Какой вердикт вынесет история по поводу восстаний, начавшихся во многих странах арабского мира в 2011 году? Термин «арабская весна» слишком упрощен — это было ясно с самого начала. Процессы преобразований нельзя оценивать в черно-белых тонах, но чем все же закончится «пробуждение»? Будут ли его итоги напоминать события 1848 года в Европе, когда за считанные недели восстания охватили несколько государств, но за ними последовали контрреволюции и восстановление авторитаризма? Или арабские события будут больше похожи на революции 1989 года, обернувшиеся распадом СССР, после чего некоторые страны пережили быструю демократизацию, а другие так и остались под властью диктатуры?
Как бы то ни было, очевидно, что процесс преобразования арабского мира займет не одно десятилетие, и его успех отнюдь не гарантирован. У движений, лежащих в основе этого процесса, гораздо более четкие представления о том, против чего они борются, чем о том, чего они хотят. Однако дискуссия насчет того, что представляет собой это пробуждение, уже началась.
Превращение движений, развернувшихся на Ближнем Востоке, в сплоченные и эффективные силы перемен потребует времени. Никогда в истории человечества развитие таких процессов не достигало зрелости и стабилизации за два-три года. В долгосрочной перспективе вопрос заключается в том, приведут ли нынешние перемены, при всей их неопределенности и неоднозначности, к построению демократического общества. Наступающий год даст нам признаки, позволяющие понять, куда идут страны арабского мира: к демократии и плюрализму или в противоположную сторону.В 2014 г. страны Ближнего Востока будут двигаться в разных направлениях: одни сделают шаг к подлинной демократизации, а правительства других будут и дальше проводить «затертую до дыр» политику, позволяющую избегать решения вполне реальных социально-экономических и политических проблем, с которыми сталкиваются эти государства.
Основные тенденции
Эволюцию «арабского пробуждения» определяют три основные тенденции. Первым и, пожалуй, самым важным следствием восстаний в арабских странах стало то, что в большинстве государств, переживающих перемены, исламистские движения — в основном ответвления «Братьев-мусульман» — превратились из оппозиции в одну из главных политических сил. С особой наглядностью эта тенденция проявляется в Тунисе, Марокко, в несколько меньшей степени — в Ливии и Йемене. То же самое происходило и в Египте, пока прошедшим летом военные не свергли законно избранное исламистское правительство страны.
В будущем году политический ислам останется одной из движущих сил «арабского пробуждения», хотя и в иной форме. В Египте и Тунисе поддержка исламистов в обществе значительно ослабла. Такое развитие событий серьезно подрывает тезис об «исламистской угрозе» — распространенный в некоторых кругах и часто используемый светскими партиями в предвыборной борьбе с исламистами постулат о том, что исламистские политические силы, дорвавшись до власти, никогда ее не отдадут. Те самые египтяне, что своими голосами обеспечили приход исламистов к власти, уже через год вышли на беспрецедентные по масштабу демонстрации против них, подтвердив тот факт, на который уже указывали результаты многих социологических опросов: при всем своем консерватизме и религиозности «арабская улица» оценивает силы, стоящие у власти, по результатам их деятельности, а не по их идеологии.
Конечно, в Египте тот факт, что президент Мухаммед Мурси был отстранен от власти военными, а не избирателями, может помешать усвоению урока о том, какие последствия ждут лидеров, не сумевших добиться результатов. Но и в Тунисе правящая исламистская Партия возрождения неуклонно теряет популярность, уступая позиции коалиции светских политических сил. Кроме того, в отличие от Египта, тунисская армия не вмешивается в этот процесс. Одновременно в Египте крупнейшая салафитская политическая сила создала альянс не с политическим крылом «Братьев-мусульман» — исламистской Партией свободы и справедливости, — а с военными. Это означает, что исламисты — даже радикалы-исламисты, — став участниками политического процесса, демонстрируют способность к компромиссу.
