13 июля 2015 г. на территории воинской части элитных Воздушно-десантных войск (ВДВ) в сибирском городе Омске обрушилось здание казармы, 23 военнослужащих погибли. Днем позже на востоке страны разбился стратегический бомбардировщик Ту-95 (по натовской классификации «Медведь») — это была пятая за месяц катастрофа с российскими военными самолетами. Все полеты Ту-95 были приостановлены. Однако за несколько дней до этого два «Медведя» вылетали на патрулирование к побережью Аляски, и для их перехвата Военно-воздушным силам (ВВС) США пришлось поднимать истребители.
В Вашингтоне выдвинутый президентом Бараком Обамой на пост председателя Объединенного комитета начальников штабов генерал Джо Данфорд 9 июля в ходе сенатских слушаний по его кандидатуре заявил, что «наибольшая угроза» для Соединенных Штатов исходит от России. Такое же заявление сделала министр ВВС Дебора Ли Джеймс. Белый дом и Госдепартамент незамедлительно отстранились от слов Данфорда, но впечатление, что генерал говорил не от себя лично, осталось.
Российская агрессия против Украины вернула к жизни давно позабытый навык — запугивание российской угрозой. Отношения с Россией, несомненно, проблема. Эти отношения сейчас плохи как никогда со времен еще предшествовавших окончанию холодной войны. Но если посмотреть на ситуацию в России трезво, то перед нами предстанет сверхдержава в состоянии упадка. Экономика России буксует, ее военный потенциал не сравним с возможностями США и их союзников, а действия Москвы во многом кажутся продиктованными преувеличенными представлениями о существующих угрозах и чувством собственной уязвимости как на внутриполитической, так и на международной арене.В Москве возрождение тезиса о российской угрозе, несмотря на официальные протесты, скорее всего приветствуют. Так, российские элиты явно почувствовали себя оскорбленными, когда президент Обама, выступая на Генеральной Ассамблее ООН в сентябре 2014 г., поставил российскую агрессию на второе место в перечне главных угроз для международного сообщества — после эпидемии лихорадки Эбола. Недавние заявления американских официальных лиц, возможно, дают Москве повод сделать вывод, что Соединенные Штаты наконец-то начали воспринимать Россию всерьез, как равного соперника.
На деле всё, скорее всего, обстоит по-другому. Россия вновь бросает серьезный вызов европейской безопасности. Но это вызов иного порядка, чем советская угроза, которая еще не полностью изгладилась в памяти Запада со времен холодной войны.
Экономика
Ни для кого не секрет, что экономика остается слабым местом России. К концу 2013 г., когда разразился украинский кризис, ее рост уже снизился до черепашьих темпов. Введенные Западом санкции нанесли серьезный, хотя отнюдь не непоправимый ущерб экономике России; даже когда страна выйдет из рецессии, ее рост будет в лучшем случае медленным. Так, в 2015 г., согласно прогнозам, ВВП России сократится из-за спада на 4—5%. По мнению бывшего министра финансов и ведущего экономиста-либерала Алексея Кудрина, среднегодовые темпы роста за третий президентский срок Владимира Путина (2012—2018 гг.) должны составить 1,5—2% — показатель, весьма далекий от его первых двух сроков, когда рост экономики достигал 8,5%.
То, что было сильной стороной российской экономики в течение первых двух сроков пребывания Путина в Кремле, превратилось в источник ее слабости. До 50% федерального бюджета составляют нефтегазовые доходы. Когда цены на нефть высоки, российские власти могут позволить себе индексировать пенсии в соответствии с инфляцией, строить стадионы для Олимпиады и чемпионата мира по футболу, модернизировать оборону. Но когда ее цена падает со 100 до 50 долл. за баррель, c деньгами становится труднее. В своем интервью в июне 2015 г. глава президентской администрации Сергей Иванов с редкой откровенностью назвал обилие минеральных ресурсов «проклятием» России, поскольку оно не позволяет диверсифицировать экономику страны. Когда на Россию лился «золотой дождь», у нее не было стимулов для реформ, заметил он. Теперь низкие цены на нефть ведут к сокращению государственных расходов, а доступ к кредитным рынкам России отрезан из-за санкций. При этом неблагоприятный деловой климат и неопределенность перспектив препятствуют новым инвестициям, снижая шансы на рост.
