До конца 2016 года еще остается немало времени, но уже сейчас ясно: по количеству побегов высокопоставленных северокорейских дипломатов и внешнеторговых работников этот год является уникальным. В подобных количествах северокорейская дипломатическая верхушка не бегала, по меньшей мере, с конца 1950-х годов.
Вот лишь несколько самых последних эпизодов. В августе в Южную Корею с женой и детьми бежал Тхэ Ён Хо, который на протяжении десяти лет работал в посольстве КНДР в Лондоне, дослужился там до советника-посланника и был хорошо известен в дипломатических кругах. Тхэ Ён Хо часто выступал на самых разных мероприятиях, рассказывая своим слушателям (в основном из числа ультралевой интеллигенции) о преимуществах чучхейского социалистического строя. В узких кругах, впрочем, Тхэ Ён Хо был известен как человек, который в конфиденциальных разговорах мог намекнуть, что вышеупомянутый чучхейский социалистический строй не является совсем уж идеальным и, скорее всего, нуждается в дальнейшем улучшении. Собеседники Тхэ Ён Хо часто воспринимали такие намеки как дипломатическую игру, некое подобие известной комбинации с «хорошим и плохим следователем». Однако сейчас есть основания подозревать, что все ехидные полуухмылочки и полунамеки Тхэ Ён Хо игрой не были.
Побег Тхэ Ён Хо интересен еще и потому, что он и бежавшая с ним в Южную Корею жена относятся к самому высшему слою полунаследственной правящей элиты. И Тхэ Ён Хо, и его жена происходят из семей участников партизанского движения в Маньчжурии в 1930-е годы и, таким образом, являются выходцами примерно из 100–120 семейных кланов, которые правят страной с начала 1960-х годов.
Побег Тхэ Ён Хо отнюдь не исключение. В июле из командировки в одну из стран Юго-Восточной Азии не вернулся высокопоставленный сотрудник так называемой «Комнаты 39». Под этим названием скрывается внешнеторговая фирма (точнее, группа фирм), обслуживающая личные валютные потребности семейства Ким, а также отчасти и потребности государственного бюджета. Имя невозвращенца, который в настоящее время находится в Сеуле, не оглашается. Впрочем, само имя ничего не скажет даже большинству специалистов, ибо аппарат «Комнаты 39» действует в атмосфере глубокой секретности (вдобавок у большинства сотрудников и имен, и паспортов несколько).
В последние месяцы произошли и другие побеги. Даже если считать только те инциденты, о которых стало известно прессе, то получается, что на протяжении одного только 2016 года в Южную Корею ушли семь северокорейских дипломатов. Кстати, один из них бежал из России (сообщения об исчезновении дипломата и его выезде через Белорусскию и Украину тогда появлялись в российской печати). Реально побегов еще больше, так как пресса узнаёт не обо всех побегах.
Столь частые побеги северокорейской элиты, безусловно, новое явление. С начала 1990-х годов миграция из Северной Кореи по своему характеру это рабоче-крестьянская эмиграция. В отличие от тех эмигрантов, которые в годы холодной войны уезжали на Запад из Советского Союза и Восточной Европы, эмигранты из Северной Кореи в подавляющем большинстве не отличались ни образованием, ни высокими доходами – в основном это были крестьяне и рабочие из приграничных районов КНДР.
Неожиданная волна побегов представителей элиты, которых ранее среди эмигрантов почти не было, предсказуемо вызвала разговоры о том, что в Северной Корее нарастает политическая нестабильность и всем надо быть готовыми к падению режима или, по крайней мере, к заговорам и прочим волнениям.
Будущее, как известно, непредсказуемо, так что отвергать такие предположения с абсолютной уверенностью не следует. Однако все-таки представляется, что резко участившиеся побеги северокорейских дипломатов и чиновников вовсе не отражают нарастание внутриполитической нестабильности. Скорее всего, их причина связана с тем, что в годы правления Ким Чен Ына у северокорейской верхушки, из рядов которой и происходят беглецы, появились основания для опасений за свое будущее.