В последние годы исламисты в арабском мире утратили «святость». Их некогда популярный лозунг «Ислам решает все проблемы» утратил привлекательность в глазах значительной части общества. Через три года после восстаний молодое и прагматичное население арабских стран начинает ставить на первое место практические результаты, а не идеологию. Столкнувшись с таким давлением, исламистские движения, чтобы сохранить свою, казалось бы, незыблемую популярность, вынуждены будут измениться — заняться выработкой практических решений для экономических проблем Египта, Туниса, Марокко и других арабских стран.
Второй фактор, влияющий на преобразования в арабском мире, связан с двумя внутренними конфликтами в рядах политического ислама: в одном схлестнулись «отпрыски» «Братьев-мусульман» и салафитские движения, в другом — сунниты и шииты. Исход первой распри может во многом определить дальнейшее развитие политического ислама: будет ли он инклюзивным или фундаменталистским, мирным или радикальным, реакционным или современным — либо не приобретет столь однозначного характера.
Особое беспокойство вызывает второй конфликт. Напряженность между суннитами и шиитами в таких странах, как Бахрейн, Кувейт, Саудовская Аравия и Ливан, усилилась до опасного уровня, а в Сирии уже привела к ужасающим последствиям. При этом политические требования во всех этих странах приобретают «конфессиональный» характер. Во многих случаях, особенно в государствах Персидского залива, эта тенденция в политической жизни усугубляется дискриминационной политикой властей в межконфессиональных отношениях.
Раскол между суннитами и шиитами подчеркивает отсутствие в регионе уважения к многообразию в любой форме — религиозной, политической или культурной. Конечно, заключенное в 1916 году англо-французское «Соглашение Сайкса — Пико» о разделе Османской империи и границах нынешних стран Ближнего Востока привело к появлению искусственных государственных образований. Но столь же верно и другое: правительства большинства арабских стран не привили их жителям ощущения подлинной гражданственности, в рамках которой патриотизм стоит на первом месте по отношению к любой другой идентичности — религиозной, этнической и племенной. Особенно наглядно это проявляется в регионе Машрик — прежде всего в таких странах, как Ирак, Сирия, Ливан и Иордания. Недовольство шиитов в Саудовской Аравии, Бахрейне и Кувейте носит скорее политический, чем религиозный характер: в основном оно связано с тем, что к представителям этой ветви ислама там относятся как к гражданам второго сорта. В странах Магриба эта проблема не столь серьезна: египтяне и тунисцы, к примеру, выработали национальную идентичность задолго до появления этих двух государств в их современном виде.
Третий фактор, определяющий характер «арабского пробуждения», связан со светскими силами, которым оказалось нелегко примириться с «взлетом» политического ислама. Эти силы ведут себя так, что возникает ощущение: демократия нравится им только тогда, когда она приводит к власти их самих. Иными словами, светские силы прибегают к тем же антидемократическим методам, в которых они обвиняют исламистов: об этом свидетельствует, в частности, тот факт, что они поддержали свержение Мурси египетскими военными (правда, его смещение стало результатом многомиллионных акций протеста).
Будущий год
В Египте в 2014 г. состоятся президентские и парламентские выборы, а также референдум по новой конституции. Но страна еще не встанет на твердый путь перехода к демократии. Новая конституция, скорее всего, вызовет неприятие у религиозных слоев общества. Более того, она закрепит усиление политического влияния военных, предоставив им, в частности, освобождение от контроля со стороны президента и право предавать гражданских лиц военному суду.
В президентских выборах, вероятно, примет участие командующий вооруженными силами Египта генерал Абдул-Фаттах ас-Сиси — и победит с большим перевесом. Это, однако, не гарантирует стабильности в стране. Египетские военные — что свойственно военным вообще — действуют весьма грубо и уже начали настраивать против себя даже те слои общества, что до сих пор их поддерживали. В 2014 г. усилится напряженность между армией и спецслужбами, с одной стороны, и исламистскими акторами — с другой. Ухудшатся также отношения между военными и светской оппозицией, особенно молодежью. Продолжение акций протеста и эскалация нападений исламистов на объекты армии и спецслужб на Синайском полуострове и в других районах затруднят, а то и сделают невозможным решение экономических проблем страны. Одним словом, для Египта свет в конце тоннеля пока не виден.