Внутренняя политика
Экономические неурядицы сочетаются с затаенными опасениями Кремля относительно политической нестабильности. Сегодня сколько-нибудь серьезной политической оппозиции в России не существует. Та, что имеется, давно страдает от внутренних распрей, и со времени возвращения Путина в Кремль была нейтрализована жесткими мерами властей. Но это, должно быть, служит Путину слабым утешением. Даже его высокий рейтинг популярности — почти 90% — может оказаться обманчивым.
Народное восстание на Украине против тогдашнего президента страны Виктора Януковича, вероятно, напомнило Путину о том, что политическая фортуна переменчива, особенно если от тебя отвернулись элиты и олигархи. На Украине данные социологических опросов никак не предвещали грядущего взрыва, вызванного отказом Януковича подписать соглашение об ассоциации с Европейским союзом и жестоким разгоном проевропейской демонстрации молодежи на главной площади Киева.
По результатам общенационального опроса, проведенного на Украине в сентябре 2013 г., за экономический союз с Россией высказалось почти столько же граждан, что и за экономическую ассоциацию с Европой, — 37% и 42% соответственно. Украинцев мало интересовала политическая жизнь: они в принципе не доверяли политикам и волновались в первую очередь о том, как свести концы с концами. 55% респондентов главной проблемой назвали безработицу, политическая нестабильность беспокоила лишь 14% опрошенных. Кроме того, 50% участников опроса выразили неодобрительное отношение к несанкционированным политическим акциям протеста.
Весь 2013 г. Янукович занимался личным обогащением, расставлял своих соратников на ключевые посты в правительстве и правоохранительных органах и ослаблял влияние олигархов. Оппозиция была дискредитирована своей неспособностью управлять государством после «оранжевой революции» 2004 г. и страдала от внутренних распрей. Ничто не предвещало, что режим Януковича падет за считанные недели, после того как многие представители правящей элиты бросят его и переметнутся на сторону революционеров.
Неустанный поиск Кремлем все новых и более изощренных способов укрепить контроль над российскими политическими процессами, искоренить все источники враждебного влияния — внешние и внутренние — надежно свидетельствует о его нервозности. Запрет иностранцам владеть СМИ, ограничения деятельности неправительственных организаций, изгнание из страны Агентства США по международному развитию, поток пропаганды против демократии, приравнивающей ее к упадничеству, и предостережения о тлетворном влиянии Запада — вот лишь некоторые элементы политического наступления Кремля, которое он, несомненно, рассматривает как необходимую самооборону. Никакие меры предосторожности не кажутся ему достаточными, и, наверное, это так и есть.
Оборона
Одолевающее Кремль чувство незащищенности проявляется и в оборонной сфере. Операции в Крыму и на востоке Украины показали, что военная мощь России повысилась по сравнению с безысходными 1990-ми годами, когда на боеспособности российской армии фактически поставили крест. Масштабная военная реформа 2008—2012 гг. и резкое увеличение ассигнований на оснащение, боевую подготовку и денежное довольствие привели к тому, что теперь вооруженные силы страны способны нанести поражение или блокировать доступ любому противнику на постсоветском пространстве.
Однако война России против Украины летом 2014 г. стала, по выражению одного видного российского военного эксперта, столкновением двух армий образца 1991 г.: просто российская была лучше обучена, оснащена и управляема.
Российские военные аналитики уже не один десяток лет обеспокоены техническим и экономическим превосходством Запада, которое может поставить под угрозу само существование российского государства. Превосходство США по обычным вооружениям, реальное или прогнозируемое (их воздушная и морская мощь, высокоточное неядерное оружие, глобальный охват), давно уже вызывает у российских военных экспертов смешанное чувство восхищения и глубокого опасения. Мало того, они опасаются, что со временем американская система противоракетной обороны нейтрализует главное российское средство сдерживания — стратегическое ядерное оружие и позволит Вашингтону безнаказанно предпринимать любые односторонние действия.
В плане будущих вызовов перспектива наличия в американском арсенале высокоточных ядерных и обычных вооружений, системы ПРО, космического оружия и кибернетических средств, способных в совокупности дезорганизовать российскую систему раннего оповещения и оперативного управления войсками, возможно, является самым страшным кошмаром для российских штабов, отвечающих за обеспечение выживаемости и надежности ядерных сил сдерживания. Возможно, у США нет планов нанесения по России обезоруживающего первого удара, но, как говорили представители НАТО в годы холодной войны о заверениях СССР относительно его мирных намерений, здесь важно не желание, а способность.
