Источник: Эхо Москвы
А. Нарышкин― Всем здравствуйте. Алексей Нарышкин у микрофона. Мой сегодняшний гость — Александр Баунов, главный редактор сайта Carnegie.ru. Приветствую вас.
А. Баунов― Добрый вечер.
А. Нарышкин― Первый вопрос про Аркадия Бабченко, даже не про него самого, а про то, как быстро многие стали показывать на Россию пальцем. Это они, говорят в фейсбуке, говорят на Украине. Это они все это заказали, убили. Рука Кремля. Почему автоматически без каких-либо доказательств уже делаются выводы о причастности российского государства к этому дерзкому убийству.
А. Баунов― Вообще довольно тяжело говорить о человеке, которого я не знаю лично, при этом, понимая, что тебя слушают люди, которые знают его лично. Я понимаю прекрасно, сталкиваюсь с аналогичными ситуациями, когда, слава богу, может быть, не такими трагическими. Когда героями сюжетов новостей и публичных обсуждений становятся люди, которых я знаю лично и которые для других являются некоторой абстракцией. Поэтому я прекрасно понимаю, насколько более объемным и живым представляется человек для тех, кто с ним знаком, общался. И тем более был дружен. Кроме того, там семья большая и так далее. Я прошу тех, кто, судя по весьма категоричным выступлениям, дает оценку событию, не забывать о том, что это читают и слушают не только члены семьи, но и люди, которые знали его в отличие от меня. И имеют, наверное, более объемную картину, понимают, как человек пришел к этой ситуации, к этой миграции и так далее. А относительно вашего вопроса, это одна из неприятных сторон персоналистского режима. Если ты не меняешься у власти, если ты не распределяешь должным образом свою власть между институтами, то конечно, велика вероятность, что народ будет тебя благодарить за все хорошее. Но повышенная вероятность того, что все плохое будут тоже адресовать, вернее, вешать на тебя. Если ты находишься у власти в течение 20 лет и за это время были разные ситуации, в которых гибли разные люди, включая политических противников, мы должны понимать, что твои критики не всегда деликатным образом, может быть, потому что это столь же неделикатно хватать можно сказать неостывшее тело и бежать бить им своего политического оппонента. Я уверяю вас, это столь же неделикатно, сколь и осуждать незнакомого вам убитого журналиста. Ну вот, тем не менее, понятно, причина – просто в персоналистском характере режима. Где одно лицо и выстроенная им система власти отвечает вообще за любые события, происшедшие в стране. Или за ее пределами. Ну а понятно, что в той обстановке, в которой существует украинское общественное мнение, естественно для них схватиться за вот это самое неостывшее тело и использовать его как инструмент очередной доказательства бесчеловечного характера своего противника.
А. Нарышкин― Я правильно услышал, что вы Бабченко не читали в фейсбуке.
А. Баунов― Я читал, но не систематически. Мы не были даже виртуальными друзьями. Я видел, что он подписан на меня, я заходил периодически, но, в общем, я примерно представляю себе стилистику. Ну да.
А. Нарышкин― Но как вам кажется, то, что писал Бабченко, российской власти вредило? Мне кажется, что те люди, которые по другую сторону баррикад, которые в частности работают на гостелевидении, они Бабченко демонизируют. Говорят, что посмотрите, это был настоящий русофоб, что он писал, он не хотел участвовать в трауре, когда погибали дети в «Зимней вишне», когда падал самолет Минобороны. Было ли действительно в его текстах что-то…
А. Баунов― Понимаете, единственное искажение, которое впрочем, совершенно естественно для внешних наблюдателей – это серия заголовков о том, что убит критик Путина. Искажение состоит в том, что он, конечно, никакой не критик Путина, ну вот он критик Алексея Нарышкина, он критик Александра Баунова, он критик Алексея Венедиктова. Он критик «Эхо Москвы», телеканала «Дождь». Мэрии Москвы. То есть всех, собственно, критик всего, что есть плохого, хорошего, среднего и никакого в России. В этом смысле к теме коллективной ответственности он подходил абсолютно максималистским образом. Более максималистским, чем даже принято, например, в случае нацистской Германии. Есть идея коллективной ответственности, наверное, имеет определенное право на существование, но мы видим, что она была применена в случае, например, Германии гитлеровской. Хотя конфликт на Украине, тем более конфликт в Сирии истории гораздо более сложные, чем фашисты прилетели бомбить мирных сирийцев. Правда? Это совсем про другое. И, тем не менее, даже в случае фашистской Германии за немецким народом, который, несомненно, взял на себя всю вину, вот эту самую коллективную ответственность, оставляется право, например, на траур по жертвам Дрезденской бомбардировки. Позиция коллективной ответственности в его случае была столь максималистской, что даже этого права он не оставлял. Что, конечно, сложно разделить. И мы видим, что единомышленников у него было все меньше. Но еще раз говорю, это не критик Кремля. Это критик России как страны, как нации, как народа, как всего. Кремль на десятом месте в этой истории.
