Источник: Московские новости
Система «чрезмерно управляемой демократии», как и любая другая долговременная система, представляет собой закономерный итог политической эволюции. Корни многих ее элементов могут быть прослежены в ельцинском периоде и раньше. Дело, однако, в том, что ельцинская система послужила «подвоем», на который была привита «чекистская составляющая», ставшая вдруг из отдельной ветви государственного дерева ее основным стволом.
Управленческое упрощенчество
Предлагаемые властью решения не соответствуют сложности стоящих задач. Имеющиеся управленческие механизмы чересчур примитивны и однозначны по сравнению с объектом, на управление которым претендуют. Разделение властей по горизонтали и вертикали — модель сложная. Его отсутствие с подчинением всех ветвей и уровней власти единому центру представляется схемой более простой и действенной. При игре «вкороткую», если горизонт планирования ограничен парой шагов, она таковой и является. Но уже на третьем шаге возникают проблемы, которых становится все больше и больше.
Попытки управленческого редукционизма, нахождения простых ответов на сложные вопросы, черно-белого видения ситуации и действий в логике игры с нулевой суммой отнюдь не безобидны. Побочные эффекты, особенно долгосрочные, могут существенно перевешивать прямой желаемый результат. Управление из единого центра, без учета региональной специфики может приводить в разных регионах к противоположным результатам.
За примерами примитивных и неэффективных решений далеко ходить не надо. Это и выборы (отмена голосования против всех, снижение и отмена порога участия, отмена выборов вообще), и кадровый резерв, и госкорпорации, и модернизация по лекалам сталинско-бериевских атомного и космического проектов…
Централизация и унитаризм
Федерализм называют демократией в пространстве. Эффективное управление такой гигантской страной, как Россия, из единого центра с жестким подчинением ему на местах невозможно. И в силу сложного территориально-государственного устройства страны, и в силу этно-исторических, политико-культурных и иных особенностей пространственной структуры российского общества.
Тем не менее активные попытки такого рода с восстановлением, по сути, Госплана в экономике и ЦК КПСС в политике постоянно предпринимаются. Федерализм с принципом субсидиарности — модель довольно сложная, но адекватная российским условиям с их колоссальным региональным разнообразием. Централизованный унитаризм с вертикалью власти выглядит много проще.
В России сейчас 83 субъекта федерации — на 6 меньше, чем это было несколько лет назад. Принципиально, однако, это мало что изменило, и управленческая кратность при модели жесткой субординации остается чрезмерной. Введение дополнительного этажа в виде федеральных округов частично решает эту проблему, но удлиняя субординационную цепочку, делает систему еще менее гибкой. Укрупнение регионов, решая одни проблемы, порождает другие. Нет альтернативы передаче реальных полномочий и необходимой для их исполнения финансовой базы вниз: из центра на региональный уровень, оттуда — на муниципальный.
Демонтаж механизмов «защиты от дурака»
Встроенные механизмы такого рода нужны любой сложной системе. Они предохраняют ее от неосторожных воздействий изнутри, гарантируют безопасность системы и тех, кто пытается на нее воздействовать. Но в рамках чрезвычайно управляемой демократии были последовательно разрушены или существенно ослаблены следующие механизмы защиты:
- независимые СМИ;
- парламент как механизм учета интересов основных социально-экономических, региональных и др. групп, как площадка для общественных дискуссий;
- относительно свободные выборы с общенациональной повесткой и референдумы как возможность прямого выражения обществом своей воли;
- прямо избираемые губернаторы;
- НКО как независимые источники информации и нарушители спокойствия властей;
- представители центра на местах и регионов — в центре, обладающие двойной лояльностью: региональной и федеральной.
В результате вся система оказалась практически лишена действенных механизмов «защиты от дурака», отсекающих или блокирующих действия представителей власти, которые могут существенно навредить им самим и системе в целом. Это резко увеличивает цену любых управленческих ошибок и делает неизбежными кризисы, чреватые самыми серьезными последствиями, вплоть до частичного или полного разрушения системы.
Нерешительность
Импотенция созданной системы наиболее очевидна в отношении принятия решений. В силу отсутствия качественной экспертно-аналитической базы для выработки решений и действенных механизмов согласования интересов, решения принимаются с трудом или не принимаются вовсе. Решения далеки от оптимальных даже с позиций государства и политической системы, не говоря уж об обществе. Объявленные властью решения часто не являются окончательными и либо ревизуются, либо отодвигаются на будущее, либо не выполняются вовсе. Чрезмерная централизация и забюрократизированность системы ведут к подавлению инициативы на всех уровнях, выстраиванию всякий раз длинных и долгих субординационных цепочек, перегруженности центра.
Чрезвычайно управляемая демократия лишена встроенных механизмов саморегуляции и саморазвития. Она не является ни самодостаточной, ни способной к самовоспроизводству. Система внутренней организации власти и отношений власти с обществом статична. Она ориентирована не на развитие, а на удержание власти, и носит не наступательный, а оборонительный и отчасти эвакуационный характер.
Власть в ней является принципиально не консолидируемой, не способной проводить общесистемные интересы, а только личные и корпоративно-клановые. Общество, отстраненное от участия в принятии и реализации решений, пассивно и инертно; не мешает власти заниматься ее собственными проблемами и не может служить опорой при движении вперед. Общественная мобилизация для решения важных для страны задач, реализуемых властью, в такой ситуации невозможна.
Без стратегии
Одной из главных системных проблем созданной системы — ее близорукость, короткий горизонт планирования. Длинные инвестиции (например, модернизация) в такой системе не являются рациональным поведением игроков. Нерациональны инвестиции и в репутацию. В такой системе нет места стратегиям — только цепочкам из однозвенных тактических шагов. Планирование осуществляется лишь на шаг вперед.
Отчасти это связано с ограниченным числом людей, принимающих решения, и наличием у каждого из них запасной стратегии выхода. Это не просто «ржавеющий «Титаник» или галера, но и вертолет на верхней палубе, который не даст капитану и его помощникам утонуть вместе с кораблем. Игра «вкороткую» и психология вахтовиков-временщиков, характерные для федерального уровня, в последнее время активно насаждаются на региональном и муниципальном уровнях.
Без стратегии систему объединяет лишь бюрократическая субординация. В функциональном плане она распадается на элементарные блоки, каждый из которых действует в своих интересах. Ни осознания, ни носителей общего интереса нет.
Неспособность к эволюции
Политическая система, основанная не столько на балансе институтов, сколько на персоне стоящего на самом верху, потенциально очень нестабильна. Политический риск дестабилизации многократно возрастает в момент передачи власти, когда система, подобно теряющему завод волчку, способна на резкие импульсивные движения. Передача власти в таких условиях нормальным демократическим образом и в срок принципиально невозможна и должна осуществляться скорее как дворцовый переворот с неизбежными после него и весьма болезненными кадровыми чистками и переделом власти и собственности на всех этажах. Смена власти, какой бы формальной она ни была, в условиях персоналистского режима означает автоматический выход из строя многих субститутов, завязанных на первое лицо, и чревата поэтому серьезной дестабилизацией.
Отсюда следует принципиальная неспособность системы к эволюции. Вариант ее развития — через цепочку кризисов, каждый из которых недостаточно силен, чтобы разрушить систему, но достаточно силен, чтобы побудить ее к трансформации. Внутренних, встроенных механизмов саморазвития система лишена.
Много и справедливо говорится о ручном управлении. К сожалению, другого не может быть в принципе, когда система, как конвейер, приспособлена к решению лишь определенного набора стандартных задач. Столкнувшись с нестандартной, система впадает в ступор.
Оригинал статьи