У покойных Ким Ир Сена и Ким Чен Ира было одно любопытное свойство, которое обычно не замечалось аналитиками: по сравнению с другими диктаторами и Ким Ир Сен, и Ким Чен Ир весьма мягко относились к своему ближайшему окружению.
С начала 1970-х годов высшая элита в Северной Корее была практически неприкосновенной. Хотя за это время и произошло несколько инцидентов, в ходе которых были арестованы и казнены отдельные высокопоставленные члены северокорейской элиты, подобные случаи все-таки оставались исключением. Высокопоставленного чиновника в те времена можно было снять с поста, понизить в должности, сослать и даже отправить позаниматься несколько лет идеологически полезным физическим трудом в шахте или на колхозных полях, но о казни или продолжительном тюремном заключении речь шла только в исключительных случаях.
Вдобавок ссылка или даже арест редко были необратимыми. Во многих, если не в большинстве случаев попавший в опалу чиновник через несколько лет возвращался в руководящую обойму. Для этого требовалось всего лишь продемонстрировать некоторую твердость характера и, даже находясь в опале, всячески подчеркивать свою непоколебимую верность системе и лично семейству Ким. Если ввергнутый в ничтожество чиновник показывал эти качества, то он с большой вероятностью через пару-другую лет возвращался примерно на тот уровень, с которого по тем или иным причинам был низвергнут.
Ким Чен Ын, однако, порвал с этой традицией. Это стало ясно в июле 2012 года, когда на экстренном утреннем заседании Политбюро «в связи с состоянием здоровья» был снят со своей должности начальник Генерального штаба Ли Ён Хо, один из тройки потенциальных регентов, которых в последние годы жизни Ким Чен Ир назначил для того, чтобы в случае своей преждевременной смерти помогать наследнику в управлении страной. О дальнейшей судьбе Ли Ён Хо ничего не сообщалось, но через несколько месяцев все упоминания о начальнике Генерального штаба стали исчезать из документов, включая и старые фотографии, и кинохронику, и переиздания тех или иных исторических материалов.
В конце 2013 года произошло вообще беспрецедентное событие. В присутствии фотокорреспондентов прямо на заседании правительства был арестован Чан Сон Тхэк, которого всего лишь за несколько месяцев до этого не без оснований считали вторым лицом в государстве. Помимо всего прочего, Чан Сон Тхэк был родственником Ким Чен Ына – он был женат на его тетке Ким Кён Хи. Через несколько дней северокорейские газеты сообщили, что Чан Сон Тхэк был предан суду чрезвычайного трибунала и по его приговору расстрелян.
Исчезновения и просто внезапные отставки влиятельных лиц продолжались и в последующие годы, причем с особой частотой исчезали генералы. За время правления Ким Чен Ына средняя продолжительность пребывания на посту министра обороны составляла девять с половиной месяцев, а продолжительность пребывания на посту начальника Генерального штаба – 11 месяцев. Для сравнения: в годы правления Ким Чен Ира, отца нынешнего Высшего Руководителя, министр обороны в среднем находился на своем посту четыре с половиной года.
Подобная кадровая чехарда резко отличается от той политики, которую проводили Ким Ир Сен и Ким Чен Ир, и нет ничего удивительного в том, что многие из северокорейских чиновников не чувствуют более себя в безопасности. Понятно, что удаление того или иного влиятельного лица влечет за собой удаление и его команды, то есть тех, кто в той или иной степени считается его клиентами или протеже, – причем удаленный зачастую оказывается не просто на низовой работе, а в тюрьме.
В этой ситуации понятно, что многие северокорейские дипломаты и внешнеторговые работники стали раздумывать о своих перспективах, особенно в тех случаях, когда они оказались связанными с тем или иным пострадавшим в ходе репрессий генералом или партийным работником.
В нынешней ситуации для многих северокорейских дипломатов сообщение об отзыве в Пхеньян звучит очень уж похоже на приглашение на казнь. Поэтому многие из них, получив подобное указание, выходят из здания посольства, достают нигде не зарегистрированный сотовый телефон, набирают номер южнокорейского посольства или южнокорейской резидентуры и просят о встрече.
