы в приобретенные предприятия, — соглашается Камаль Аббас, координатор Центра профсоюзной деятельности и помощи рабочим. — Общество от приватизации ничего не выиграло, а прибыли переводились за рубеж».
И хотя из-за полной непрозрачности процедуры приватизации доказать что-либо здесь трудно, большинство египтян убеждены: распродажа государственных предприятий — при этом постоянно добавляется «по ценам ниже стоимости земли, на которой они построены», — неправомерно обогащала «блатную» капиталистическую клику вокруг Гамаля Мубарака. «Они все держали в тайне, — утверждает Ваель Эль Зогби, директор Египетской ассоциации по развитию бизнеса, связанной с “Братьями-мусульманами”. — Доступа к информации не имел никто, кроме них». Журналист Мухаммед Гад, специализирующийся на экономической тематике, тоже считает, что «большинство продаваемых предприятий доставались “ближнему кругу”». Представителей этого круга один отставной муниципальный чиновник называет «хапугами». «Люди сочинили “свадебную” частушку, — вспоминает он и тихонько напевает: — Свадьба, свадьба, свадьба! У государства с капиталом свадьба».
Это, по мнению судьи Юсефа Ауфа, стало одной из главных причин революции.
Иными словами, высокая безработица, которая, по мнению многих западных аналитиков, и привела к свержению режима Мубарака в 2011 году, воспринималась египтянами не как структурное, макроэкономическое явление, ставшее результатом неверной экономической политики. Она рассматривалась как прямое следствие действий коррумпированной, «блатной» капиталистической клики, захватившей основные рычаги управления государством и применявшей их в личных целях.
Египетские вооруженные силы тоже контролируют солидный кусок экономического «пирога» и пользуются привилегированным доступом к государственным контрактам, например по поставке компьютеров и продуктов питания министерствам, а также к проектам по строительству дорог и иных объектов инфраструктуры. Кроме того, военные — по крайней мере высший командный состав — также не чужды богатства и роскоши: у каждого вида вооруженных сил, к примеру, имеются свои отели и клубы класса «люкс», которыми высшие офицеры пользуются бесплатно или по льготным ценам.
Тем не менее в глазах большинства египтян эти проявления коррупции почему-то несравнимы с эксцессами «блатного капитализма». Офицеры, «по крайней мере, внешне не были намного богаче всех остальных, — полагает Диаб из Египетской инициативы за права личности. — Даже сегодня я не думаю, что высокопоставленных военных можно сравнить по достатку, скажем, с Нагибом Савирисом или Гамалем Мубараком. У них, может быть, есть три дома да две машины. А состояние Гамаля было баснословным. Выяснилось, что ему принадлежали пакеты акций сорока-пятидесяти компаний, порядка семидесяти ферм и бог знает сколько банковских счетов».
Еще важнее другое: многие египтяне считают, что военные приносят стране большую пользу, и за это коррупцию им можно простить. Армия, сказал упомянутый нами молодой демонстрант, живет для страны.
Демократия как таковая не была целью революции 2011 года
В целом протестующие требовали свободных выборов не ради самого права голоса. Им нужны были конкретные результаты, которые, как предполагается, несет с собой демократия. Гигантские портреты высокопоставленных чиновников с подрисованной тюремной решеткой, которые держали люди на площади Тахрир, четко выражали их требование: расхитители общественного достояния должны быть наказаны. Революционеры призывали к возврату в казну разграбленных или растраченных средств, к обузданию всепроникающей коррупции, распространявшейся по всей системе снизу вверх — вплоть до ежедневных поборов вспомогательной полиции, узаконенного мздоимства при проведении государственных тендеров на всех уровнях и платежей «на лапу» врачам и учителям.
Неспособность протестующих выработать конкретные предложения или демократическую платформу — на это зачастую сетовали западные аналитики — а также их «юридическая неграмотность» по сравнению с революционерами из франкоязычных стран Северной Африки, возможно, свидетельствуют об отсутствии особого интереса к практическому механизму, обеспечивающему ту самую нравственность в политике и социальную справедливость, которых они требовали.
