Источник: Московские новости
Надежды на модернизацию, связанные с Дмитрием Медведевым, которые сначала были весьма высокими в определенной части экспертного сообщества, постепенно ослабли. Отчасти это связано с отсутствием реальных изменений из-за большой инерции колоссальной страны и бюрократической машины. А отчасти — с эффектом завышенных ожиданий и с тем, что сами модернизаторы просто не подумали или не смогли предложить людям очевидные доказательства того, что модернизация нужна, важна и возможна.
Препятствия для модернизации
Главные препятствия для российской модернизации можно сформулировать так: узость временного горизонта, широта горизонта пространственного и индифферентность, а то и враждебность бизнес-среды.
В модернизации могут быть заинтересованы группы с долгосрочными интересами, мыслящие стратегически. Но таких сейчас в России нет.
Политическая неопределенность (а в ситуации, когда власть и собственность не отделены друг от друга, и бизнес-неопределенность) обусловливает крайне короткий горизонт планирования. Длинные инвестиции, и в модернизацию в том числе, не являются рациональной стратегией ни для кого из игроков. В условиях слабых институтов при персоналистском характере режима государственному интересу трудно проявиться — его все время заслоняют интересы личные и групповые. Определенный политический интерес к модернизации есть у группы сторонников второго срока президента Медведева. Пока, впрочем, это скорее тактический интерес к проекту модернизации как политической технологии.
Сейчас, в эпоху глобализации, те, кто мог бы стать агентом модернизации в России, уезжают из страны. В том числе в Силиконовую долину, но не сколковскую, а настоящую. Нынешняя власть, как и в досоветское время, весьма к этому толерантна.
Тормозом для модернизации — и экономической, и политической — является сложившаяся структура российского бизнеса, или, точнее, симбиоз бизнеса и власти. Крупные игроки, и в первую очередь нефтяные, газовые, металлургические компании, составляющие основу традиционной экономической модели, чувствуют себя комфортно и не заинтересованы ни в изменении правил и условий, ни в появлении конкурентов. Нет с их стороны и спроса на инновации, без чего любые усилия государства по «производству инноваций» в Сколкове и других местах пропадут втуне. Спроса же нет потому, что в специфической российской конкуренции побеждает не тот, кто инновативнее, а тот, у кого лучше отношения с властью.
Исход агентов
Разочарование в настоящем или утрата надежд на перемены к лучшему в будущем способствует тому, что значительное число россиян выбирают индивидуальную стратегию модернизации. Они уезжают из страны сами, отправляют своих детей учиться за границу, а то и вывозят семьи целиком. Такого рода «мягкая эмиграция» не фиксируется обычной статистикой, поскольку отъезжающие сохраняют не только гражданство, но часто и квартиры. Они могут приезжать в свой прежний дом, встречаться с друзьями и даже поддерживать связи по работе и бизнесу. Однако мало кто из них вернется в Россию навсегда.
Есть два парадокса, связанных с оттоком из страны перспективной молодежи. Один заключается в том, что отъезд усилился, когда в стране довольно быстро рос уровень жизни. Именно тогда появилась возможность уезжать без потери социального статуса. Второй парадокс связан с тем, что это явление характерно для всех имущих слоев общества, включая не только городских профессионалов и бизнесменов, но и высокопоставленных чиновников. Известно, что на Западе постоянно живут семьи некоторых губернаторов и даже вице-премьеров. Надо ли говорить о том, что у очень значительной части российской политической и бизнес-элиты дети получают образование на Западе, а многие там остаются.
Согласно оценке главы Счетной палаты Сергея Степашина, за последние годы из страны уехали 1,25 млн человек. По данным директора Центра исследований постиндустриального общества Владислава Иноземцева, не менее 4 млн россиян имеет вид на жительство в странах Евросоюза и США, сотни тысяч семей отправляют детей учиться за рубеж. А количество российских квартир и домов в Великобритании, Германии, Франции, Болгарии, Чехии, Польше и странах Балтии составляет почти 1,5 млн, причем большая часть недвижимости приобретена за последние несколько лет.
