Чем залатать ракетно-ядерный щит?

После заключения нового Договора по СНВ дальнейший переговорный процесс между Россией и США застопорился. Во многом это связано с проблемой ПРО. Если сейчас Россия серьезно займется разработкой новой тяжелой жидкостной МБР, это станет концом проекта совместной ПРО. Более того, в случае развертывания тяжелой МБР в Штатах возникнет движение за выход из нового Договора по СНВ.

 Константин БогдановАлексей Арбатов, Юрий Соломонов
Автор
Военно-промышленный курьер
 on 23 марта 2011 г.
Российская Федерация включила Фонд Карнеги за международный мир в список «нежелательных организаций». Если вы находитесь на территории России, пожалуйста, не размещайте публично ссылку на эту статью.

Источник: Военно-промышленный курьер

17 марта в агентстве «Интерфакс» прошла пресс-конференция на тему «От паритета в стратегических вооружениях к разумной достаточности». В ней приняли участие руководитель Центра международной безопасности ИМЭМО РАН Алексей Арбатов и генеральный конструктор ОАО «Корпорация «Московский институт теплотехники» Юрий Соломонов.

На пресс-конференции был затронут широкий круг животрепещущих вопросов. В центр внимания попали Договор СНВ-3 и проблема ПРО, развернулась острая полемика вокруг разработки нового тяжелого носителя для РВСН и оценивались потенциальные вызовы для тактического ядерного арсенала России.

Российско-американские горки

Договор СНВ-3 («Пражский договор») вдвойне уникален, считает Алексей Арбатов. Во-первых, по его словам, с идеологической точки зрения – это доработка Московского договора 2002 года, также известного как Договор СНП, который так и не был доведен до практического применения, главным образом из-за несогласованности правил зачета боевых блоков и носителей. Цифры «Пражского договора» (700 носителей и 1550 боеголовок) мало чем отличаются от потолков, зафиксированных восемь лет назад в Москве с поправкой на изменения в правилах зачета.

Россия впервые вела переговоры такого уровня, практически не имея на руках козырей, отметил эксперт, и наши партнеры тоже в первый раз не выдвигали конкретных встречных условий. Американцы, уверен Арбатов, нуждались в этом соглашении в первую очередь по политическим причинам, а также по необходимости сохранить режимы контроля над стратегическими силами «вероятного противника».

Однако переговорный процесс после заключения договора неожиданно подвис. По словам Арбатова, такая пауза нетипична для российско-американских переговоров по стратегическим вооружениям: ранее после каждого этапного соглашения сразу же начинали готовиться контуры следующего. Сейчас этого не происходит. «Царит полная неопределенность, после нового СНВ перспективы весьма туманны», – говорит Арбатов, добавляя, что во многом это связано с проблемой ПРО. Вторым уникальным отличием «Пражского договора» стала его акцентуация. «Впервые в истории он больше затрагивает стратегические силы США, чем России», – отметил Алексей Арбатов.

Есть и еще один аспект, который глава Центра международной безопасности сформулировал так: «Главная проблема для России не в том, как сократиться до уровня нового договора, а как подняться до этого уровня». То есть выбытие из боевого состава имеющихся стратегических носителей и недостаточные темпы замещения их новыми системами приведут к тому, что российские СЯС, по словам Арбатова, довольно глубоко поднырнут под уровень договора, после чего медленно начнут расти к потолку, определенному соглашением. США же ждет плавное контролируемое сокращение до договорного уровня.

Отсюда вытекает несколько возможных стратегий компенсации возникающего диспаритета, который, по оценке Арбатова, способен достичь 30 процентов. Во-первых, можно допустить ситуацию, при которой у России будет физически меньше носителей и боевых блоков, чем определено договором (и у США). Этого, по словам эксперта, вполне достаточно для решения всех имеющихся у российских СЯС задач.