А. Нарышкин― Сейчас я вижу, что смерть Аркадия Бабченко ставят в один ряд с гибелью Литвиненко, с убийством Бориса Немцова, туда же в том же ряду Скрипали. Россия должна заботиться по поводу восстановления своего доброго имени.
А. Баунов― Мы сейчас говорили только что перед началом о форуме в Астане, где я был. Вот Казахстан, который находится, условно говоря, ниже радаров. То есть новости о Казахстане не появляются в СМИ. Он создает искусственные поводы для того, чтобы создать искусственный положительный рейтинг. Вообще какой-то рейтинг. И он близок к статистической погрешности. Просто об этой стране мало помнят те, кого она профессионально не интересует. У России для проблема – у нее высокий антирейтинг. Отчасти унаследованный от Советского Союза, а Советским Союзом унаследован от российской империи. Потому что если вы почитаете любую литературу или западную, британскую, прессу более развитых в промышленно-институциональном отношении стран или менее развитых, турецкую прессу начала 20-го века. Вы увидите весьма негативный образ России. Карикатуры можно полистать, если не читаете по-английски, по-французски. Так что двойное наследование. СССР, это российская империя, новая Россия от Советского Союза, плюс были события, несомненно, добавленные. И собственными руками, начиная не с самой чеченской войны как таковой, а, собственно, если мы вспоминаем журналистские истоки Бабченко, то они же там. А скорее методов ее ведения до чего угодно, в конце концов, войны в Донбассе. Опять связанный с его именем отчасти. Вернее то, о чем он писал больше всего. Но я что хочу сказать. Что, тем не менее, никакой негативный рейтинг, конечно, не дает право на отсутствие разбирательства. Это никак невозможно, собственно.
А. Нарышкин― Перерыв, если можно мы сейчас сделаем. Александр Баунов в нашей студии.
А. Нарышкин― Про расследование вы говорите. То есть применительно к истории с убийством Аркадия Бабченко, Россия должна всеми силами показать, что мы хотим помочь найти правду. Предусматривает же какое-то сотрудничество с украинскими властями.
А. Баунов― Понимаете, есть два подхода. Есть подход – гребем все до кучи. Есть подход более дискретный. То есть я видел, например, твиты и посты задолго до этой ситуации, где Владимиру Путину приписывалось убийство, например, Маркелова и Бабуриной. Или Пола Хлебникова. Пол Хлебников, если вы почитаете то, что он писал, он был в тот момент, не знаю, как дело бы обернулось позже, но на тот момент был сторонником усиления государства и поддерживал Владимира Путина. Совершенно другая история. Кто не помнит, речь о первом редакторе Русского Форбс. Поэтому действовать по принципу: нам не нравится Путин, поэтому всех, кого убили, мы запишем за ним, как звездочки на фюзеляже, это как-то нехорошо по отношению к убитым, прежде всего. Они имеют право убитые на правду о себе. А не на то, чтобы ими пользовались как звездочками на фюзеляже в воздушном бою против вражеского аса. Про Бабченко мы ничего пока не знаем. Мы видим, что Украина – место, где сейчас насилие явно вышло из-под государственного контроля, и в этом нет ничего удивительного. Там много оружия именно в результате этой войны в Донбассе. Там насилие более децентрализовано, люди в камуфляже с оружием там есть. То есть очевидно, что контроль над оружием в той ситуации другой. Но это опять же я ничего не говорю. Посмотрим. Это может быть все, что угодно. Тот же чеченский след может возникнуть. Тот же националистический след, все, что угодно. Российский. Какой угодно.
А. Нарышкин― Сейчас прям приходят «молнии» из Киева. Там делает заявление глава службы безопасности Украины. И она обвиняет российские спецслужбы в убийстве журналиста Бабченко.
А. Баунов― Это как раз неинтересно. Это политика, звездочки на фюзеляже. Там своя борьба за репутацию, это политизированное заявление. Изначально.