Как ни парадоксально, военные акции Москвы на Украине не укрепили, а нанесли ущерб безопасности России. Возможность возобновления боевых действий на востоке Украины и откровенные попытки Кремля держать Киев в постоянном напряжении требуют держать на границе с этой страной значительный контингент полностью боеготовых российских войск. Оценки численности этой группировки варьируются от 10 до 40 тыс. в зависимости от источников и остроты кризиса. При этом данная цифра не включает примерно 15 тыс. солдат, размещенных в Крыму — в дополнение к Черноморскому флоту. Таким образом, в результате «победы» на Украине немалая часть из 260 тыс. военнослужащих сухопутных войск России оказалась завязанной на этой границе1. Из них лучше всего подготовлены и оснащены, как считается, 32 тыс. бойцов элитных Воздушно-десантных войск. Большинство других частей, согласно распространенному мнению, уступают им по качеству и уровню боеготовности.
А ведь у российской армии есть и другие задачи, связанные с неспокойным Северным Кавказом и угрозой нестабильности в Центральной Азии, к которой, по словам российского командования, войска должны быть готовы — не говоря уже о протяженной и уязвимой границе с Китаем. Однако с начала кризиса на Украине в российской политике безопасности преобладает европейский театр военных действий.
По мнению Москвы, Европа представляет для нее вызов, если не полномасштабную угрозу. Независимо от того, готовы ли это признать лидеры НАТО, расширение Альянса за счет бывших стран Варшавского договора и даже стран, ранее входивших в состав Советского Союза, радикально изменило геополитический баланс в Европе в ущерб России. А «майдановская революция» на Украине обещает продвинуть натовское влияние — если и не официальное присутствие — к границе, проходящей всего в 500 км от Москвы. К такой перспективе российское военное командование вряд ли относится спокойно.
Военные расходы стран НАТО составляют около 900 млрд долл. в год, из которых 600 млрд приходится на долю Соединенных Штатов. При этом совокупный ВВП этих стран превышает 30 трлн долл. Что же касается России, то точный объем ее военных ассигнований не публикуется. Официально опубликованный военный бюджет на 2015 г. равен 81 млрд долл. Даже если предположить, что Россия в состоянии тратить на оборону 5% своего ВВП объемом примерно в 2 трлн долл., в итоге получается 100 млрд. При этом численность ее Вооруженных сил составляет 770 тыс. по сравнению с 3,3 млн у НАТО.
Украину, которая в настоящее время не входит в НАТО, российское военное командование теперь вынуждено рассматривать как территорию противника. Ее лидеры заявляют о намерении присоединиться к Альянсу, а российская агрессия против Украины и угрозы в адрес стран Балтии подтолкнули НАТО к шагам, которые оно не предпринимало уже много лет. Среди них — возобновление планирования на случай войны с Россией, размещение американских и иных натовских частей на границе с Россией, создание складов вооружений и военного снаряжения в Восточной Европе, маневры с целью демонстрации силы, а также обучение украинской армии и поставки ей военного оборудования. Это лишь некоторые, самые заметные элементы новой ситуации в сфере безопасности у ворот России, сложившейся в результате ее действий на Украине.
На этом фоне угрозы Москвы разместить ядерное оружие в Калининградской области или в Крыму, патрулирование стратегических бомбардировщиков у границ США и их союзников по НАТО, облеты на низкой высоте американских военных кораблей в международных водах и другие шаги свидетельствуют не об уверенности в себе, а о нервозности из-за военного превосходства НАТО. Правительству, уверенному в мощи своих обычных вооруженных сил, незачем заниматься ядерными угрозами, страшить ядерным уничтожением соседей, принимающих естественные меры по обеспечению собственной безопасности на своей территории.
Российский вызов
Благодаря своему огромному ядерному арсеналу Россия представляет для США угрозу особого типа. В обозримом будущем от нее будет исходить двоякая опасность. Она связана не только с силой, но и со слабостью Москвы и неуверенностью российского руководства в политической системе, экономике и Вооруженных силах страны.
Несмотря на трудности, с которыми сталкивается Россия, в ее распоряжении имеется немало средств, позволяющих создавать проблемы Западу. Информационные и кибероперации, разведывательная и подрывная деятельность, финансовые ресурсы, огромные природные богатства, торговые санкции, готовность действовать без всякой оглядки на международные нормы — все эти инструменты с начала кризиса на Украине весьма эффективно используются российским государством. Поскольку Россия сильнее своих соседей, она может их запугивать, попирать их суверенитет и вмешиваться во внутренние дела способами, не провоцирующими полномасштабного военного кризиса, но тем не менее представляющими серьезную угрозу для партнеров и союзников США. Этот вызов требует концепции сдерживания и обороны, отличной от принципа взаимно гарантированного уничтожения (перспективы гибели обоих противников в случае военного конфликта), лежавшего в основе американской и советской стратегии во времена холодной войны.
