Вячеслав Володин пять лет успокаивал рассердившихся горожан, вышедших протестовать на улицы после выборов в Думу 2011 года. Единороссы тогда получили худший результат в своей истории, это стало родовой травмой нового срока Владимира Путина. Виновным в недовольстве был признан предшественник Володина на посту первого замглавы президентской администрации Владислав Сурков. Новому куратору поручили перенастроить начавшую давать сбои систему.
Вячеслав Володин пообещал «конкурентность, открытость и легитимность» на выборах, думская кампания 2016 года должна была стать для него защитой диплома. Реформа затевалась не столько ради самих недовольных, сколько ради президента, который должен был убедиться, что они удовлетворены. Результаты терапии вроде бы налицо: «Единая Россия» получила в Госдуме сверхконституционное большинство, протестных выступлений нет, думские партии полностью управляются Кремлем и даже упреждают его инициативы. Пост спикера Госдумы, который займет Володин, называют наградой за работу; по официальной версии, он с ней справился.
Но за фасадом победы скрываются разрушенные конструкции, на которые могла бы опереться власть в случае сильного ухудшения социально-экономической ситуации. Пятилетка Володина стала временем обмана и разочарования. Свой электорат потеряли системные партии, которые в случае кризиса могли бы стать переговорщиками с недовольными, – они предпочли общаться не со своим избирателем, а с Кремлем. Володин сделал их покорными методом кнута и пряника (причем второго было даже больше), и произошло это задолго до присоединения Крыма, которое, как считается, слепило из четырех думских партий одну большую партию власти.
Местные самостоятельные, амбициозные политики с сетью сторонников оказались разочарованными – настоящей конкуренции Кремль так и не допустил, хотя постоянно ее обещал. Громкие проекты – Народный фронт и праймериз «Единой России» – так и не были реализованы в соответствии с анонсированными планами. Володин обеспечил «Единой России» высокий результат за счет тактических методов – политика была погружена в анабиоз или даже кому. Большинство россиян проигнорировали выборы, их настоящие взгляды и убеждения теперь неизвестны. Из-за володинской анестезии власть потеряла связь с обществом, она его не чувствует – нервы в виде партий и местных политиков не работают.
Наследство Суркова
Вячеслав Володин получил пост первого замглавы президентской администрации в конце 2011 года. Он сменил на этой должности Владислава Суркова – тот был уволен из-за многотысячных протестов после выборов в Госдуму 2011 года. Недовольство в обществе нарастало, единороссы получили худший результат. Вячеславу Володину было поручено исправлять ошибки предшественника. Он начал с того, что стал постоянно напоминать о том, что теперь власть будет проводить честные, конкурентные и открытые выборы и не допустит фальсификаций.
Большую часть нулевых Владислав Сурков ставил политические эксперименты – экономический рост отвлекал россиян от политики, поэтому за их ход можно было не опасаться. Цена на нефть поднималась, с ней росли доходы бюджета – зарплаты, пенсии и рейтинг президента Путина. Глава государства тогда был озабочен тем, чтобы Россия вошла в клуб развитых стран и стала там своей. Владислав Сурков строил для этого фасадную демократию – гражданам предлагался набор партий разного идеологического спектра: либералы, коммунисты, правые, зеленые, социал-демократы.
Декоративный характер этой конструкции никогда особенно не скрывался: правила регистрации партий были усложнены, получить право участия в выборах могла только созданная Кремлем организация. Популярным политикам предлагалось вписаться в официально одобренные политические проекты (например, многих региональных харизматиков собрали в «Справедливой России»). Желательные проценты участников выборов почти в открытую озвучивались перед выборами, а результаты голосования корректировались в комиссиях. Параллельно Владислав Сурков пытался разработать национальную идею – рассуждал о «национализации будущего» и «суверенной демократии». Продукт был предназначен для внутрикремлевского пользования и на широкие массы не рассчитывался. Тем было достаточно растущего благосостояния и веры в то, что дальше все станет еще лучше.
На федеральном уровне избирательные кампании сюрпризов не преподносили. Им было неоткуда взяться, потому что законодательство предусмотрело множество ограничений: регистрация партий была усложнена до предела, выборы в Госдуму проходили только по партспискам, выборы губернаторов были отменены, вместо избирательного залога был введен обязательный институт сбора подписей. Идеализировать систему Суркова смешно – она была ограничена со всех сторон самым жесточайшим образом.
