Источник: The Wall Street Journal
После сокрушительных военных поражений, которые потерпело украинское правительство на прошлой неделе, западные наблюдатели лихорадочно пытаются угадать ход мысли Владимира Путина. Однако представители этой бурно развивающейся «научной дисциплины» – назовем ее путиноведением – упускают из виду одну важную вещь: в ходе нынешнего кризиса действия Путина во многом носят импровизированный характер. А это означает, что украинский конфликт на деле еще страшнее, чем кажется: Путин «сочиняет» его на ходу.
Российский лидер постоянно экспериментирует с разными концепциями, стратегиями и подходами и быстро отбрасывает их – все ради краткосрочных преимуществ. Возможно, Путин и живет «в другом мире», как, по слухам, заметила германский канцлер Ангела Меркель в разговоре с президентом Бараком Обамой, но в нашем мире, который Путин усердно перекраивает, он, похоже, считает, что ставить оппонентов в тупик и заставать их врасплох – это самоцель.
В аналитических статьях и книгах путиноведы пытаются объяснить ход мыслей человека, который, похоже, чуть ли не в одиночку втягивает многие страны Запада в новую холодную войну. Подобно своим предтечам-«кремлеведам», путиноведы стараются расшифровать намерения Москвы, дотошно анализируя все публичные высказывания и «символичные» фото российского лидера, копаясь в деталях его биографии и личной жизни, просеивают через сито продукцию гигантского пропагандистского аппарата России в поисках подсказок. Немногим счастливчикам даже удается раз в год получить приглашение приехать в Россию и за изысканным обедом встретиться с самим героем, его боярами и придворными, которые преподносят им собственную версию того, как все видится из Москвы.Результатом этих исследований обычно становится гиперболизированный портрет Путина, который используют, чтобы обосновать любые огульные выводы об украинском кризисе, какие кажутся актуальными в данный момент. Так, нам внушают, что агрессия Путина на Украине и враждебное отношение к Западу – следствие его службы в КГБ, где он поднаторел в «черной магии» советской разведки и стал ярым антиамериканистом. И не важно, что в общем ничем не примечательная карьера Путина в КГБ проходила в малопривлекательной сфере контрразведки, а значительную часть времени он прослужил на задворках вроде резидентуры в Дрездене и Ленинградского университета.
Публичные заигрывания Путина с атрибутикой русского царизма – в том числе православием и имперской, антизападной идеологией – порой приводятся как доказательства его потаенного стремления восстановить контроль Москвы над новыми независимыми государствами, возникшими на руинах СССР. Аналогичным образом его пугающие заявления в духе Слободана Милошевича о праве на «защиту» этнических русских и русскоязычных за границей вызывают опасения относительно кровавого вмешательства во внутренние дела соседних государств, например стран Балтии и Казахстана.
Но самое правдоподобное объяснение поведения Путина заставляет нервничать еще больше: он импровизирует, а когда ситуация осложняется, идет ва-банк.
Как мы пришли к такому выводу? Отчасти ответ связан с крайней персонификацией политической власти после возвращения Путина в Кремль весной 2012 года. Он радикальным образом централизовал процесс принятия решений в Российском государстве. Зачастую Путин лично решает даже самые незначительные вопросы. Так, один знающий человек из политических кругов в разговоре со мной привел такой пример: даже покупка игроков для профессиональных хоккейных клубов требует одобрения президента.
Когда в конце 2013 – начале 2014 года кризис на Украине обострился, Путин еще больше сузил круг своих советников, фактически переведя Кремль на военное положение и ограничив группу посвященных своими давними соратниками – выходцами из спецслужб или армии, как и он сам. В отсутствие реальных компромиссов или принятия решений на основе консенсуса, в целом характерных для его двух первых президентских сроков, шаги Путина приобрели ярко выраженный тактический, а часто и внутренне противоречивый характер. Для него важны личная преданность и умение держать язык за зубами, а не, скажем, глубокие знания о мировой экономике или понимание того, что ужасающие злодеяния вроде уничтожения гражданского авиалайнера над Донецкой областью в июле 2014 года лишь укрепят сплоченность Запада.