А. Нарышкин― Тоже важное сообщение. Организатор убийства журналиста Бабченко задержан в Киеве, идет его допрос.
А. Баунов― Вот это интереснее.
А. Нарышкин― Притом, что был только фоторобот.
А. Баунов― Были разные истории. Была история с депутатом Вороненковым. Который тоже вроде бы как из суперлояльных политиков на путинской стороне вдруг оказался то, что называется критиком Кремля в западной прессе. Потом мы увидели, что там совершенно другие мотивы. Я еще раз говорю, поскольку предметом критики был не Кремль, а скажем так, все, что можно назвать российской нацией, то оскорбить, то есть поле потенциальных обиженных, круг потенциальных обиженных шире, чем например, в случае Скрипаля и Литвиненко. Где он у́же.
А. Нарышкин― Сейчас вас вынужден еще раз перебить. Потому что я не знаю, это не похоже на ошибку, потому что два агентства и Рейтер и Интерфакс сообщают, со ссылкой на СБУ: журналист Бабченко жив.
А. Баунов― Хм.
А. Нарышкин― Это цитата из Интерфакса.
А. Баунов― Просто вчера вечером уже объявили мертвым. Странно, но…
А. Нарышкин― Да. И Рейтер то же самое пишет.
А. Баунов― Было бы самым счастливым исходом.
А. Нарышкин – Тасс― Аркадий Бабченко выжил после покушения. То есть из последних новостей…
А. Баунов― Тогда не будем обсуждать.
А. Нарышкин― Найден организатор покушения…
А. Баунов― Самое поразительное, учитывая, что еще до полуночи вчера было официальное объявление о смерти. Что там происходит, тогда мне совершенно непонятно.
А. Нарышкин― Будем с вами следить за информационными лентами. Про репутацию, про имидж. Форум экономический в Санкт-Петербурге. Я не первый год туда езжу. По рабочей необходимости. Мне показалось, сейчас не про конкретные заявления, что игнорирование России в таком геополитическом смысле, оно постепенно уменьшается. Потому что Макрон приехал. Синдзо Абэ приехал и как будто бы снова с Россией все хотят дружить. Правда есть проблема, Хантсман посол США отказался от участия в панельной дискуссии. Хотя было изначально заявлено. Что это значит?
А. Баунов― Любому американцу вообще тяжело участвовать в российском мероприятии сейчас. Поэтому тут к нему нет особенных претензий. Мне показалось, что глагол «дружить» несколько эмоционально окрашен, речь идет не о дружбе. Речь идет о принятии некоторой реальности. Даже если эта реальность считается нездоровой кем-то, принять ее приходится. Приходится принять ту Россию, которая есть. Потому что попытка отодвинуть ее от мировых дел и попытаться практически игнорировать, она не сильно удалась. Пик этой попытки приходится, естественно, на 14-15 годы. Примерно на время между Боингом и Сирией. И дальше постепенно к ней то возвращались, то ее сворачивали. Но я напоминаю, что в 16-м году редкие зарубежные гости, Путин и редкие его зарубежные визиты рассматривались как прорывы и сенсации. Притом, что уровень их был не слишком грандиозен. Греция, Венгрия. И это был успех, конечно, считалось успехом, конечно, почти одновременно, вернее вдогонку друг за другом приезд Меркель в Сочи, потом Макрона в Санкт-Петербург. И Абэ в Санкт-Петербург же. Это три страны «семерки». Это просто констатация лидерами развитой экономической и технической части мира того факта, что в силу размеров, экономики, военной машины, географии и внешнеполитического поведения, потому что Россия в отличие от других крупных развивающихся стран — Бразилии или Мексики, например, имеет довольно напористую внешнюю политику. У нее есть внешняя политика. Мы не можем точно сказать, есть ли внешняя политика, например, у Мексики. Она, видимо, сугубо региональная. А у России есть внешняя политика, которая была очевидно всегда заметна в регионе, но в последние годы она стала заметна по всему миру. А приписывают ей еще больше, чем она может. То есть приписывают ей возможности, которых у нее нет. Соответственно, если у вас гора торчит какая-то и извергается на горизонте, ее надо принимать в расчет. С Россией решили работать. Тем более что Путин переизбрался. Надежда на то, что он переизберется неубедительно, об этом, между прочим, говорилось в прошлом году.
А. Нарышкин― Международные лидеры просто свыклись с тем, что Путин никуда не уйдет.
