Источник: Ведомости
Завершившийся XIX съезд компартии Китая (КПК) открывает новую эпоху в политике важнейшего соседа России и второй глобальной державы, стремительно сокращающей отрыв от США. По итогам съезда Си Цзиньпин почти реализовал программу-максимум для укрепления личной власти (см. «Ведомости» от 15.10.17). Теперь политбюро (25 человек) состоит исключительно из его людей или присягнувших на верность партийцев. Сподвижниками и лоялистами укомплектован и постоянный комитет политбюро (ПКПБ, 7 человек), куда не вошли партийцы, которые моложе Си на 10 лет и могли бы претендовать на роль его преемников.
Такой расклад, в центре которого находится столь сильный лидер, беспрецедентен для китайской системы власти за последние 40 лет. Даже великий Дэн Сяопин должен был учитывать мнения других тяжеловесов партии и выступать арбитром между различными группировками. В годы Цзян Цзэминя (1989–2002) и Ху Цзиньтао (2002–2012) бюрократические кланы в КПК были нормой, а чтобы соперничество между ними не подрывало монополию партии на власть, система постепенно эволюционировала в сторону коллективного руководства с неписаными, но четкими правилами. Три ключевые ее особенности: в ПКПБ – по сути совете директоров China Inc. – представлены различные кланы с правом вето на стратегические решения; верховные лидеры сменяются раз в 10 лет; глава партии не может назначить себе преемника, для этого нужен консенсус между всеми группами в элите.
Теперь старая система сломана. Си Цзиньпин сохранил некоторые из неписаных правил вроде невозможности для члена ЦК баллотироваться на новый пятилетний срок, если на момент съезда ему исполнилось 68 лет (поэтому Си все же отпустил на пенсию своего ближайшего сподвижника Ван Цишаня). Зато были нарушены другие, куда более важные правила. Именно поэтому при всем формальном сходстве система власти в Китае до и после XIX съезда – это разные вещи.
Во-первых, в новой системе больше нет коллективного руководства: раз политбюро состоит из людей Си, финальные решения принимает он и только он. Во-вторых, роль бюрократических кланов сходит на нет: раз все решает Си, то для продвижения в партийной иерархии ориентироваться на кого-то еще уже не имеет смысла – надо просто четко исполнять указания «ядра партии» и как можно громче заявлять о своей лояльности. В-третьих, у новой системы больший горизонт планирования. Это раньше генсек, едва успев консолидировать власть за первый пятилетний срок, вторую пятилетку уже был вынужден готовить ее передачу. Теперь у Си нет преемника, за которым бы стоял консенсус элиты, – сам принцип консенсуса партийной верхушки уже в прошлом, а у верховного лидера больше свободы. Это касается и вопроса смены власти, который рано или поздно встанет опять. Сегодня у Си Цзиньпина куда больше вариантов, чем было еще две недели назад. Например, в 2022 г. можно пойти на третий срок как глава партии и армии. А можно, наоборот, найти себе лояльного преемника, который не обладает опытом работы в ПКПБ, окружить его для верности своими протеже и рулить всем из-за кулис. В любом случае ясно, кто будет командовать парадом.
Зафиксировав новое состояние китайской системы, необходимо ответить на два ключевых вопроса: зачем Си Цзиньпину столько власти и как он будет ею распоряжаться? Вряд ли им движут исключительно корыстные мотивы или жажда власти ради самой власти. Из всего, что известно о Си, можно сделать вывод: он чувствует глубоко личную ответственность за судьбу партии и страны, которые для него неразрывно связаны между собой. Крах однопартийного режима будет означать и крах Китая как мировой державы. Сын одного из отцов-основателей КПК и КНР, Си очень остро переживал крушение КПСС, о чем много говорил в своих закрытых речах после вступления в должность. Главный вывод, который он сделал из тех событий: Китаю нужен сильный лидер. Консенсус между группировками вороватой элиты, которой десятилетия экономического роста дали возможность рвать страну на части и растаскивать по офшорам, тормозит необходимые реформы. Значит, эту систему можно и нужно ломать ради великой цели – сохранения КПК у руля и превращения Китая под ее руководством в ведущую мировую державу к 2049 г.
Программа спасения партии и страны отражена в докладе Си съезду, а также в принятых в его первую пятилетку резолюциях пленумов ЦК. В основе экономической программы – структурные реформы, которые позволят повысить роль рыночных механизмов, но так, чтобы это произошло без сдачи партией командных высот. Одновременно с укреплением рынка Си хочет укрупнить китайские госкомпании и превратить их в глобальных чемпионов. Именно госсектор должен стать драйвером инноваций, которые позволят Китаю захватить мировое технологическое лидерство.