Неожиданности случались разве что на местах, если франшизу одной из официально одобренных партий получала влиятельная региональная группа. Например, в 2007 году выборы в думу Ставропольского края выиграла «Справедливая Россия», чей список вел мэр Ставрополя Дмитрий Кузьмин. Развить успех мэру не дели – против него было возбуждено уголовное дело, ему пришлось скрываться за границей.
Ставропольская ситуация была исключением и никогда не повторялась, однако выборы мэров оппозиционеры выигрывали довольно часто. Владислав Сурков на такие мелочи не отвлекался, предпочитая исправлять ситуацию по факту (к тому же возможность прямо избираться была только у мэров): избранные от оппозиции градоначальники либо быстро вступали в ряды единороссов, либо попадали под уголовные дела.
Замглавы Администрации президента пытался показать себя фигурой чуть ли не демонической, демиургом, причем не обязательно добрым. Он демонстрировал силу или хотя бы заявлял о том, что она у него есть. Например, накануне предвыборного съезда была разгромлена партия «Правое дело», которую возглавлял Михаил Прохоров: слишком вольно бизнесмен подошел к выбору кандидатов – в их числе оказался будущий мэр Екатеринбурга Евгений Ройзман, которого Кремль не подпускает к федеральной политике. Прохоров накануне выборов в выражениях в адрес Суркова не стеснялся.
Владислав Сурков и Вячеслав Володин, 2010. Фото: ТАСС/ Михаил Климентьев
К 2011 году успело накопиться серьезное недовольство такой политической системой. Партии и статусные фигуры хотели получить больше свободы и влияния, равнодушные прежде граждане, успевшие пожить относительно неплохой жизнью, стали присматриваться к политике – рейтинг «ЕР» пошел вниз. Началась кампания «голосуй за любую партию, кроме Единой России», которой постарались воспользоваться другие системные партии. Сурков упустил момент – он оторвался от реальности и не заметил перемены настроений. Даже сравнительно низкий результат «ЕР» людей не устроил, начались протесты. Владимир Путин увидел то, чего всегда опасался, – десятки тысяч человек на площадях Москвы, почти украинский Майдан образца 2004 года.
Володинский КОЛ
Спешно исправлять ошибки Суркова поручили Володину. Стране предстояли президентские выборы 2012 года.
Володин считался реалистом – он прошел школу региональной политики, успел побывать и оппозиционером – на малой родине в Саратове конфликтовал с губернатором-тяжеловесом Дмитрием Аяцковым. Он продвигался к руководящим постам постепенно и знал, чем живет страна.
После протестов восстановили выборы губернаторов и депутатов по одномандатным округам, регистрацию партий и их допуск к выборам сильно упростили. Главной причиной недовольства сочли не общую усталость, а фальсификации и закрытость политсистемы. Так думать было проще, да и участники протестов сами писали об этом на плакатах. Володину предстояла непростая задача: с одной стороны, создать иллюзию честных выборов, с другой – сохранить вертикаль и обеспечить избрание нужных кандидатов. Судя по всему, именно такой проект он представил президенту – Владимир Путин и был главным адресатом всех последующих действий. Глава государства должен был убедиться, что с недовольными работают, а терапия приносит плоды.
Новый замглавы президентской администрации резко развернул курс – часто он шел от противного: если при Суркове делали так, то сейчас будет наоборот. Владислав Сурков любил таинственность, информация о происходящем в Кремле поступала от источников и была следствием внутренней борьбы, потому она часто соответствовала неприятной реальности. Вячеслав Володин начал встречаться с прессой и экспертами, новая открытость пришла на смену таинствам. Интересно, что о благих намерениях нового куратора политики также сообщали «источники», хотя их высказывания больше напоминали политический пиар – Администрация президента регулярно твердила о честных выборах, установках губернаторам. Несмотря на абсурдность (источник анонимно себя хвалит), прием показался журналистам новым и интересным.
«В России появился средний класс, который хочет открытого диалога с властью и чтобы та не держала его за дурака; задача органов власти – обеспечить исполнение этого законного требования», – цитировали «Ведомости» одного из участников совещания с Володиным.