В продолжение разговора Сергея Полонского и Владислава Суркова Институт сравнительных социальных исследований (ЦЕССИ) по заказу Института общественного проектирования провел в начале 2011 года опрос о «чемоданных настроениях» среди бизнесменов. В опросе приняли участие 198 предпринимателей из разных регионов страны.
Отвечая на вопрос о планах отъезда за рубеж в ближайшие пять лет, 4% респондентов заявили, что уедут и закроют бизнес, 1% — что уедут сами, но бизнес оставят в России, 12% — что будут проводить больше времени за рубежом, но сами не уедут, 32% — что отъезд маловероятен, но возможен, 51% уезжать не планирует. Согласно опросу РСПП, в 2010 году предприниматели называли главной помехой деловому климату неэффективное государственное управление и отсутствие ясных целей развития страны.
Если на общенациональном уровне картина нехороша, но еще не ужасна, то на уровне регионов она порой выглядит безнадежной. Это касается прежде всего российского Кавказа. Из национальных республик уехало не только большинство проживавших там этнических русских, но и представители «титульных» национальностей, которые оказались не встроены в жесткую этноклановую систему власти и потеряли надежду выстроить в этих условиях нормальную карьеру.
Сделанная Москвой в силу тактических соображений ставка на архаизацию политических элит в этих регионах привела к массовому оттоку тех, на кого можно было бы опереться, проводя модернизацию. Процесс миграционной сепарации, когда наиболее активные и инициативные перебираются в Москву, сокращая социальную базу модернизации на местах, характерен для всех без исключения регионов страны.
Виды на будущее
Для продвижения любого масштабного начинания нужны истории успеха и массовые сторонники. В значительной мере поэтому в самом конце 2009 года был запущен проект «Сколково». В марте этого года Медведев предложил меры по улучшению инвестиционного климата.
При всей условности такого рода сравнений нынешняя ситуация отчасти напоминает ситуацию 25-летней давности с горбачевскими попытками «ускорения научно-технического прогресса». Как и тогда, любые попытки изменить отживший свое и крайне неэффективный порядок блокируются мощной толщей бюрократии, которая не заинтересована в переменах и страшится их. Выход, найденный тогда Горбачевым, — обратиться напрямую к людям через голову бюрократии — привел к потере им контроля над дальнейшим развитием ситуации. А в конечном счете к развалу страны и утрате власти.
Это страшит политическую элиту, которая к тому же не может мыслить политически, а мыслит лишь политтехнологически. Принципиально новым игроком является бизнес, который в наиболее мощной и развитой сырьевой части тоже никак не заинтересован в изменениях — как политических, так и экономических. Боится он и изменения привычных правил игры, к которым он привык и в которых чувствует себя вполне комфортно. Мало надежд и на новый несырьевой бизнес. Он или слаб и неорганизован, или находится под жестким контролем госаппарата в лице силовиков (вспомним историю с экс-владельцем «Евросети» Евгением Чичваркиным, приключившуюся в разгар «медведевской модернизации»).
Проблема еще и в том, что индивидуальную свободу, как Горбачев, власть предложить гражданам уже не может: она у них и так есть. Именно наличие этих свобод, включая возможность покинуть страну, помогает власти, с одной стороны, избежать накапливающегося социального напряжения, а с другой — подрывает социальную базу модернизации. Единственным потенциальным кандидатом на эту базу является малый и средний бизнес, к которому очевидным образом апеллирует Медведев. Однако в индивидуальном качестве такой бизнес заведомо слаб, а в коллективном — пока не существует.
Любой инерционный сценарий в такой ситуации выглядит малоутешительным. Надежды (и опасения) вселяет то, что инерционный сценарий в классическом понимании — как линейное продолжение трендов — вряд ли возможен. Скорее всего в ближайшие два года он будет так или иначе сломан. И сломать инерционный тренд может как действие, так и бездействие власти. Ключевым в этом плане представляется год после президентских выборов 2012 года, когда новому правительству надо будет решать задачу смены социально-экономического курса, включающую переформатирование отношений между властью и обществом. Наработки комиссии по модернизации тогда могут быть положены в основу новой программы правительства.