А. Баунов― А вдруг он устроит транзит. Во-первых, они увидели, что он никуда не уйдет, что поспешного или раннего транзита не осуществляется, нет ни нового премьер-министра, которого можно было бы принять за преемника и начинать развивать с ним контакты сепаратные. Нет никакой передачи власти под новый год. Из тех соображений, что я сделал все, что мог. Но я слишком токсичен для глобальной экономики, поэтому я ухожу, пусть преемник и так далее. Этого тоже нет, есть поддержка, поддержка означает, что Путин это не только Путин, но Путин это в некотором смысле Россия. Поэтому идея о том, что можно его отодвинуть и решать какие-то вопросы без России, там где, в том числе она присутствует, — эта идея закрыта.
А. Нарышкин― Из Киева…
А. Баунов― Это не означает дружбу, это означает принятие.
А. Нарышкин― …еще приходят срочные сообщения. Аркадий Бабченко участвует в пресс-конференции, его показывают живым и здоровым по телевидению. И он даже уже дает первые комментарии.
А. Баунов― Это хорошо.
А. Нарышкин― Объясняет, что спецоперация готовилась два месяца. Он к ней был привлечен месяц назад, и приносит извинения за то, что пришлось пережить всем людям, которые получили вчера вечером эти известия. Читаю по агентству Рейтер.
А. Баунов― Это вообще конечно, сенсационная история абсолютно.
А. Нарышкин― Что это принципиально меняет?
А. Баунов― Во-первых, человек жив. Соответственно у нас нет с одной стороны убитого, но с другой стороны мы теперь должны понимать, раз это спецоперация, то есть ловушка. Я так понимаю, что в руках у спецслужб должна быть более-менее правдоподобная цепочка от киллера к куда-то. К организаторам.
А. Нарышкин― Как было уже сказано, организатор даже найден и уже его допрашивают. А что это принципиально меняет? Потом для участия в обмене пленными…
А. Баунов― Да нет, это мелочи все. Это совершенно уникальная, я совершенно поражен. Потому что это совершенно просто у нас в прямом эфире с вами развернулся абсолютно литературный кинематографический сюжет.
А. Нарышкин― Это одно из, как принято говорить: доказательств российской агрессии…
А. Баунов― Мы 25 минут с вами начали с попытки некролога. Прямо сейчас с вами здесь. Продолжаем разговором о ловушке, спецоперации. Причем в спецоперацию в силу публичности современного мира оказались вовлечены просто миллионы людей. По средствам соцсетей, например. И СМИ. То есть на минуточку все западные газеты вчера вышли и сегодня утром с соответствующими заголовками на первых полосах. Такого еще не было.
А. Нарышкин― Не слишком ли крутой ход…
А. Баунов― Крутой очень. Теперь надо посмотреть, для чего был предпринят этот крутой ход.
А. Нарышкин― Подробности вы сейчас услышите из выпуска новостей на радиостанции «Эхо Москвы». Мы вернемся через несколько минут в студию.
НОВОСТИ
А. Нарышкин― Продолжается эфир радиостанции «Эхо Москвы». Телеканала RTVi. И конечно мы сейчас продолжим обсуждать…
А. Баунов― Мы продолжим офигевать.
А. Нарышкин― Да, потому что мы на самом деле пребываем в шоке. И во время перерыва тоже продолжали обсуждать новые подробности, связанные с Аркадием Бабченко. Он жив и все, что с ним произошло, на самом деле ничего не произошло, это спецоперация украинских спецслужб. Они говорят, что готовилось покушение, сам Бабченко был в подготовку этой операции вовлечен. И уже нашли даже организатора покушения. Это некий человек, который тоже связан с российскими спецслужбами. Вот я все равно не понимаю, мы же с вами продолжаем офигевать. Зачем, как это дальше использовать. Есть же у Украины за 4 года после аннексии Крыма, после начала войны в Донбассе, много собрано доказательств того, что Россия себя ведет плохо. Вот это просто очередное доказательство того, что Россия агрессор. Или что? Как это дальше применять. Куда идти с этой информацией. Россия хотела убить Бабченко в Киеве.
А. Баунов― Туда же, куда эта информация ушла вчера. На первые полосы газет. Я думаю, что МИД и администрации, соответственно, офисы президентов, премьеров, которые вчера выражали соболезнование, редакций и газет несколько ошарашены, конечно, глубиной происшествия. Потому что обычно такие, скажем так, западни, ловушки делаются все-таки на подступах к террористическому акту или к заказному убийству.