На эту тему Юрий Соломонов заметил, что попытка настаивать на стратегическом паритете со страной, ВВП которой (не говоря о бюджетных расходах) в десять раз больше российского, вызывает массу вопросов. «Оно нам надо?» – риторически поинтересовался Соломонов, приведя в пример динамику численности боевых блоков стратегических сил Китая (второй экономики мира): 200 единиц, достигающих территории США, с перспективой увеличения к 2015 году до 220 единиц.

Второй вариант в раскладке Арбатова подразумевает замещение выбывающего потенциала новыми системами и может быть реализован несколькими способами. Во-первых, это разработка новой тяжелой жидкостной МБР шахтного базирования на смену Р-36М2/МУТТХ и УР-100НУТТХ. Этим способом, уверен Арбатов, удастся сравнительно быстро ликвидировать диспаритет за счет высокой отработанности технологии и развертывания ракет в готовых шахтах.

Во-вторых, можно расширить производство имеющихся на вооружении твердотопливных систем «Тополь-М» и «Ярс» с коротким разгонным участком. Этот вариант характеризуется гибкостью в выборе платформы (мобильная либо шахтная) и в комбинировании боевого оснащения и средств преодоления ПРО, а также высокой унификацией по ракете, что приводит к хорошим показателям по критерию «стоимость-эффективность». Кроме того, указал Арбатов, многоблочный «Ярс» обладает хорошими показаниями к формированию возвратного потенциала и гибкого реагирования на новые соглашения по ограничению за счет сравнительно несложного снятия части боевых блоков. «Этот вариант был бы для нас оптимальным во всех отношениях», – заметил эксперт.

Третий вариант – заключение к концу десятилетия следующего договора, который, по словам Арбатова, «опустит уровни (количества носителей и боевых блоков. – К. Б.) примерно к тем возможностям, которыми Россия обладает, не ускоряясь и не перенапрягаясь». Сам эксперт в этом случае полагает разумным уровень в 1000–1100 боевых блоков.

Выбор между этими вариантами, утверждает Арбатов, не просто вопрос национальной безопасности, это серьезнейший вопрос безопасности международной, потому что от него зависят перспективы договоренностей по ПРО. «Если мы выйдем на какие-то крупные темпы с новой тяжелой ракетой, то можно забыть о совместной ПРО, – предупреждает эксперт и продолжает: – Новая тяжелая ракета предполагает неудачу в переговорах». Он аргументирует эту позицию недавним заявлением первого заместителя министра обороны Владимира Поповкина о том, что такая система будет способна прорывать любую ПРО и станет аналогом Р-36М, «которую американцы боялись».

Тяжелый носитель раздоров

По мнению Арбатова, существует точка зрения, что объявление о разработке тяжелого носителя является разменной картой на переговорах по ЕвроПРО. Заключение Договора СНВ-3 могло оставить у российского руководства неприятный осадок и породить желание набрать к следующему раунду новых козырей для торга, в том числе и тяжелый носитель. Однако, полагает эксперт, если такая ракета все-таки будет создана, развернута и вокруг нее выстроится производственная кооперация, то в размен она не пойдет никогда. «Представьте, каким символом России, встающей с колен, станет эта новая тяжелая МБР», – заметил Арбатов и добавил, что американцам такая система тоже может подыграть, «доказав» злонамеренность Москвы и нежелание российского руководства договариваться.

Юрий Соломонов известен как ярый противник развертывания новых тяжелых носителей на жидком топливе. В частности, заметная часть недавнего интервью, которое он дал «ВПК», посвящена этому вопросу. Уделил он довольно много времени разъяснению своей позиции и на сей раз.