Администрация Мурси, по мнению египтян, попросту заменила кумовскую систему Гамаля Мубарака привилегиями для «Братьев-мусульман»
Процесс демократизации начался, и его плоды достались «Братьям-мусульманам», довольно поздно подключившимся к революции. Поначалу Мурси и его правительство активно обхаживали армию, приняв ряд решений, отвечавших ее интересам, — в частности, сохранили непрозрачность военного бюджета и передали предприятиям вооруженных сил важные промышленные активы и объекты недвижимости.
Однако другие шаги «Братьев» — например, спешно проведенный референдум по недоработанному проекту конституции, назначение на ключевые посты, включая губернаторские, членов собственной партии, не обладавших, по общепринятому мнению, нужной квалификацией, затягивание административной реформы, призванной положить конец коррупции, признание законными государственных тендеров на неконкурентной основе — убедили многих египтян в том, что эта администрация не намерена проводить коррекцию системы, на которой настаивали революционеры. Напротив, чиновники из «Братьев-мусульман», казалось, заинтересованы лишь в том, чтобы распространить на себя привилегии, которыми пользовалась грабительская клика Мубарака.
В результате, позабыв об эксцессах полуторагодового правления Высшего совета вооруженных сил (ВСВС), игнорируя авторитарный настрой военных, очень многие египтяне увидели в армии свою спасительницу от бедственного положения, в котором они оказались.
Более того, за последний год сама армия сильно изменилась. Безликие старики из ВСВС, не снисходившие до прямого контакта с населением, исчезли с политической арены. Молодой, энергичный генерал ас-Сиси часто выступает с публичными заявлениями. На глянцевых плакатах, развешанных по всему Каиру, его фото красуется рядом с портретом героя-патриота Гамаля Абделя Насера. Огромные билборды, изображающие солдата, держащего на руках ребенка или принимающего цветы от маленькой девочки, преподносят армию как защитницу народа. В магазинах крутят рекламные видеоролики, где дети в военной форме изображают «тренировки» спецназа.
«ВСВС сегодня не таков, как при [фельдмаршале Мухаммеде Хусейне] Тантауи, — утверждает профессор Оберлинского колледжа и эксперт по военным вопросам Зейнаб Абул-Магд. — Теперь он уже не отличается глупостью и жестокостью».
«Мы — становой хребет страны, — подытоживает ситуацию один генерал-майор. — Мы — тот клей, что скрепляет ее воедино».
Военные не так сильны и компетентны, как кажется
И египтяне, и зарубежные наблюдатели часто говорят о значительном политическом и экономическом влиянии, которое накопилось у военных с годами; утверждается, в частности, что до 40% экономики страны находится под их контролем. Они упоминают о большом количестве отставных офицеров, занимающих ключевые посты в министерствах, местных органах власти и приватизированных компаниях. Даже некоторые из тех, кому не нравится проникновение военных в экономику, признают за ними определенную компетентность, превосходящую способности разладившегося госаппарата в мубараковскую эпоху.
Тем не менее более тщательный анализ лишь некоторых направлений деятельности военных показывает, насколько призрачна эта репутация.
Арабская организация по вопросам индустриализации — экономическая структура, созданная в свое время вооруженными силами Египта и нескольких стран Персидского залива для совместного развития военной промышленности. Другие страны-участницы вышли из нее в 1990-х, и теперь Организация действует только в Египте; ее возглавляет трехзвездный генерал в отставке.
Мой визит на принадлежащий Организации завод по производству бытовой электроники — телевизоров, утюгов и электрочайников — начался с допроса, по своей дотошности достойного спецслужб какой-либо из стран советского блока. После долгих расспросов мой подозрительно настроенный «следователь» — это была дама из гражданского персонала отдела НИОКР по имени Аида Ахмед Фуад аль-Саббан — выскочила из комнаты, чтобы посоветоваться с гендиректором предприятия, и по возвращении объявила, что он отказывается допустить меня в производственные помещения завода, хотя их посещение было согласовано заранее.