Склонность Путина рассматривать практически любую ситуацию лишь в краткосрочной тактической перспективе стала его визитной карточкой в ходе украинского кризиса. Особенно болезненным примером в этой связи служит захват Крыма. В феврале прошлого года свержение режима украинского президента Виктора Януковича застало Путина врасплох. Янукович неделями отклонял требования Кремля жестко разогнать прозападно настроенных демонстрантов, возмущенных его отказом подписать ассоциацию с Евросоюзом. В конце концов Янукович дал своим силовикам команду «фас»: снайперы – кто они были, до сих пор неизвестно, – застрелили десятки людей на киевском майдане Незалежности. Ситуация быстро вышла из-под контроля, Украина начала скатываться к гражданской войне. В Киев поспешили европейские дипломаты: при их посредничестве была достигнута договоренность, позволявшая Януковичу сохранить лицо, – он должен был остаться у власти до досрочных выборов в декабре 2014 года. Но как только документ был подписан, законно избранный глава Украинского государства велел персоналу паковать ценное имущество – Янукович начал готовиться к бегству из столицы.
В этот момент Путин столкнулся с унизительной перспективой во второй раз «потерять» Украину. В 2004 году жестоким поражением для Кремля стала победа прозападной «оранжевой революции» – ведь он грубо вмешивался в ход президентской предвыборной кампании, отмеченной фальсификацией результатов голосования. На сей раз Путин попал в ту же ловушку – он поставил на кон собственный престиж, пытаясь сохранить у власти незадачливого Януковича за счет финансовой поддержки и ценовых льгот на газ на общую сумму до $20 млрд.
Позднее Путин нашел козла отпущения – обвинил западные правительства в том, что они его обманули, организовав свержение Януковича. На деле же российскому президенту следовало винить лишь самого себя – он поддерживал лидера, который, когда запахло жареным, попросту запаниковал. А ведь такое поведение Януковича легко было предвидеть. Например, со времен предвыборной кампании 2004 года сохранилось примечательное видео: Януковичу в грудь попало яйцо, и он рухнул как подкошенный, подумав, что это пуля убийцы.
Хотя внезапный захват Крыма поднял популярность Путина внутри страны, его решение организовать «всенародный референдум» и официально аннексировать полуостров обернулось для России рядом проблем, о которых никто в Кремле, похоже, не задумывался заранее. Какими разумными доводами можно объяснить самый дерзкий территориальный захват в Европе со времен Второй мировой войны? Зачем Москве было брать под опеку такую финансовую черную дыру, как Крым, в период замедления экономического роста и падения цен на нефть?
Кремлевские пропагандисты на ходу придумали мантру, которую повторяют по сей день: новая власть, сменившая Януковича в Киеве, нелегитимна, поскольку встала у руля благодаря государственному перевороту при поддержке Запада; высокие посты в новом руководстве достались украинским ультранационалистам, создавшим незаконные военизированные группировки; этнические русские в стране подвергались серьезной опасности, а потому Москве и «добровольцам-патриотам» необходимо было их защитить.
Путин начал использовать риторику, словно позаимствованную из лексикона бывшего сербского диктатора Милошевича. Он заговорил о применении силы для обеспечения безопасности и благополучия этнических русских и русскоязычных в соседних странах. Это был крайне неожиданный поворот: за все годы пребывания на посту президента и премьера Путин последовательно избегал заигрывания с этническим национализмом. Казалось, он отлично понимал, что подобный шовинизм может посеять хаос в многонациональном Российском государстве – и отпугнуть потенциальных участников Евразийского союза, который стал главным проектом его третьего срока в Кремле.