Для удовлетворения участников протеста на участках на президентских выборах разместили веб-камеры, с помощью которых можно было следить за происходящим при голосовании. «О – открытость», – назвала первую букву администрация президента. Скоро прозвучала и вторая: «К – конкурентность». Кандидатом в президенты зарегистрировали Михаила Прохорова – несостоявшуюся надежду выборов 2011 года, хотя бизнесмену пришлось собрать миллион подписей (в российских реалиях избиркомы могут зарубить даже несколько десятков подписей за муниципального кандидата). Остальные фигуры были привычные -– Владимир Жириновский, Геннадий Зюганов, Сергей Миронов. С каждым участником договорились, они действовали в строгом соответствии со своими ролями, не выходя за их пределы.
Администрация играла по новым правилам с легкостью: рейтинг Владимира Путина был высок, а сильных конкурентов в масштабах страны у президента так и не появилось. Президентская кампания прошла хорошо: результаты мало кто ставил под сомнение, а протест постепенно утихал. «Л – легитимность», – прозвучала третья буква. На всем протяжении работы Володина триада «конкурентность – открытость – легимность» (КОЛ) будет постоянно повторяться. Опыт был признан удачным и модельным: формально на выборах 2012 года все требования КОЛа были соблюдены. У большинства россиян ощущения срежиссированности не возникло: «Если не Путин, то кто?» Кампанию главы государства не было нужды фальсифицировать. Частный случай был ошибочно признан закономерностью.
Приручение конкурентов
Дальнейшая история конкурентности – открытости – легитимности оказалась богата на разочарования и обман. В Администрации президента считали, что главное условие спокойствия граждан – отсутствие фальсификаций, но Кремль не собирался отказываться от жесткой вертикали при распределении мест во власти и отдавать это право населению. За пять лет Вячеслав Володин отработал систему отсева кандидатов: реальная конкуренция не приветствовалась, заменой ей стал суррогат – договорные матчи с выдвижением заведомо слабых противников от системных партий.
Первым делом после победы Владимира Путина была отформатирована роль парламентских партий. Итальянские забастовки с участием коммунистов и справороссов на заседаниях Госдумы образца начала 2012 года длились недолго. Считается, что союз думских структур образовался только после присоединения Крыма, но на деле партии сплотились вокруг фигуры президента гораздо раньше.
Уже в 2012 году и КПРФ, и «СР» поддержали закон об иноагентах, «закон Димы Яковлева». ЛДПР всегда была в русле инициатив власти. Против особо буйных – справоросса Ильи Пономарева и коммуниста Владимира Бессонова, организовавшего протестные митинги в спокойном Ростове, завели уголовные дела. Геннадия Гудкова удалили из парламента, его сына Дмитрия выгнали из фракции «СР». Тогда же была введена практика совместного внесения законопроектов членами сразу всех фракций, авторами наиболее резонансных документов становились их лидеры. Разрабатывались инициативы чаще всего в президентской администрации.
Володин смог предложить партиям не только кнут («куда вам против путинского результата на выборах, поэтому молчите»), но и пряник – КПРФ, ЛДПР и справороссы получили губернаторские посты в отдельных регионах и возможность раскручивать партийный бренд. В обмен думские структуры стали радушными к власти не только в законодательных вопросах, но и в деле выдвижения кандидатов: за всю историю губернаторских выборов можно по пальцам перечислять случаи, когда от ЛДПР, КПРФ и «СР» баллотировались сильные политики. Зато истории с отказами звучали громко: например, справороссы собирались, но так и не выдвинули на пост главы Башкирии экс-премьера республики Раиля Сарбаева, которому пришлось баллотироваться от неизвестной «Гражданской силы». ЛДПР отозвала кандидатуру своего же депутата Госдумы Сергея Катасонова с выборов губернатора Оренбургской области. Иногда для отсева приходилось применять муниципальный фильтр, иногда убеждать малые партии снять сильного политика.
К 2016 году формат губернаторских выборов был отлажен – в них участвовали в основном только удобные Кремлю и выдвиженцам «ЕР» конкуренты. Нововведения разочаровали многих влиятельных депутатов и бизнесменов, всерьез претендовавших на губернаторские посты и поверивших в володинский КОЛ. «Вроде бы обо всем договорились, в итоге с выборов сняли, да еще началось давление на бизнес», – еще в 2013 году отзывался о нововведениях один из несостоявшихся губернаторов. В 2014–2015 годах многие надеявшиеся и собиравшиеся попробовать свои силы в кампаниях безнадежно махнули рукой на свои планы и просто не стали выдвигаться.