В Тунисе ситуация выглядит более многообещающей, но и в этой стране процесс демократизации все еще находится под угрозой. В 2014 г. там, скорее всего, будет принята новая конституция и пройдут парламентские выборы. Правящая исламистская партия вполне может проиграть их светской коалиции. Если так и произойдет, возникнет прецедент отказа исламистских сил от политической власти по воле народа. Этот прецедент повлияет на ситуацию во всем регионе, лишив многие светские правительства арабского мира возможности использовать так называемую исламистскую угрозу в целях запугивания населения и откладывания реальных реформ. Однако политический консенсус между исламистами и сторонниками светского государства, благодаря которому процесс демократизации пусть и неровно, но идет, по-прежнему будет подвергаться опасности из-за террористических действий салафитских группировок.
Для Ливии 2014 год может стать поворотным моментом, положив начало медленному оздоровлению ситуации, стабилизации и укреплению единства страны. Там пройдут выборы в Учредительное собрание, которое займется разработкой новой конституции, и начнется долгожданный общенациональный диалог под эгидой ООН и канцелярии премьер-министра. Оба эти события обещают политическое примирение и дают возможность разрешить острые споры о разграничении полномочий между центральными и муниципальными властями.
В 2014 г. благодаря программам обучения и материальной поддержке со стороны США, НАТО и Евросоюза может повыситься эффективность ливийских вооруженных сил, полиции и пограничной службы. Чтобы эти усилия дали устойчивый позитивный результат, они должны сопровождаться параллельным диалогом и методичным осуществлением программы по разоружению, демобилизации и реинтеграции в общество многочисленных незаконных вооруженных формирований, действующих в стране.
Сирия в наступающем году будет по-прежнему занимать ведущее место в заголовках новостей: там продолжится опустошительная война на истощение, которая при нынешнем положении дел не принесет ни одной из сторон ни победы, ни поражения. Если предполагаемая мирная конференция, называемая «Женева-2», действительно состоится, она не увенчается соглашением о переходном правительстве, способном вывести Сирию на новый этап развития. Кроме того, по мере усиления озабоченности международного сообщества по поводу возрастающей роли исламистских экстремистских группировок в составе оппозиции ситуация внутри страны и в регионе будет и дальше развиваться в пользу президента Башара Асада. Чрезвычайно обострится все больше выходящая из-под контроля проблема беженцев. Речь здесь идет не только о гуманитарных вопросах (более трети жителей Сирии уже вынуждены бежать из родных мест в другие регионы страны или за рубеж), но и о том, что странам вроде Ливана и Иордании приходится принимать очень большое количество беженцев, превышающее 20% численности их собственного населения.
Монархические режимы арабских стран — как бедных, так и богатых — не застрахованы от проблем, с которыми сталкиваются другие государства региона. Но пока что они не пережили тех потрясений, что произошли в странах с республиканским строем. Богатые монархии Персидского залива пытаются остановить волну восстаний финансовыми мерами (а в Бахрейне — и полицейскими методами). В бедных монархических государствах — Марокко и Иордании — легитимность лидеров используется для проведения по большей части косметических «реформ сверху», призванных упредить выход людей на улицы.
Пока что эти меры позволяют избавить арабские монархии от потрясений и восстаний, которые произошли во многих странах региона. Но они не дают решения основополагающих политических и социально-экономических проблем, стоящих перед этими государствами, а потому их нельзя считать результативными. Однако нет никаких признаков того, что лидеры данных стран осознали необходимость всерьез заняться этими проблемами.