Соломонов напомнил про критерий «стоимость-эффективность», который, по мнению генерального конструктора МИТа, является единственным мерилом при формировании облика стратегической группировки, после чего обрушился с критикой на жидкостный носитель, предполагаемый к включению в гособоронзаказ. «Это решение принято в угоду отдельным высокопоставленным лицам… Я считаю, что это абсолютно бессмысленное занятие», – охарактеризовал Соломонов саму идею разработки нового тяжелого носителя, озвученную Владимиром Поповкиным, добавив: «По ракете-носителю там закладываются технологии 30-летней давности… Ни одна из фирм, которая сейчас занимается современными вооружениями в области стратегических ядерных сил, заниматься этим (проектированием носителя. – К. Б.) не будет. Я говорю про ракеты». Кроме того, по его словам, такая система не обладает необходимой живучестью в ответном ударе, а также неадаптивна к современным средствам ПРО, особенно с элементами космического базирования. «Как будто у нас в стране не на что тратить деньги! – возмущенно заметил Соломонов. – Как будто у нас замечательная ситуация со здравоохранением, с социальным обеспечением».

В ответ на вежливый, но прямой вопрос из зала о том, как может судить о жидкостных системах разработчик конкурирующих твердотопливных систем, Соломонов с порога отмел все возможные упреки в отстаивании «узковедомственных интересов». Он заметил, что производственная цепочка по твердотопливным ракетам настолько плотно загружена уже имеющимися заказами на период до 2020 года, что даже возникают сомнения в освоении всех выделяемых средств. Поэтому он считает обвинения в «борьбе за жизненное пространство» надуманными. «Полностью поддерживаю работы по тяжелой ракете с точки зрения обоснования роли и места этой системы в меняющихся внешних условиях», – признался Соломонов, пояснив, что с Поповкиным он не согласен кардинально, так как тот ведет речь об «изготовлении материальной части и проведении полного объема испытаний» тяжелого носителя. «Это десятки миллиардов», – заявил Соломонов. «Мне просто за державу обидно», – образной цитатой поставил он эмоциональную точку в вопросе.

Алексей Арбатов также с сомнением смотрит на проблему тяжелого носителя, однако уже совсем с другой стороны. Инерция решений, приводящих к развертыванию тяжелой жидкостной МБР, полагает эксперт, может застопорить дальнейший прогресс в деле достижения договоренностей между Россией и США. «Американцы воспримут эту новую тяжелую ракету как возврат к холодной войне. Это символ холодной войны», – предупреждает Арбатов, добавляя, что в случае развертывания тяжелой МБР в США возникнет сильное давление за выход из Договора СНВ-3. «А это главное достижение Обамы во внешней политике, других у него нет», – подчеркнул глава Центра международной безопасности. Те же, кто в Америке настроен на дальнейшие переговоры по сокращению наступательных вооружений и по проблеме ПРО, по его мнению, в этом случае будут значительно ослаблены.

Эту точку зрения поддержал и Юрий Соломонов: «Парадигма холодной войны как была, так и остается приоритетом и в умах, и в сердцах тех, кто живет на территории государства, составляющего почти 1/6 часть суши». Он также считает, что увязка участия России в договорах СНВ с состоянием работ по американской ПРО в корне ошибочна. Соломонов вспоминает, как огромные деньги выбрасывались в начале 80-х годов на отработку технических заданий военного ведомства, требовавшего от ракетных систем преодоления перспективных (но так и несозданных, как выяснилось) американских космических элементов ПРО. «Пойдя по этому пути сейчас, мы наступим на те же самые грабли», – предупреждает генеральный конструктор МИТа. – И это лишнее подтверждение того, что история ничему не учит наших руководителей».

Юрий Соломонов поставил под сомнение и эффективность ряда американских разработок по ПРО. «Теми техническими средствами, которыми американцы пытаются решить вопросы перехвата объекта, движущегося со скоростью свыше 10 километров в секунду, эта задача технически нерешаема», – убежден Соломонов. В реальных же условиях боевого применения с окружением блоков десятками и сотнями ложных элементов, полностью идентичных боеголовкам по всей совокупности признаков распознавания (динамическим, тепловым и радиолокационным характеристикам), подчеркивает он, решить задачу перехвата в располагаемое время невозможно.