Ряды разочарованных володинской системой быстро росли. «Говорят одно, а делают другое. Раньше хотя бы не говорили», – описывал ситуацию региональный депутат, имевший губернаторские амбиции. Кого-то власть смогла убедить до выдвижения, предложив синицу в руках, кто-то опустил руки после партийных отказов, кто-то дошел до конца и не был зарегистрирован. За четыре года после возвращения прямых выборов глав регионов только один кандидат победил вопреки воле и намерениям власти. Им стал иркутский коммунист Сергей Левченко, но его история скорее подтверждает правило. Слишком много звезд должно было сойтись: статусный кандидат был активным участником системной партии, у него был неплохой рейтинг, его поддержали местные влиятельные группы. Кремль победу вроде бы и принял, но спустя год на Левченко начались атаки со стороны мэров-единороссов.
Эволюция отсева
Выдвижение в заксобрания и городские думы тоже пришлось корректировать. Благодаря заявительному принципу участия и легкости регистрации партий любая влиятельная региональная группа могла подобрать себе структуру по душе и выдвинуть свой список, ни с кем его особо не согласовывая. Самым бурным в этом отношении был 2013 год, когда большинство в Ярославском заксобрании мог взять список «Гражданской платформы» во главе с популярным мэром Евгением Урлашовым. Против Урлашова завели уголовное дело, список регистрировать не стали, попутно в других проблемных регионах по странным причинам (типа буквы Ё в фамилии, якобы написанной неправильно) стали снимать сильных политиков. Шло публичное восстановление слабых кандидатов и списков.
Снятые претенденты на депутатские посты были людьми вполне лояльными власти и никакими не оппозиционерами. Они тоже оказались разочарованными: никаких иллюзий насчет того, что их отстраняют от выборов по злой воле региональных властей, а в президентской администрации об этом самоуправстве ничего не знают, политики не испытывали. Например, выборы в гордуму Рязани, где из гонки выбыли действующий вице-спикер муниципального совета, бывший мэр и экс-сити-менеджер, курировал Виктор Кидяев. Этот единоросс считается человеком, близким к Володину, – он вел кампании единороссов и занимал высокие посты в партии власти. После предвыборных скандалов он терял должности, но потом появлялся вновь. Последний случай был связан с давлением на выборах в Калужской области со стороны технологов Виктора Кидяева в 2015 году – политика публично отругали, но уже через несколько месяцев он попал в число кураторов праймериз единороссов. Сейчас Кидяев избран в новый состав Госдумы.
От выборов продолжают отстранять и сейчас. Среди громких снятий этого года – список «Яблока» на выборах в горсовет Петрозаводска, отказ в регистрации «Патриотам России» на выборах в Курское заксобрание (их список вел экс-губернатор региона, бывший вице-президент России Александр Руцкой). Отказы шли там, где партии или их выдвиженцы могли реально взять значимый процент голосов – с добившейся успеха группой пришлось бы считаться. Там, где риска не было (например, в случае «Яблока» в Новгородской области), кандидатов восстанавливали – это должно было работать на общую пиар-кампанию «честные выборы».
Одним из главных вещественных доказательств КОЛа были победы оппозиционеров на выборах мэров: Екатеринбург возглавил Евгений Ройзман, Петрозаводск – Галина Ширшина, избранная при поддержке «Яблока»; Новосибирск – коммунист Анатолий Локоть. После победы Локотя владелец Lifenews Арам Габрелянов объявил о наступлении «володинской весны», видимо, в противовес сурковских заморозков. Ройзмана и Ширшину в первые месяцы после победы приглашали на кремлевские мероприятия, их показывали по ТВ.
