Экономические проблемы в Китае и на мировых рынках сырья сильно затронули Австралию – одного из кочегаров китайского роста. За время сырьевого суперцикла нулевых Китай стал главным потребителем австралийской железной руды, угля и других природных ресурсов, экспорт которых рос почти экспоненциально. Новогодние новости из КНР вызвали в Австралии резкое падение биржевых котировок (индекс потерял 7% капитализации), особенно у ресурсных компаний. Обвалился и курс австралийского доллара, достигший почти семилетнего минимума по отношению к американской валюте.
Впрочем, Австралия оказалась гораздо более подготовленной к проблемам в Китае и падению цен, чем многие сырьевые экономики, включая Россию. Главная причина – наличие осмысленной стратегии выстраивания отношений с растущими азиатскими гигантами, созданной усилиями бизнеса, государства и общества. Успешному взаимодействию с КНР не мешают ни культурные различия, на которые сетуют, например, российские бизнесмены, ни даже союзнические отношения Канберры и Вашингтона.
Две Азии
Внешний фон для успехов Австралии в АТР был не самым простым. С одной стороны, рост азиатских экономик толкал вверх цены на сырье, одну из основных статей австралийского экспорта. С другой стороны, растущая мощь Китая усиливает его амбиции как великой державы, а вместе с ними – геополитическую напряженность во всем регионе. В Австралии это понимают и чувствуют едва ли не лучше, чем где-либо еще на Западе. Бывший премьер Австралии Кевин Радд, свободно владеющий китайским языком и работавший в КНР как дипломат, после отставки окончательно закрепился в статусе одного из ведущих глобальных экспертов по Китаю.
Среди прочего Радд популяризирует концепцию американского старшего научного сотрудника Фонда Карнеги Эвана Файгенбаума о двух Азиях: «экономической Азии» и «Азии безопасности». В «экономической Азии» все больше доминирует КНР, чем США, превратившись в более важного торгового партнера каждой азиатской страны. В «Азии безопасности» США продолжают играть ключевую роль поставщика этого общественного блага за счет системы оборонительных союзов со многими государствами региона. У Китая же, строго говоря, полномерный стратегический партнер в регионе один – это Северная Корея, да и то с оговорками, учитывая портящиеся отношения Пекина и Пхеньяна. Австралия, согласно этой классификации, входит в обе Азии.
Впрочем, политика Канберры не сводится к простой формуле «бизнес – с китайцами, а военный союз – с американцами». С одной стороны, со времен Второй мировой и холодной войны Канберра традиционно остается одним из стратегических партнеров Вашингтона, входя в блок АНЗЮС. Япония, особенно в правление кабинетов Синдзо Абэ, рассматривает Австралию как ключевой элемент безопасности в регионе наряду с Индией, читай – как противовес растущему влиянию Китая. Наиболее наглядная иллюстрация этих отношений – недавний австралийский многомиллиардный тендер на постройку новых субмарин для ВМС. Японская заявка сейчас является фаворитом, в том числе благодаря поддержке США, обещающих поставки новейших американских боевых систем управления в случае победы именно Токио. (Китаю, разумеется, и тендер, и японская заявка с американской поддержкой сильно не нравятся.)
С другой стороны, ВМС Австралии проводят совместные учения и с Южным флотом Китая. Причем в октябре 2015 года дата китайско-австралийских учений близ порта Чжаньцзян совпала по времени с организацией ВМС США патрулей за свободу навигации в Южно-Китайском море. Премьер-министр Австралии Малкольм Тернбулл в итоге решил не злить Пекин и ограничился участием в китайских маневрах. Однако в декабре свободу навигации над спорными островами Спратли отстаивал уже австралийский патрульный самолет.
Перекрестное членство
Экономически Австралия зависима как от США, так и от КНР. С одной стороны, Китай является главным направлением австралийского экспорта товаров и услуг, занимая долю 36,1% (для сравнения: у России – 6,8%). Стоимость австралийского экспорта в Китай доходит до 10% ВВП страны. КНР служит и основным поставщиком иностранных студентов для австралийских учебных заведений. Австралийский доллар является одной из немногих валют, одобренных Народным банком Китая для прямых торгов с юанем. С другой стороны, инвестиционные связи между Австралией и США теснее, чем у обеих стран с КНР. Американские инвестиции в Австралию (около $570 млрд ежегодно, если считать вместе прямые и портфельные) вдвое выше, чем в Китай. А австралийские инвестиции в США (около $409 млрд) вдесятеро выше, чем в КНР.