Однако вопреки тому, что сейчас говорят многие, эти побеги вовсе не означают, что северокорейский режим находится на грани краха. Дело в том, что даже те представители северокорейской политической элиты, которые недовольны тем, что происходит в последние годы, и боятся за свое будущее, все равно имеют все основания не проявлять особого энтузиазма по поводу возможного смещения Ким Чен Ына и радикального изменения высшего руководства. Связано это с тем, что в непосредственной близости от границ КНДР находится Южная Корея – страна, населенная одноплеменниками, но при этом с куда более высоким уровнем жизни (разрыв по уровню доходов на душу населения между двумя Кореями примерно пятнадцатикратный) и куда более высоким уровнем индивидуальных свобод. Даже удачный верхушечный переворот в Пхеньяне с большой долей вероятности вызовет шатания и разброд среди простого народа, тем более что сейчас благодаря распространению видеопроигрывателей и компьютеров северокорейцы имеют представление о том, насколько лучше живут люди за пределами границ КНДР.
Иначе говоря, даже технически удачный переворот с большой долей вероятности спровоцирует внутриполитическую нестабильность, которая вызовет не просто падение Ким Чен Ына и его ближайшего окружения, но и всего режима как такового и, скорее всего, поглощение КНДР Южной Кореей – более-менее по германскому сценарию. Подобный поворот событий, возможность которого в последние десятилетия северокорейская элита прекрасно осознает, разумеется, не входит в планы северокорейских лидеров, в том числе и тех, которые опасаются за собственное будущее.
Конечно, когда человек считает себя обреченным, он совершает самые необдуманные поступки, но все-таки в нынешней ситуации кажется, что в своем большинстве северокорейская элита не хочет играть с огнем. Те ее представители, у которых есть возможность индивидуального спасения, то есть, как правило, те, кто более или менее свободно выезжает за границу, могут обезопасить себя, уйдя в Южную Корею. Однако, как представляется, о заговорах и прочих коллективных акциях элиты речи не идет.
Вдобавок неясно, насколько недовольство элиты разделяется простым народом, ведь рядовой северокореец никогда не жил так хорошо, как живет в последние годы. Правление Ким Чен Ына отмечено экономическими реформами, которые можно описать как тихую частичную приватизацию. В сельском хозяйстве введен семейный подряд, а в промышленности менеджерам государственных предприятий даны права, которые сближают их с частными предпринимателями. Правительство Ким Чен Ына спокойно относится к рынкам и деятельности частного бизнеса, который вопреки распространенному заблуждению в последние 15–20 лет играет существенную роль в северокорейской экономике. Результатом этих реформ стал экономический рост.
Плоды реформ распределены неравномерно, имущественное неравенство быстро нарастает, жители Пхеньяна пользуются весьма ощутимыми привилегиями по сравнению с жителями провинции. Тем не менее рост налицо, и выиграли от него в той или иной степени все слои населения. Поэтому простые северокорейцы возлагают на молодого Высшего Руководителя немалые надежды и рассчитывают на то, что наметившийся при нем рост будет продолжаться и дальше. Конечно, любовь народная переменчива, однако подобная ситуация весьма положительно сказывается на политической стабильности.
Вдобавок едва ли представители низов склонны особо сочувствовать тем генералам и членам ЦК, которые попали под маховик репрессий. Простонародье нынешнее закручивание гаек особо не затронуло, и, скорее всего, рядовые корейцы считают, что пострадавшие сановники заслужили свою печальную участь. Давно известно, что вид бояр, которых бросают с крыльца приказа на копья, не вызывает у посадских острого приступа сострадания.
Неясно, как Ким Чен Ын и его советники отреагируют на происходящее. Не исключено, что, помимо вполне понятных мер, направленных на усиление контроля над дипломатами (включая, в частности, отзыв их детей, а возможно, и жен из-за границы), северокорейское правительство решит еще более ужесточить контроль над элитой и увеличить размах репрессий. В этом случае можно ожидать, что побеги станут происходить еще чаще. С другой стороны, если северокорейское правительство будет относиться к происходящему с определенной долей философского спокойствия, то число побегов, скорее всего, стабилизируется на некотором уровне – высоком по меркам былых времен, но в общем и целом не представляющем прямой угрозы для стабильности режима семьи Ким.