Но параллельно шла муниципальная реформа, которая привела к тому, что прямые выборы мэров остались всего в десятке крупных городов. Кроме того, раньше муниципальные советы сами решали, как городу избирать мэра, даже схема назначения сити-менеджера предусматривала блок-пакет у собрания, которое назначало две трети конкурсной комиссии по отбору кандидатов. В ходе реформы право определять схему формирования местной власти делегировали региональным парламентариям, более четко вписанным в вертикаль. Те стали повально отменять выборы мэров. Советы потеряли большинство в конкурсных комиссиях. В группу новых разочарованных попали муниципалы, которых фактически лишили дороги наверх и возможности влиять на назначения: городами и районами стали руководить люди губернаторов. Одного из героев «володинской весны» – Галину Ширшину отстранили от должности, Ройзман снова не дошел до выборов в Госдуму. Заморозки оказались предпочтительнее оттепели.
Губернаторские выборы и кампании в заксобрания стали своеобразными учениями перед выборами в Госдуму. С одной стороны, власть заключила новый, более жесткий договор с системными партиями, с другой – училась с минимальным шумом отсекать неугодных кандидатов.
Попутно Кремль нейтрализовывал последствия либерализации партийного законодательства имени Болотной и Сахарова. Первоначально кандидатов в Госдуму без сбора подписей могли выдвигать все зарегистрированные партии, а регистрация была делом относительно несложным (хотя Партия прогресса Алексея Навального так ее и не получила). Но потом правила уточнили – без сбора подписей в федеральных выборах получили право участвовать только партии, набравшие в думской кампании больше 3%, либо те, кто провел свой список хотя бы в одно заксобрание. При выдвижении в региональные парламенты от сбора подписей освободили думские партии, партии, уже имеющие фракцию в них, или те, кто прошел в одну из муниципальных дум региона.
Благодаря этой схеме к выборам в Госдуму осталось только 14 льготников, они же и получили регистрацию. К следующей парламентской кампании льготников может стать еще меньше, новичков с фракциями в региональных заксобраниях не прибавилось, а 3% в федеральный парламент набрали только четыре партии. Открытость системы длилась недолго, сейчас от нее не осталось и следа.
Разочарование на местах
То, как анонсированный КОЛ воплотился на практике, можно описать простой формулой: ограничения плюс обещания, которые не собирались исполнять. Ограничений по сравнению с сурковским временем стало больше – например, были отменены выборы мэров. Кроме того, Владислав Сурков предпочитал не углубляться в региональную политику, дело было не в его благодушии – он считал эти дела слишком мелкими для себя. С регионами, конечно, работали кураторы в президентской администрации, но стиль и масштаб этой работы был другой.
Вячеслав Володин был куда более дотошным – он старался влиять на все частности политической жизни на местах. Именно по его инициативе губернаторы завели себе заместителей по внутренней политике: их согласовывали в Администрации президента, они регулярно отчитываются о происходящем в их регионе в Кремле. Многие ключевые посты в Администрации президента, «Единой России» и Госдуме получили земляки Володина – выходцы из Саратова (Николай Панков, Ольга Баталина), близкие к нему люди (Виктор Кидяев), выходцы из созданной им «Молодой гвардии» (Тимур Прокопенко, Максим Руднев). Доверенные лица контролировали ключевые направления, но возвышение по принципу личной преданности и близости пришлось не очень по душе статусным партийцам (как в «ЕР», так и в других структурах). Люди Володина действовали довольно жестко, что не увеличивало их авторитет. Особенное отторжение вызывало назначение в Администрацию президента Тимура Прокопенко – бывшего молодогвардейца.
Главным отличием последней думской кампании от 2011 года стала сушка явки и понижение интереса к голосованию. Эта технология в сочетании с ограничением конкуренции и дала искомый результат. «Единая Россия» получила конституционное большинство, но явка была очень низкой. Это не устроило Владимира Путина, который был максимально задействован в кампании единороссов: президенту пообещали много, а представили мало.
Формально задача, поставленная перед Вячеславом Володиным, выполнена – голосование прошло, на улицах тихо и спокойно. Но тишина оказалась подозрительной и даже зловещей. Больше половины граждан на выборы не пришло, выяснить, что они на самом деле думают, невозможно. Оппозиционеры не выходят протестовать, но итогов выборов не признают. Соцсети, как и в 2011 году, полны видеороликов с вбросами и «каруселями». Убедить оппозиционное меньшинство в честных выборах не получилось, зато появилось неведомое большинство, не пришедшее к урнам. По сравнению с 2011 годом голоса потеряли все партии, включая формально улучшивших свой результат единороссов.
