Источник: Forbes
Даже если 31-летний француз тунисского происхождения, передавивший грузовиком более ста человек на Променад-дез-Англе в Ницце, не имел в виду семантическую игру в символы, чтобы потом ее расшифровывали наследники французской семиологической школы, со знаковой системой у него получилось неплохо. Теракт в День взятия Бастилии, в праздник, имеющий значение с точки зрения артикулирования западных ценностей не только для собственно Франции, но и для Европы, на старом европейском курорте, в Ницце, на променаде, названном в честь англичан, инициировавших его появление, – это вполне очевидный символический вызов. Хотя, возможно, радикалу-дикарю просто было удобно выбрать время и место, где можно передавить или взорвать максимально большое число людей, а какой это будет променад, набережная или улица, его мало волновало.
Вот что важно: только за последние месяцы и даже недели радикальный ислам показал свою сетевую всепроникающую силу: никто, нигде и никогда – причем не только в западном мире, теракт в Стамбуле тому порукой – не может чувствовать себя в безопасности. Все согласно банальной истине – дурной пример заразителен. Даже если обезумевший отморозок с европейским паспортом, выросший на деньги европейских налогоплательщиков, и не связан с политическими исламистскими организациями, он в любой момент в любом месте может, например, взять напрокат автомобиль и передавить столько представителей европейской цивилизации, сколько ему заблагорассудится. И никакие самые утонченные спецслужбы мира и самые эффективные полиции не смогут предотвратить этот перфоманс, этот театр одного актера, этот акт самовыражения.Разумеется, это еще один туз в колоде карт праворадикальных популистов в западном мире – такого рода события делают их покер беспроигрышным. Обычный, как сказали бы в марксистские времена, буржуа напуган, он инстинктивно начинает поддерживать националистов-ресуверенизаторов. Собственно, тот же Brexit стал образцовым ответом среднего буржуа на глобализацию, миграцию и на превращение всего мира и соседних кварталов в united colors of benetton. Когда в классическом фильме более чем 20-летней давности «Красный» Кшиштофа Кеслевского сосед героини помогает ей вытащить жвачку, засунутую каким-то хулиганом в замочную скважину, он произносит единственную фразу, доступную раздраженному среднему европейскому буржуа: «Проклятые турки!» И это было только началом процесса, который демографы потом назовут вторым великим переселением народов. И тогда еще радикальный ислам не предстал в кошмарном образе 9/11 – до этого оставалось еще несколько лет.
Пожалуй, самой важной проблемой, объективно трудно поддающейся анализу, остается вопрос: как человек проделывает путь от парнишки из мусульманского квартала, с глазами, как черешенки, которого в детстве взрослые соседи умиленно щипали за пухлую щечку, к озлобленному уроду с тупыми глазами, небритой рожей и отрывистым непонятным французским?
Европейцы могут пенять на ислам, но как тогда несколько десятилетий назад голубоглазые блондинчики в рубашках-матросках из бюргерских семей, выросшие в кукольных декорациях кварталов XVII века, «на выходе» превращались в циничных завшивленных солдат, загонявших евреев в газовые камеры? Мой отец, который мальчишкой в войну оказался со своей мамой в одной из деревень под Можайском, навсегда запомнил сцену, как сев посреди деревенской улицы орлом, немецкий солдат стал испражняться прямо на дорогу. Ага, и это была нация Шиллера и Гете, нация порядка и высокой технической и философской культуры, наконец, христианская нация…
Так что можно искать корни проблемы в «несправедливости» глобализации, в «навязывании» всему миру западных ценностей, бог знает в чем еще, но это не оправдывает и до конца не объясняет озверения радикалов. В конце концов, глобализация не только порождала неравенство, но и давала билет огромному числу людей в средний класс, а сами западные ценности оказались той самой привлекательной «мягкой силой» для множества наций, в том числе и для россиян. Никто не отменял правило миграционной гравитации – едут туда, где жизнь комфортнее, где есть перспективы. Как писал почти по такому же поводу поэт Дмитрий Александрович Пригов: «Шостакович наш Максим убежал в страну Германию, ну, скажите, что за мания убегать не к нам, а к ним». Ведь тот же самый 31-летний француз тунисского происхождения или сам, или его родители как раз и «убежали не к нам, а к ним».
Дорога с Променад-дез-Англе ведет к усилению сетевого терроризма среди потенциальных убийц и росту правого популизма среди тех, кто может считать себя потенциальной жертвой. Со времен Второй мировой это, пожалуй, самое серьезное испытание западных ценностей на прочность.