В международных финансово-экономических институтах и торговых союзах Канберра старательно избегает блоковости. Так, Австралия – соучредитель созданного в 1966 году Азиатского банка развития (АБР), в котором ведущую роль играет Япония при поддержке США. Вместе с тем в 2015 году Австралия в отличие от США и Японии стала акционером, причем шестым по размеру, конкурента АБР – Азиатского банка инфраструктурных инвестиций, учрежденного по инициативе КНР. Вашингтон пытался отговорить Канберру от этого шага, однако австралийские власти решили все же сесть на второй стул.
Такое же поведение Канберра демонстрирует в отношении региональной интеграции. Подписав соглашение о Транстихоокеанском партнерстве (ТТП), где Китая среди членов нет и пока не предвидится, Австралия параллельно состоит и в переговорах о Региональном всестороннем экономическом партнерстве, где Пекин, напротив, является одним из центральных игроков. Кроме того, по завершении позапрошлогоднего саммита G20 в Брисбене Китай и Австралия подписали двустороннее соглашение о свободной торговле.
Воины и торговцы
Если верить опросам, австралийская общественность считает, что в стране слишком много китайских инвестиций. Благодаря выгодным условиям инвесторских виз китайские инвестиционные туры по объектам австралийской недвижимости стали притчей во языцех, а баснословное удорожание этой самой недвижимости объясняется как раз высоким спросом со стороны граждан КНР (в том числе семей чиновников и близких к власти бизнесменов, создающих «запасные аэродромы»). Например, занимающий верхнюю строчку китайского списка Forbes Ван Цзяньлинь (王健林), владелец группы Wanda (万达), за прошедшие два года вложил $2 млрд в австралийские объекты.
Настороженность в отношении КНР не мешает Австралии сдавать китайцам в долгосрочную аренду ключевые объекты инфраструктуры, в частности порты. Так, в 2014 году китайская корпорация China Merchants на пару с австралийским инфраструктурным фондом выиграла на аукционе за $1,2 млрд права на 98-летнюю аренду Ньюкаслского порта, где расположен крупнейший в мире угольный терминал. Большой резонанс вызвала китайская аренда Дарвинского порта на 99 лет в рамках проекта Морского шелкового пути XXI века. Австралия сдала китайской компании Landbridge 80%-ную долю в порте за $340 млн, чтобы ускорить экономическое развитие своих северных регионов. При этом Дарвин считается стратегическим портом, ибо используется как австралийскими ВМС, так и зарубежными, в том числе американскими. На очереди – грядущая приватизация Мельбурнского порта, и тревогу по поводу возможной «китайской угрозы» уже бьют журналисты, эксперты и военные, требуя ужесточить критерии участия в конкурсе и не допустить вхождения китайских инвесторов в стратегический актив.
При этом, судя по всему, руководство Австралии все же имеет четкую стратегию, выработанную методом проб и ошибок. Китайских инвесторов начинают пускать во все большее количество секторов, в том числе в сельское хозяйство, при условии жесткого соблюдения рыночных правил игры и национального законодательства. Инвесторам из КНР такой подход явно импонирует – Австралия прочно занимает второе место как страна – реципиент инвестиций из Поднебесной, уступая только США.
Человеческое измерение
Одна из причин успешности стратегии Австралии в отношения Китая и других стран АТР – это развитие экспертизы и институционализированных механизмов личных контактов с ключевыми чиновниками и представителями бизнеса. Лицом австралийского «поворота к Китаю» стал Кевин Радд – синолог по образованию, публично выступавший на очень уверенном китайском с трибун АТЭС и G20. Конечно же, личное внимание Китаю уделяли австралийские лидеры и до Радда, однако именно он вывел контакты австралийской элиты с китайским руководством на новый уровень. Чтобы избежать обвинений в том, что он старается укрепить связи с авторитарным режимом и не обращает внимания на состояние демократии и прав человека в КНР, сам Радд предложил характеризовать свой подход к Китаю, а заодно отношение Австралии к КНР как чжэнъю (诤友). Словосочетание дословно можно перевести как «критичный друг», этакий «товарищ-правдоруб», не стесняющийся указывать другу на недостатки. В Китае, впрочем, идею Радда приняли прохладно, хотя к нему лично продолжают питать уважение.
Нынешний глава правительства Малкольм Тернбулл тоже тесно связан с Китаем. Сын Тернбулла свободно говорит по-китайски и женат на китаянке, дочери ученого Китайской академии общественных наук со связями в правительстве, который способствовал приходу IKEA на китайский рынок. Тернбулл известен еще и тем, что в 1994 году основал в провинции Хэбэй первое китайско-западное совместное предприятие в горнорудной промышленности, занимающееся разработкой цинковых месторождений.