Вячеслав Володин и Дмитрий Медведев на встрече с представителями зарегистрированных политических партий в резиденции «Горки», 2012. Фото: ТАСС/ Екатерина Штукина
Володин пытался убедить думающих людей, что конкуренция сводится к набору кандидатов и партий в бюллетене, если их много – значит, есть из кого выбирать. Главным признаком конкуренции предлагалось считать не качество, а количество. Довыборное устранение сильных конкурентов считалось способом избежать фальсификаций. Перед выборами в Госдуму главой Центризбиркома вместо Владимира Чурова, отставки которого требовали еще в 2011 году на Болотной, была назначена уполномоченный по правам человека Элла Памфилова. Она должна была стать олицетворением честных выборов.
Все вышеперечисленное сработало не так, как задумывалось: в отсутствие альтернативы люди потеряли интерес к выборам. Из политики практически полностью была исключена ее основа – борьба. Системные партии, которые договорились с Кремлем, подписали договор кровью. Они потеряли возможность привлекать сильных кандидатов на федеральном уровне и на губернаторских выборах. Кроме того, партийное руководство отказалось от критики Кремля и даже правительства.
Думская кампания обнажила эти ограничения: «Справедливая Россия» начала собирать подписи за отставку Дмитрия Медведева и потеряла своего единственного губернатора. Те же справороссы и «Родина» открыто намеревались выдвинуть недопущенного до праймериз «ЕР» челябинского экс-губернатора Михаила Юревича, сам он это подтверждал. В итоге неугодный кандидат пошел от Партии пенсионеров и был дважды снят с выборов – ЦИКом и самой партией.
Скандалы происходили публично – политически активная часть населения смогла убедиться, что реальной конкуренции Кремль не допускает, а какие же без нее честные выборы? Людям же, мало интересующимся политикой, володинские усилия и не были нужны. Первый замглавы президентской администрации ошибся: он вводил в заблуждение тех, кого было сложно обмануть, при этом лояльное или нейтральное к власти большинство погрузилось в анабиоз. Системе выпустили кровь, и ее парализовало.
Владислав Сурков понимал, что для большинства россиян политика – дело десятое, а для участников и интересовавшихся строился образ власти хитрой, коварной и в какой-то мере злой. Схема работала, пока политикой не начал интересоваться весомый процент граждан. Володин попытался выстроить образ доброй власти, которая не влияет на процессы, а просто следит за законностью. Это были слова, а действия шли в другом направлении: «ЕР» все чаще начала выдвигать в депутаты не харизматиков и бизнесменов, а подконтрольных бюджетников. Власть отторгала самостоятельных политиков, выстраивая систему личной зависимости. Каждый кандидат должен был понять, что своему статусу он обязан Администрации президента, а не своим усилиям.
Одним из главных авансов Вячеслава Володина на протяжении всех пяти лет были выборы в Госдуму по одномандатным округам. Постоянно подчеркивалось, что они пройдут при большой конкуренции (и, разумеется, при невмешательстве Кремля). Однако на праймериз единороссов победили нужные Кремлю (или губернаторам) люди. Кроме того, администрация милостиво расчистила несколько округов для кандидатов от системных партий – многие из них могли бы победить и сами, но власть навязала им свои услуги, тем самым лишив самостоятельности. Из 225 округов борьба шла в единицах, хотя потенциальных претендентов было немало.
Многолетний отсев на стадии регистрации нежелательных участников кампаний привел к тому, что местные амбициозные политики, которые постоянно слышали про «конкурентность и легитимность», почувствовали себя разочарованными. Володин дал им надежду на то, что собственными усилиями (финансовыми или агитационными) можно добиться успеха на выборах и карьерно подрасти. В обещания можно было легко поверить еще и потому, что внутренняя конкуренция была бы выгодна власти: она могла отобрать самых сильных кандидатов, чья победа не вызывала бы вопросов.
Авансы и анонсы постоянно звучали – из уст самого Володина, чиновников президентской администрации, единороссов, экспертов, которые стали работать с Кремлем. Для некоторых системных игроков они стали настоящей ловушкой – сурковские правила все понимали, а вот поверить, что Кремль начал давать обещания, которые не собирается исполнять, могли не все.