Во внутренней политике Си тоже делает ставку на инновации. В 2000-е гг. лидеры КПК, осознававшие степень разложения партии и растущего недовольства граждан, пытались повысить эффективность власти за счет экспериментов с локальными выборами. Си Цзиньпин, свернувший эти эксперименты, видит панацею не в дозированном расширении политических прав населения, а во внедрении высокотехнологичной системы контроля как над гражданами, так и над чиновниками. Создаваемая в КНР система «социального кредита», основанная на возможностях искусственного интеллекта для поощрения или наказания граждан в зависимости от их поведения, мыслится как способ решить проблемы неэффективного госаппарата за счет инструментов цифровой диктатуры. Большой Брат, в развитие которого при Си Цзиньпине инвестированы огромные ресурсы, должен стать еще одним гарантом того, что КПК не повторит путь КПСС. Приведя в порядок экономику и укрепив власть над 1,3-миллиардным населением, на мировой арене Пекин будет все больше претендовать на лидерство и участие в написании глобальных правил игры. Основой международной мощи КНР будет не только крупнейшая экономика мира, но и модернизированная армия с возможностями глобального проецирования силы, а также обеспеченная лучшими кадрами внешнеполитическая машина.
Амбициозность планов Си завораживает. Учитывая, что на протяжении предыдущих 40 лет Пекин последовательно добивался поставленных задач, после XIX съезда можно окончательно утвердиться в мысли, будто Китай во главе с беспрецедентно сильным лидером-визионером на полных парах идет одновременно и в великое будущее, и в великое прошлое, когда страной управляли мудрые императоры, Китай был одним из мировых технологических лидеров, а доля Поднебесной в глобальном ВВП не опускалась ниже 30% (не случайно о китайской мечте Си говорит именно как о «возрождении» великой нации). Но принимать несомненные успехи в персонализации режима за неминуемые успехи в модернизации страны будет преждевременно.
За свою первую пятилетку Си так и не продвинулся в реализации структурных реформ, подробный план которых был представлен еще в 2013 г. Многие копившиеся годами противоречия пока лишь углубляются: пирамида внутреннего долга растет, имущественное расслоение достигло пиковых значений, не верящая в долгосрочные перспективы элита продолжает выводить из страны деньги и вывозить семьи. Сможет ли Си использовать свою беспрецедентную власть для решения этих проблем, зависит не только от правильности выписанных рецептов, но и от способности управленческой команды последовательно их выполнять. Как раз с этим немало вопросов.
Многие из людей, попавших на вершину властной пирамиды по итогам XIX съезда, оказались там не благодаря каким-то выдающимся достижениям, а исключительно по принципу личной лояльности Си. У руля Китая находится команда, взлет карьеры которой пришелся на тучные 15 лет, когда экономика бурно росла с низкой базы на заделе смелых реформ 1980–1990-х гг. и в условиях благоприятной внешней конъюнктуры. Кризис 2007–2009 гг. Китай проскочил, залив его деньгами (и раскрутив спираль внутреннего долга). Даже тогда самыми умелыми антикризисными менеджерами были реформаторы 1990-х гг. вроде вице-премьера Ван Цишаня и главы ЦБ Чжоу Сяочуаня, которые теперь уходят на пенсию (Си сможет пользоваться их советами, но мудрые советы и рычаги управления экономикой в умелых и решительных руках – это разные вещи). Сейчас острота стоящих перед Китаем проблем требует небывалой слаженности всех центров управления экономикой – но с организацией системной работы экономического блока, как показал пожар в финансовой системе 2015 г., у Си и сохранившего премьерский пост Ли Кэцяна большие проблемы.
Наконец, начав концентрировать власть ради проведения реформ, лидерам, одержимым идеей своей исключительности и исторической миссии, бывает порой сложно остановиться – полномочий всегда недостаточно, а с умением делегировать их в персоналистских системах большие проблемы (Ли Куан Ю с его городом-государством и блестящей командой сподвижников тут скорее исключение). В этих условиях консолидация режима может идти быстрее, чем структурные реформы, которые остаются на бумаге. Так может продолжаться очень долго – до первого по-настоящему серьезного кризиса, когда из-за управленческих ошибок все очень внезапно и быстро начинает валиться.
Китайское руководство долгие годы искусно избегало проблем, решая простые вопросы и откладывая более сложные на потом. Успехи на этом пути впечатляют, но не являются гарантией того, что так будет всегда. В этом смысле новая пятилетка Си Цзиньпина – момент истины, который покажет, способна ли перезагруженная им властная конструкция проводить столь нужные Китаю преобразования. Успех или неудача Си повлияют на ситуацию в мировой экономике и во многом определят глобальный расклад сил на годы вперед, так что России следует отнестись к развитию ситуации в соседней стране со всем возможным вниманием.