Как выяснилось, завод занимается лишь сборкой из низкокачественных китайских компонентов продукции, явно уступающей общедоступным аналогам, произведенным фирмами Samsung или Sony. Так, компьютеры из его «линейки» — после революции их производство было прекращено — поставлялись только в египетские министерства. В настоящее время отдел НИОКР в составе двенадцати человек разрабатывает электрические регуляторы для проекта по созданию уличных фонарей на солнечных батареях. Даже аль-Саббан признала, что никаких инноваций в активе отдела не числится. Молодые инженеры, приходящие на завод сразу после вуза, рассматривали эту работу как «трамплин» к более высокооплачиваемым должностям в частном секторе; по крайней мере, так, по словам еще одного сотрудника, обстояло дело до середины «нулевых». Впрочем, добавила аль-Саббан, «если они увольняются, назад мы их не принимаем». В результате предприятие оказывается в изоляции от динамики современного информационно-технологического сектора.
Продукты питания, которые производят армейские предприятия, потребители считают некачественными, и их доля на рынке невелика. В лучшем случае эти предприятия пользуются привилегиями в ходе некоторых государственных тендеров, например по поставке продовольствия в столовые министерства по делам молодежи и спорта.
Что же касается главной функции вооруженных сил — обороны страны, то и здесь египетским военным похвастаться нечем. Кроме успешного короткого вторжения в Ливию в 1977 году египетская армия за последние десятилетия участвовала в боевых действиях лишь в ходе первой войны в Персидском заливе. Если же говорить о конфликтах в 1960-х и 1970-х, то в них она терпела тяжелейшие поражения. Сегодня же неизменное пристрастие египетского командования к устаревшим танкам M1A1 «Абрамс» и связанный с этим акцент на традиционные методы боевых действий говорит о нежелании адаптировать свою стратегию к изменившемуся характеру угроз, не уступающем «идиосинкразии» к инновациям в промышленности.
Иными словами, египетские вооруженные силы сильно напоминают андерсеновского голого короля.
И в армии, и среди «Братьев-мусульман» кое-кто заинтересован в раскручивании спирали насилия
Над палаточными городками «Братьев-мусульман» вокруг Каира можно увидеть плакаты «Микрорайон мучеников». Активисты «Братьев» признают, что в их рядах за последний протестный месяц произошла заметная радикализация, и признают, что кое-кто усматривает в таком развитии событий выгоду для партии. Возврат в оппозицию, где ты больше ни за что не отвечаешь, может быть удобнее, чем управление страной, охваченной кризисом, признает один ветеран движения.
Более того, неопровержимый ореол «жертвы» — пролитая кровь «Братьев» и сочувствующих, убитых спецслужбами, — может иметь историческое значение для движения, оказавшегося в тупике. В будущем эта кровь, возможно, послужит его сплочению и перечеркнет вопиющие ошибки, негибкость, эгоизм и очевидный сговор с джихадистами, характеризовавшие деятельность администрации Мурси.
В то же время египетская армия, возможно, следует по тому же пути, что прошли многие автократические режимы в ближневосточном регионе: по пути вытеснения наиболее разумной и «центристской» части оппозиции, чтобы иметь дело не с оппонентами, а с врагом, против которого можно применять военные средства борьбы. Накал репрессий наряду с удалением со сцены нескольких руководителей «Братьев-мусульман» словно намеренно рассчитан, чтобы спровоцировать радикализацию движения. Цель (блестяще осуществленная алжирскими властями в 1990-х) состоит в том, чтобы поставить народ и международное сообщество перед однозначным выбором: либо авторитаризм, либо терроризм.
Реставрация
На данный момент похоже, что египтяне действительно убедили себя: они стоят именно перед этим выбором. И они предпочли первый вариант, поддержав Реставрацию.
На первом этапе революционных политических преобразований такое развитие событий происходит не так уж редко. В Англии за кромвелевской республикой последовала реставрация династии Стюартов — пока Славная революция 1688 года не вернула стране демократические институты. Французы после эксцессов собственной революции возвели на престол Наполеона, а затем вернули к власти — правда, с конституционными ограничениями — прежнюю королевскую династию, а Вторая Республика возникла лишь в 1848 году.
Сам факт «реставрации» в Египте не означает, что процесс, начавшийся в январе 2011 года, прерван. Если судить по опыту истории, окончательный итог будет подведен годы, а то и десятилетия спустя.
Анализ и выводы, содержащиеся в данной статье, основаны на интервью и беседах с представителями разных слоев египетского общества в 2011 г. и в июле 2013 года.