Не менее активен и бизнес, спонсирующий массу форматов для прямых диалогов с бизнесменами и политиками КНР. Самый успешный из них – основанный бывшим дипломатом, а ныне известным юристом Джоном Дентоном China-Australia CEO Roundtable Meetings, куда периодически приходят главы обоих государств. Кроме того, Австралия очень активно работает с китайским бизнесом и в многосторонних форматах, вроде «деловой двадцатки» или Делового консультативного совета АТЭС, о котором Россия словно забыла после владивостокского саммита 2012 года. При этом бизнес активно вовлечен в формулирование национальной стратегии – тот же Дентон был одним из руководителей рабочей группы при правительстве, писавшей стратегический документ «Австралия в азиатском веке».
Не меньше внимания уделяется и подготовке лидеров, которые будут управлять отношениями в будущем. Например, у Австралии и Китая есть успешный диалог молодых лидеров, а с 1990 года при Мельбурнском университете и с поддержкой федерального правительства действует программа Asialink, предоставляющая курсы профессионального ликбеза по странам АТР и возможности навести мосты представителям австралийского бизнеса, чиновникам, деятелям искусств и молодым лидерам. Наконец, австралийская китаистика считается одной из лучших в мире после США и Сингапура, а по соотношению качества и количества аналитики по Китаю на единицу населения или доллар ВВП – так, пожалуй, и первой.
Свет с Севера для Down Under
Насколько все эти инструменты помогают Австралии пережить нынешнее китайское торможение? В конце января премьер Тернбулл проводил в Сиднейской опере Австралийский экономический форум А50, и успокаивал инвесторов методами прямого маркетинга, рассказывая о возможностях страны, несмотря на окончание сырьевого бума и замедление Китая. На россиян, привыкших к заклинаниям из высокопоставленных уст на форумах в Санкт-Петербурге, Сочи, Красноярске, а с прошлого года и Владивостоке, sales pitch австралийского премьера вряд ли произвел бы впечатление. Но инвесторам явно понравилось – хотя бы потому, что излагаемая программа адаптации звучит крайне разумно и уже подтверждается некоторыми фактами.
Так, падению курса национальной валюты обрадовались австралийские аграрии: они рассчитывают увеличить экспорт качественного продовольствия для среднего класса восточноазиатских стран с расчетом на рост как самой страты, так и ее потребностей. В этом контексте фермеры Зеленого континента рассматривают свои края как будущую всеазиатскую житницу. Помимо туризма, дешевый австралийский доллар повышает популярность и образовательных услуг Австралии – четвертой статьи экспорта страны. С точки зрения родителей студентов из Азии, качество образования сопоставимо с намного более дорогими Великобританией и США, только чадо при этом ближе, да и визовый режим для инвесторов австралийцы смягчают – например, снижая порог требуемых вложений в частную недвижимость.
Немного не повезло австралийским производителям сжиженного природного газа: его цена уже сильно упала из-за привязки к нефти, а производства, потребовавшие инвестиций на сумму около $134 млрд, еще только выходят на проектные мощности и пока не достигли стадии окупаемости. Однако в долгосрочном плане надежда Австралии на перспективы азиатского рынка СПГ сохраняется с учетом выравнивания спроса и предложения, а также возможного изменения механизма ценообразования. Согласно прогнозам, к 2018 году Австралия станет крупнейшим производителем СПГ, который, в свою очередь, станет второй по значимости статьей экспорта после железной руды.
Спасение же для австралийского экспорта угля, по крайней мере энергетического, ожидается из Юго-Восточной Азии, где растет спрос на этот товар. Косвенно здесь посодействует и Китай, хотя его импорту угля как раз прогнозируют снижение. И поможет тут тот же Китай: Азиатский банк инфраструктурных инвестиций в отличие от Всемирного банка и других западных финансовых институтов намерен спонсировать часть затрат стран Юго-Восточной Азии по переходу на дорогие энерготехнологии с низким уровнем вредных выбросов. Недаром к проработке своей национальной повестки в этом институте, вступление в который потребовало даже мини-ссоры с США, Австралия подошла очень тщательно, посоветовавшись с бизнесом и задействовав все выпестованные десятилетиями механизмы сотрудничества с АТР.
Николай Мурашкин – японист, специалист по международным отношениям в АТР, исследователь Кембриджского форума по Центральной Азии