А. Нарышкин― То есть мы предотвратили
А. Баунов― Да, и дальше взятые с поличным киллеры или террористы. Или еще кто-то. Предъявляются обществу с уликами.
А. Нарышкин― Но здесь получается глубина этой провокации, фоторобот, тело Бабченко.
А. Баунов― Глубина ловушки, фоторобот, тело и так далее, я думаю, что должна привести в некоторое замешательство. Поскольку речь идет о человеке радикальном во многих отношениях, я думаю, что именно его характер, в том числе помог выстроить столь необычную, столь экстремальную форму спецоперации. То есть мало кто с другим характером и с другой репутацией, с другим обликом поведенческим, наверное, на это согласился. Я думаю, что это нужно иметь определенную степень отвязанности собственной. Но дальше возникает ровно та же вилка, которая возникала до него. Поскольку эта история создана, собственно, ловушка выстроена, и доказательства будут предъявлены одной из сторон, которая называет себя воюющей. И жертвой агрессии. Понятно, что доверять ей будут ровно те, кто склонен ей доверять в любом случае. То есть в этом отношении люди, которые готовы были признать Бабченко жертвой спецслужб российских, это уже сделали. И только суперубедительные аргументы, вещественные доказательства, признание, даже признание, нет. Признание мы отвергаем. Признание – царица доказательств у нас в сталинском правосудии. Вот, собственно, вещественные доказательства, правильное раскрытие всей цепочки может убедить колеблющихся в том, что это действительно действия российских спецслужб.
А. Нарышкин― Но я правильно понимаю, что Киев теперь это может монетизировать.
А. Баунов― Да, он, безусловно, может это монетизировать. Это может монетизировать не только Киев, может монетизировать вся часть, ну, мы только что говорили об отрицательном антирейтинге России. Он никуда не делся. Он подкрепляется разными событиями. Эти события происходят регулярно. Они в большей или меньшей степени находятся в зоне ответственности российской власти. В большей – там, где заинтересованность прямая или есть улики. Например, как в случае Яндарбиева или в чуть меньшей степени, тем не менее, Литвиненко. Или в более сомнительной связи. Как случай Политковской. Но, тем не менее, отрицательный рейтинг очень высок. И доказать причастность в этом случае гораздо легче, чем если бы речь шла, например, о Франции и французском государстве.
А. Нарышкин― Но вот я сказал про монетизацию, а что…
А. Баунов― …Франции что называется больше позволено.
А. Нарышкин― Что Украина реально может получить после раскрытия этого плана. Ракеты «Джавелин» получили, новые санкции против России…
А. Баунов― Да нет…
А. Нарышкин― Крым не вернется.
А. Баунов― Конечно, не вернется. По крайней мере, так как это можно себе представить, вернее так, как существует в представлении в официальных презентациях украинской власти, таким образом, не вернется. Речь идет о том, что нужно гуманизировать противника. Другое дело, что противник сам действительно совершает акты, которые не показывают его образцом гуманности.
А. Нарышкин― То, с чего мы начали. Все мгновенно верят в то, что Россия может такое сделать.
А. Баунов― Ну, конечно. Россия, российская власть, российские граждане. Так что есть зона в общественном мнении, для которой нет никакой необходимости в спецоперации, достаточно просто предъявить в случае печального исхода жертву. Или просто сообщить о том, что вот готовилось такое покушение, мы его раскрыли. И вот наши улики. И того, и другого было бы достаточно для этой зоны общественного мнения. Оно очень обширно. Оно есть не только в Украине, там это, наверное, большинство. Хотя точных замеров там не проводится давно. Если бы они проводились, наверное, они не были бы точны, потому что люди там вряд ли склонны говорить полностью стопроцентно то, что они думают. Обстановка очень невротизированная. В России соответственно тоже есть такая зона общественного мнения, которая готова солидаризоваться с любыми обвинениями в адрес российской власти. Ну естественно, она присутствует в мировом общественном мнении. Есть противоположная часть российского общественного мнения, которая, конечно, ни в коем случае не согласится ни с какими аргументами, и будет говорить, что все это подстава. Но мы еще раз, как и в случае с сирийской химической атакой последней, мы должны понимать, что пока источником обвинения является одна из воюющих сторон, одна из заинтересованных сторон. Это относится и к российским обвинениям в той же мере, когда Россия кого-то обвиняет, но это относится ровно в той же мере к обвинению против России, когда они исходят от воюющей стороны.
А. Нарышкин― Как вам кажется, американские спецслужбы каким-то образом были в курсе этой истории? Можно ли предположить…
А. Баунов― Могли.