На этом фоне действия Путина скорее напоминают не продуманные выбор этноцентрического подхода в деле защиты заявленных интересов России в соседних регионах, а краткосрочную тактическую игру. Путин никогда не был замечен в особом пристрастии к национализму. До украинского кризиса многие видные русские националисты открыто обвиняли его и в создании коррумпированного политического режима, и в том, что в его ближнем круге не так уж много русских, и в дорогостоящем сотрудничестве с Рамзаном Кадыровым, чьи соотечественники, судя по всему, играют важную вспомогательную роль в боевых действиях на востоке Украины. Всего несколько лет назад одной из самых мощных низовых политических акций в России была возглавляемая националистами кампания под лозунгом «Хватит кормить Кавказ» с явными расистскими обертонами.
Этот импровизированный подход без оглядки на последствия проявился и в неудачных поначалу попытках Кремля посеять сепаратистские настроения на юго-востоке Украины. Первые попытки сплотить население этих регионов против нового «фашистского» правительства в Киеве окончились полным провалом. Для Москвы столь слабая поддержка сепаратизма стала неприятной неожиданностью. Тогда Путин привел в действие «план Б» – санкционировал захват административных зданий и полицейских участков разношерстными группами местных жителей, которых поддерживали (а во многих случаях снабжали оружием и даже руководили) координаторы, обладавшие связями в российских спецслужбах и армии.
Путин до сих пор придерживается этого импровизированного стиля. Всего несколько недель назад он без лишнего шума предложил г-же Меркель и президенту Франции Олланду дипломатический план по деэскалации кризиса на востоке Украины. После раунда «челночной дипломатии» и саммита в Минске Путин согласился с новой схемой перемирия – по мнению многих, выгодной для Москвы. Но вместо того чтобы праздновать победу, Путин вновь предпочел эскалацию конфликта. Жестокие бои после встречи в Минске – и ужасающие сообщения о потерях среди украинских военных и мирных жителей – оттолкнули от него те самые европейские круги, которые, по расчетам Путина, должны были добиться снятия санкций и не допустить поставок западного оружия Киеву.
Сугубо личный и крайне непоследовательный подход Путина к государственному управлению и кровопролитной войне в Европе означает, что украинский кризис еще опаснее, чем готовы признать большинство руководителей Запада. Как могут украинцы и недоумевающие западные лидеры вроде Меркель найти дипломатическое решение конфликта, если они имеют дело с человеком, меняющим свою позицию на ходу? Как выразился один высокопоставленный украинский чиновник на закрытом брифинге в Давосе несколько недель назад, в Киеве не знают, чего хочет Путин, поскольку этого не знает и он сам.
Неожиданная вспышка боевых действий вокруг Донецка и Луганска – лишь последняя по времени иллюстрация того, как трудно Западу предугадывать развитие украинского кризиса. Война продолжается, а значит, сохраняется и риск ее эскалации, чего на Западе никто не желает. Российские военные самолеты, зачастую без бортовых ответчиков, все чаще появляются у границ воздушного пространства Европы, что создает неприемлемый риск катастроф и опасность для гражданских авиалайнеров.
К сожалению, пока неясно, пошли ли опасные импровизации Путина на спад. Конечно, этим грешит не только он. Реакция Запада на вопиющие действия России в отношении Украины тоже представляет собой лишь ответные шаги, а не результат последовательной стратегии по борьбе с долгосрочной угрозой, которую несет в себе политика Путина. Западным руководителям следует осознать неприятную реальность: из-за склонности Путина к импульсивным, безрассудным действиям он оказался в довольно неприятной компании – в одном ряду со своими одиозными предшественниками Борисом Ельциным и Михаилом Горбачевым. Оба они потерпели крах из-за серии ошибок, погубивших их карьеру и репутацию, а в случае с Горбачевым и целую страну. И последствия кризиса, спровоцированного Путиным, возможно, будут не менее серьезными.