США и Европе следует осознать, что нынешний кризис — не краткосрочная аномалия. Такое положение дел продлится долго, и это требует от них совместных мер долгосрочного порядка в ответ на новый вопрос, как теперь строить отношения с Россией и обеспечить безопасность Европы.
Новых средств для решения этой проблемы в инструментарии Запада мало. Соединенным Штатам и их союзникам придется опираться на сочетание дипломатических и военных мер, что они уже и начали делать. Для этого США необходимо признать, что вопрос о безопасности Европы не снят, как казалось в самом начале нынешнего столетия, и для стабильности и защиты континента военные ресурсы Вашингтона будут незаменимыми. Это не означает возврата к американскому военному присутствию в Европе масштабов холодной войны, или, как предлагают некоторые, размещения там более современного тактического ядерного оружия. Ситуация требует куда меньшего по численности контингента и творческого подхода к проблемам сдерживания и обороны, основанного на двадцати пяти годах огромного технического прогресса и на не имеющем равных военном потенциале США, — это позволит продемонстрировать как союзникам Америки, так и России силу обязательств Вашингтона.
Европейцам же следует осознать, что войны на Континенте не ушли в историю бесповоротно, и в XXI в. военная сила по-прежнему актуальна. Это потребует не только перераспределения ресурсов, но и серьезных концептуальных изменений. Это необходимо, поскольку США не будут защищать Европу и проводить ради нее политику сдерживания, если та не готова нести свою долю бремени.
Однако одной опоры на силу недостаточно. Соединенным Штатам и Европе нужно действовать и дипломатическими средствами. Здесь задачи куда масштабнее, чем в военной сфере. Кризис на Украине — важная веха в истории европейской безопасности, но это лишь симптом более крупной проблемы, связанной с неспособностью США и Европы осуществить свой план построения новой системы безопасности после окончания холодной войны, основанный на идее расширения Евросоюза и НАТО, и предусматривавший превращение России в надежного партнера.
Кризис на Украине показал, что Россия не желает присоединяться к этой схеме и необходим некий новый замысел. Его разработка — главная задача Альянса. Причем для успеха этого плана требуется участие России. Сейчас, в разгар кризиса, такая мысль кажется бессмысленной. Однако любая схема, куда Россия не входит с самого начала, почти (а то и совсем) не имеет шансов на успех. Существующее у Москвы чувство незащищенности и ее склонность воспринимать международные отношения как игру с нулевой суммой означают, что она будет расценивать любую систему безопасности в Европе, где у нее с самого начала нет права голоса, в качестве угрозы.
С учетом взаимного недоверия между Россией и Западом приступать к разработке такого плана еще рано. Это задача следующей администрации США. Но закладывать основу для его разработки уже можно — объективно оценить нынешнюю ситуацию в России и ее перспективы на ближайшие десять лет, подумать, каковы приоритеты внешней политики самих США и какое место в ней занимает Россия, наладить с союзниками диалог о России и европейской безопасности. В качестве первого шага к восстановлению определенного взаимного доверия и пониманию действий друг друга следует также воссоздать каналы связи между американским и российским внешнеполитическими сообществами (сейчас они фактически перекрыты). Вот лишь несколько шагов, которые можно сделать уже сейчас, не дожидаясь выборов 2016 г. и прихода в Белый дом новой администрации.
Неудача с построением новой системы безопасности не означает возврата к холодной войне в Европе. Слишком многое изменилось за последнюю четверть века. Взаимозависимость России и Европы намного усилилась, из-за возвышения Китая и Азиатско-Тихоокеанского региона сместился общемировой центр тяжести, интересы самих США стали куда шире и многообразнее. И Россия не представляет той опасности, что некогда Советский Союз. Это не такая огромная и мощная держава, и исходящий от нее вызов миру и интересам Соединенных Штатов связан не столько с ее экспансионизмом, сколько с безответственным поведением, ставшим одной из главных черт сократившегося присутствия Москвы на мировой арене.
Примечания
1 Эта оценочная численность включает собственно Сухопутные войска и ВДВ.