Европейская ПРО с мобильными элементами на кораблях системы «Иджис», по словам генерального конструктора МИТа, предназначена для работы по целям оперативно-тактического и тактического звена и в принципе неспособна перехватывать стратегические цели. «Я уверен, что они и оперативно-тактические ракеты не могут перехватывать», – добавил Соломонов, сославшись на весьма низкую (около пяти процентов) эффективность американских систем Patriot, продемонстрированную ими во время войны в Заливе 1991 года. «Все эти «Иджисы» для стратегических ядерных сил РФ не представляют абсолютно никакой угрозы», – утверждает он.

«Нестратегической» считает эту систему и Алексей Арбатов. Он выразил сомнение и в возможности массового развертывания морского компонента данной системы ПРО. Как пояснил эксперт, установка ракеты Standart SM-3 Block 2B на кораблях «может и не получиться, потому что эта антиракета включает жидкостную ступень, она большая по диаметру и они все свои корабли и ПЛ с универсальными ПУ переделывать под нее не будут».

«Если мы всерьез опасаемся, что эта система может какие-то наши ракеты перехватить, нужно укорачивать разгонный участок», – продолжил Арбатов и заметил, что в этом случае тяжелая ракета – самое плохое решение, которое только можно придумать: словно бы подсунуть им цель. Алексей Арбатов подчеркнул, что в ближайшие 20 лет любые существующие и перспективные системы ПРО будут прорываться мобильными твердотопливными комплексами с коротким разгонным участком. «Нас же не волнуют 30 перехватчиков на Аляске, мы знаем, что они для нас никакой угрозы не представляют, – указал эксперт. – Все перспективные системы ПРО – воздушного, наземного, космического базирования – работают по активному участку».

Тактическая проблема стратегического будущего

«ВПК» поинтересовался у Алексея Арбатова, может ли фактор российского тактического ядерного оружия использоваться американцами при подготовке следующего соглашения об СНВ. «Они сейчас и ставят во главу угла не новый Договор СНВ, а договоренность по ТЯО», – подтвердил эксперт, пояснив, что в американских политических кругах, включая конгресс, этот вопрос обсуждается очень плотно.

Однако здесь, по словам Арбатова, есть масса подводных камней. ТЯО в отличие от стратегических вооружений невозможно ограничивать, опираясь на подсчет носителей и платформ, поскольку практически все они двойного назначения. Подавляющая доля ТЯО не является оперативно развернутой, а размещена на базах хранения. Контроль и сокращение заскладированного ядерного оружия – абсолютно неизведанная для обеих сторон область. «Они (американцы. – К. Б.) сломя голову лезут в ту сферу, которая по итогам может оказаться для них гораздо более накладной и щекотливой, чем для нас», – полагает Арбатов.

Проблема контроля здесь одна из самых острых. Гипотетические нормы контроля за тактическими боеприпасами потребуют беспрецедентного уровня открытости (это оборотная сторона двойного назначения носителей и платформ), и пойдут ли на это наши заокеанские партнеры – неизвестно. Особенно если речь зайдет об инспекции военных баз США по всему миру. «Мы обязательно поставим вопрос о том, что хотим проконтролировать: нет ли и там чего-либо», – считает Арбатов.

Правда, в данный момент в силу резкости позиции России ситуация скорее благоприятствует американцам. «Мы заняли глухую оборону: выводите (ТЯО. – К. Б.) из Европы, иначе ничего не будет, – оценивает российскую переговорную позицию Арбатов. – Если наша политика станет более гибкой, если мы скажем: «Давайте разговаривать», они первые же начнут чесать затылки и думать, как им теперь выходить из этого положения».

Оригинал статьи

Фонд Карнеги за Международный Мир как организация не выступает с общей позицией по общественно-политическим вопросам. В публикации отражены личные взгляды автора, которые не должны рассматриваться как точка зрения Фонда Карнеги за Международный Мир.