Саудовская Аравия пытается изолировать себя и другие арабские государства Персидского залива от преобразовательных сил региона за счет таких привычных методов, как субсидии, косметические реформы и военное вмешательство, как в случае с Бахрейном. За пределами Персидского залива Эр-Рияд стремится обуздать рост влияния «Братьев-мусульман» и Ирана в регионе, проводя все более напористую внешнюю политику, носящую одновременно контрреволюционный (предложения финансовой помощи египетскому правительству, поддерживаемому военными) и прореволюционный (военная поддержка антиасадовского повстанческого движения в Сирии) характер. Позиция Эр-Рияда по отношению к обеим этим странам вызвала серьезные разногласия между Саудовской Аравией и США по вопросам регионального устройства, выплеснувшиеся наружу, когда Вашингтон и другие мировые державы заключили с Тегераном предварительное соглашение о временном замораживании важнейших элементов иранской ядерной программы. Эр-Рияд утверждал, что США предали его, не проинформировав заранее о сделке с Ираном, и пригрозил проводить более самостоятельный политический курс. На деле, однако, у Саудовской Аравии нет особого выбора, кроме как в целом следовать в фарватере американской политики на Ближнем Востоке, и вряд ли она приведет свои угрозы в действие.
Правительство Иордании будет и дальше считать, что ему удалось успешно «оседлать волну» преобразований в арабском мире без серьезного решения хотя бы части ключевых экономических и политических проблем страны. И, вероятно, Иордании это благополучно сойдет с рук, по крайней мере на какое-то время.
Для Ирана 2014 год, возможно, станет решающим как в плане внутреннего развития, так и с точки зрения отношений с внешним миром. Хотя временное соглашение по ядерной проблеме стало важным первым шагом, ожидания Вашингтона и Тегерана относительно окончательной договоренности, судя по всему, сильно различаются. И администрация президента Обамы, и Конгресс США ждут от Ирана еще большего компромисса в ядерном вопросе, а сторонники жесткой линии в Тегеране считают, что уже зашли достаточно далеко, и ожидают, что Конгресс отменит санкции, введенные против их страны.
Неясно пока и то, может ли «разрядка» в ядерном вопросе способствовать серьезному сотрудничеству США и Ирана по региональным проблемам. Пока что ощутимых признаков того, что Тегеран готовится частично отойти от своих традиционных революционных принципов — например, сопротивления Соединенным Штатам и отрицания права Израиля на существование, — не наблюдается. С учетом этого фундаментальное изменение тех аспектов политики Ирана, что вызывают недовольство у стран региона и США, таких как поддержка режима Асада в Сирии и «Хезболлы» в Ливане, представляется маловероятным.
В плане внутренней обстановки в Иране важное значение имеет тот факт, что там, судя по всему, вновь поднимает голову гражданское общество и средний класс. Избрание президентом Хасана Рухани вдохновило эти социальные группы, и они оказывают на правительство давление «снизу», требуя соблюдения гражданских свобод внутри страны и сближения с внешним миром. Однако в результате такой либерализации весьма влиятельные круги в Иране потеряют очень многое, и пока неясно, кого в конечном итоге поддержит Высший руководитель аятолла Хаменеи — прагматиков или сторонников жесткой линии.
В будущем году переговоры об урегулировании израильско-палестинского конфликта почти наверняка закончатся неудачей. Из девяти месяцев переговорного процесса прошло уже пять, но нет никаких признаков того, что две стороны хотя бы приступили к распутыванию «клубка» своих разногласий. Провал этой последней по времени важной инициативы США окончательно прояснит то, что многие поняли уже какое-то время назад: в этом вопросе традиционные подходы «обанкротились».
Многие аналитики ожидали, что на «палестинской улице» под влиянием восстаний в арабских странах произойдет новый взрыв. Однако третья интифада по не совсем ясным причинам так и не состоялась. Некоторые связывают это с усталостью палестинцев от двух предыдущих восстаний, которые обошлись им очень дорого, но так и не принесли независимости. Вряд ли в 2014 г. начнется новая интифада, хотя ситуация в связи с безрезультатностью нынешних переговоров будет все больше обостряться. Тем не менее успехи дипломатии на иранском «ядерном фронте» — если они продолжатся — могут положить начало изменению развития событий в Палестине и открыть дверь новым многосторонним дипломатическим усилиям в этом вопросе.
Четвертый год «арабского пробуждения» прольет свет на ряд важных тенденций, в том числе на будущее политического ислама, углубляющийся раскол между суннитами и шиитами, роль светских партий, а также на реакцию государств, где преобразования не произошли. Но в конечном итоге 2014 год станет лишь одной страницей в первой главе весьма объемистого тома истории арабского мира.