А. Нарышкин― …Вашингтон вообще стоит за этой…
А. Баунов― Не знаю. Такие связи обычно слишком пролегают на минус пятом этаже, на пятом подземном уровне. И небольшой шанс есть о том, что мы узнаем об этом через 30 лет, когда по американской традиции публикуются государственные документы, разговоры, переговоры. Но и там делаются исключения для особенно чувствительных случаев. А если они и знали, и что? Ну, мы посмотрим на результат. Мы посмотрим, все равно всегда кампанию искреннюю и кампанию, отчасти планировавшую, можно различить я думаю. Тем более что, кстати, в случае России не нужно делать никакой специальной кампании информационной. Она возникает сама собой по любому отрицательному поводу. Как мы и говорим. Могли это делать какие-то у нас люди. Теоретически – да. Хотя… Не знаю. Я не очень понимаю психологию современных спецслужбистов наших. Но политической рациональности в этом нет. Есть, возможно, какая-то цеховая логика. Как и в случае со Скрипалем. Про которую мы знаем очень мало. Потому что люди, которые являются носителями этой логики, не очень часто говорят публично. Но те люди, которые говорят публично от имени российского государства, ну, я не вижу никакой политической логики в таких событиях.
А. Нарышкин― К нашему эфиру как раз Владимир Путин заявил: «Надеюсь, что мы когда-нибудь проведем предметную дискуссию по делу Скрипаля с британскими партнерами». Как, по-вашему, может выглядеть такая предметная дискуссия? То есть как бы о чем там можно…
А. Баунов― Пока никак не может выглядеть. Пока такой уровень доверия – никак она не может выглядеть.
А. Нарышкин― А с британцами уровень доверия… В принципе его невозможно как-то…
А. Баунов― При текущих властях я думаю, что нет.
А. Нарышкин― Наших. Их.
А. Баунов― Наших, их в том числе. Потому что они являются обиженной стороной. При их правлении на их территории совершен акт, который они, так сказать, и руководствуясь определенной логикой, публично приписали властям другого государства. Как же они будут об этом самом акте с ними разговаривать. Естественно, речь идет о том, что всерьез предметно об этом могут поговорить другие власти. То есть и российские, видимо, и британские. Наверное, это какое-то следующее поколение правителей.
А. Нарышкин― У нас немного времени остается. Вот мы начали в прошлой части разговор про форумы.
А. Баунов― Но в случае Скрипаля все-таки можно восстановить корпоративную логику.
А. Нарышкин― То есть.
А. Баунов― Логика наказания предателя. Та же логика, по которой корпорация преследует перебежчика, который ушел с базой данных в конкурирующую фирму. Например.
А. Нарышкин― У нас длинные руки.
А. Баунов― Да, длинные руки. Чтобы больше так никто не делал. В случае, я не знаю Шеремета или Бабченко я не вижу никакой корпоративной логики, она может быть только логика мести за что. За критику, ну вот…
А. Нарышкин― Критики и среди нас здесь в Москве…
А. Баунов― Как-то мы этим занимаемся много. Конечно, бывает, что прилетает и критикам в Москве. Но нельзя сказать, чтобы критика, собственно, Владимира Путина и Кремля являлась рискованным и опасным для жизни занятием. Скорее критика мэра маленького города в районной газете является рискованным занятием. Так что, политической логики в этом большой нет. Логика возмездия за оскорбление народа России как целого, российской нации как целого, она возможна, но она не государственная. Я скорее тогда могу представить себе мстителей, ну вот примерно из той же категории людей, которые мстили Политковской или еще что-нибудь в этом роде. Вот это децентрализованное насилие патриотическое, которое, в общем, у нас возникло, особенно в связи с Донбассом. Но тогда связь, собственно, этого заказа, этого типа заказа, вот мы сейчас отомстим за то, что ты сказал, что правильно ваши дети горят, потому что только это может вразумить ваших родителей. Или что-нибудь про доктора Лизу. Все-таки мне кажется это ниже государственных радаров. Это уровень персонального раздражения, корпоративного раздражения, но не… Ну посмотрим, что нам предъявят.
А. Нарышкин― Александр Баунов, главный редактор сайта Carnegie.ru. Еще раз зрителям и слушателям напомню, что Аркадий Бабченко жив. Это была спецоперация, спланированная украинскими спецслужбами. Эфир на этом завершился. Алексей Нарышкин был с вами. Счастливо.