Решение польского сената признать резню на Волыни во время Второй мировой войны геноцидом подпортило пиар-эффект от визита президента Порошенко в Варшаву на саммит НАТО, показав, что между Польшей и Украиной по-прежнему хватает непреодоленных разногласий. Почему же польские политики пошли на этот шаг и пренебрегли если не нормами гостеприимства, то по крайней мере политической целесообразностю?
Отстающий нарратив
Когда недавно я писал рецензию на вышедшую в русском переводе «Краткую историю стран Балтии», то меня удивило, что период Второй мировой войны трактовался в ней (американским автором латышского происхождения) совсем не так, как можно было ожидать. Там были не победные реляции о свержении советской власти и подвигах лесных братьев, а рассказ о Холокосте. Такой подход отражает изменение в восприятии истории в современном мире. Акцент делается не на патриотическом нарративе, а на страданиях простых людей, попавших в жернова истории.
Вторая мировая была не только столкновением двух блоков – стран «оси» и антифашистской коалиции, но и гражданской войной во многих государствах, замешенной на острых социальных конфликтах и межэтнических противоречиях. Это касается не только Югославии с ее миллионом жертв и масштабными этническими чистками, но даже Италии и Франции, где линия раскола прошла через семьи, что стоило жизни десяткам тысяч человек, в том числе во время внесудебных расправ после освобождения.
Западная Украина была одним из таких регионов, где накопившиеся противоречия проявились в военное время с особой остротой и беспощадностью. Недаром нашумевшая книга историка Тимоти Снайдера, действие которой происходит в значительной мере именно на Западной Украине, называется «Кровавые земли». Там шла резня по принципу «все против всех» (разве что евреи были всеобщей жертвой). Немцы проводили Холокост, а затем и акции против украинских сел, заподозренных в поддержке разнообразных партизан. УПА воевала и с немцами, и с поляками (разных формирований), и с Советами – сначала с красными партизанами, затем с регулярной армией и частями НКВД. При этом украинские националисты были раздроблены (бандеровцы, мельниковцы, бульбовцы) и между ними шла братоубийственная война.
«Волынская резня» стала самым известным эпизодом этой запутанной истории взаимной ненависти, корни которой тянулись еще в довоенное прошлое. Волынь, бывшая частью Российской империи (вспомним купринскую «Олесю»), после 1920 года оказалась под властью Польши, расселявшей в регионе этнических поляков, чтобы покрепче привязать его к себе. Переселенцы и стали первой жертвой резни 1942–1943 годов, спровоцированной столкновением двух воинствующих национализмов – польского и украинского, получивших в руки оружие в условиях отсутствия крепкой власти и всеобщего ожесточения войны.
Первая половина XX века стала в Европе эпохой триумфа воинствующего национализма, который усилила Первая мировая война. Одни народы получили независимость, другие, напротив, потеряли «исконные территории», третьи обманулись в своих ожиданиях. К терроризму, считая его легитимным способом достижения своих целей, обратились многие национал-революционеры – ирландцы (ИРА), македонцы (ВМРО), хорваты (усташи), даже в Палестине возникла группа «Лехи». На этом фоне ОУН-УПА была вполне типичной для своего времени националистической милитаристской группировкой. Напротив, Армия Крайова и ее союзники представляли разгромленное польское государство и были лишены пассионарности ОУН, звездный час польского терроризма пришелся на активность пилсудчиков до 1914 года. Во многом поэтому поляки проиграли битву за Волынь.
Нужды нацсплочения
После очередного польско-украинского сближения, вызванного событиями 2014 года, можно было бы ожидать, что тема Волыни отойдет на второй план в отношениях двух стран. Но тут нужно учитывать такую черту национального польского характера, как представление о себе как о народе-жертве и собственной мессианской роли в мировой истории. Поэтому в Варшаве, несмотря ни на какие тесные отношения с Киевом, не собираются забывать трагические страницы своей истории. К тому же у власти там сейчас находится правоконсервативная партия «Право и справедливость», которой разжигание националистических страстей необходимо для укрепления электоральной поддержки. Неслучайно в мае польская государственная телекомпания выделила на окончание съемок художественного фильма о «волынской резне» 1 млн злотых (примерно 230 тысяч евро), премьера которого ожидается осенью.
Важен и такой деликатный момент: при прежних правительствах и президентах, социалистических и либеральных, польские власти активно занимались самобичеванием. Начал это Александр Квасьневский, признав ответственность поляков за резню в Едвабне. Подобная позиция была выигрышной во внешнеполитическом аспекте, Европа аплодировала Польше как образцово-политкорректной стране, однако внутриполитически такой подход большего одобрения избирателей не сыскал, что и выразилось среди прочего в смене правительства. Так что попытка отойти от прежней парадигмы закономерна.
Поэтому решение польского сената не должно удивлять тем, что оно идет вроде бы вразрез с общеевропейской тенденцией на примирение, взаимное прощение и забвение былых обид и разногласий.
Для Украины позиция сенаторов стала неприятной новостью. В день голосования по этому вопросу в польском сенате Порошенко даже встал на колени перед памятником жертвам волынской трагедии в Варшаве, копируя легендарный жест Вилли Брандта, но вряд ли это смягчит в Киеве и Львове ощущение удара в спину от западных соседей. Важнее, впрочем, другое. Нынешняя власть на Украине не может опираться на европейские политкорректные ценности для сплочения нации в условиях острейшего кризиса, поскольку они малопопулярны и непонятны для большинства граждан. А вот националистический дискурс, наоборот, прост и привлекателен для многих. Решение о переименовании Московского проспекта в Киеве в честь Степана Бандеры, которое совпало по времени с голосованием в польском сенате, – именно из этого ряда. Так что счет между Варшавой и Киевом – 1:1; мы вам проспект Бандеры, которого вы считаете идеологом геноцида, а в ответ – решение сената, делающее для поляков нерукопожатным любого, кто попытается опереться на эту фигуру.
Сам президент Петр Порошенко этим символическим жестом в Варшаве, несомненно, ослабит свои внутриполитические позиции. Многими на Украине это будет воспринято как проявление слабости и угодничества перед более сильным соседом, как отсутствие принципиальности в ключевых для национальной истории вопросах. А те, кому Бандера и УПА безразличны или прямо враждебны, тоже вряд ли поддержат Порошенко, поскольку для них он все равно останется представителем националистического лагеря.
Думается, «война памятей» между Польшей и Украиной продлится еще долго. Насущные вопросы внутренней политики и национального строительства неизбежно будут подталкивать власти к использованию самых простых методов сплочения общества.