Но информация легко проверялась – регистрацию почему-то получали явные спойлеры, которым точно не хватило бы сил на самостоятельный сбор подписей, а те, кто мог на что-то претендовать, получали отказ. Многие депутаты заксобраний выросли из своих кресел – они хотели бы пройти в Госдуму или стать губернаторами. Поучаствовать в борьбе за губернаторский пост были не прочь и федеральные парламентарии. Самых лояльных и мягких убеждали кандидатуру не выдвигать. Те, кто решился идти до конца, попадали под снятие. Кремль дал надежду, он же ее и отнял.
Самостоятельные фигуры оказались не нужны президентской администрации. Хотя они не только брали у федеральной власти, но и делились с ней поддержкой выстроенных сетей – такие политики обычно строят детские площадки, дарят пенсионерам подарки, устраивают праздники. Можно называть этих людей нервами системы. Сейчас они отходят от политики, а система теряет чувствительность. На смену амбициозным депутатам в работе с лояльным большинством никто не пришел.
Упущенная возможность эксперимента
У политического стиля Вячеслава Володина есть еще одна характерная черта – нерешительность. По идее работой с населением должен был заниматься Общероссийский народный фронт (ОНФ), который Володин начал строить еще в 2011 году как замену «ЕР», но проект так и не вышел на плановые показатели. Активность фронта оказалась скорее медийной – президентское движение проводило форумы, Владимир Путин видел на них каких-то людей, видимо принимая их за активистов. На местах ОНФ не превратился в значимую силу и не приобрел четкой структуры. За пять лет фронт так и не принял участие в выборах. При этом в 2011 году движение активно раскручивали, а работы были свернуты незадолго до старта президенсткой кампании в 2012 году: тестировать структуру, связанную с именем Владимира Путина, в администрации не решились.
Спикер Госдумы РФ Сергей Нарышкин, Вячеслав Володин, вице-спикер Госдумы РФ Владимир Васильев во время встречи президента с фракцией «Единая Россия» и экспертами в Кремле, 2016. Фото: Михаил Метцель/ТАСС
Не стал ОНФ и кадровым лифтом – посты координаторов фронтовых проектов заняли экс-госслужащие или бизнесмены, которые и так находились в обойме власти. Собственно, такого рода активисты и прошли в Госдуму – например, бывший чиновник правительства Антон Гетта, курировавший во фронте проект «Честные закупки», или бизнес-пиарщик Николай Николаев (проект «Народная экспертиза»).
В последние годы ОНФ стал инструментом для выяснения отношений с губернаторами – потерявшие доверие Кремля главы регионов получали черную метку от фронтовиков в виде критики бюджетных трат, покупок авто, найма охраны. Важно, что в этих случаях воля шла не снизу вверх (россияне сигнализируют президенту), а сверху вниз – ОНФ стал восприниматься как одно из окошек президентской администрации, а не инструмент обратной связи.
Еще один пример нерешительности бывшего куратора внутренней политики – праймериз «Единой России» на выборах в Госдуму. В 2015 году проект громко анонсировался – единороссы активно обсуждали его регламент, назначали кураторов, открывали сайт. Однако ближе к старту разговоры о проекте притихли, как это было с ОНФ в 2011 году. Партия власти не стала зазывать на голосование широкие массы, а праймериз так и не превратились в полноценную процедуру отбора наиболее сильных кандидатов для власти – на них победили те, кто был нужен Кремлю.
Системные партии, выбравшие добровольные ограничения, также потеряли коммуникацию с гражданами. В условиях договорных матчей и умеренного благоприятствования со стороны Кремля они стали бюрократизироваться. Введение одномандатных округов привело к тому, что представительство по партспискам сократилось в два раза: коммунисты расставили на проходные места партийную верхушку, так же поступила ЛДПР; «СР» попыталась помочь пройти спонсорам. Жертвами стали региональные отделения, они были демотивированы – и это тоже означает потерю коммуникации с населением.
Искоренение политики, повлекшее обрыв связей, стало следствием той же нерешительности. На пятилетку Вячеслава Володина пришлось присоединение Крыма, вызвавшее мощный патриотический подъем. Рейтинг президента вырос, граждане считали внешнюю политику успешной – чем-то это было похоже на те условия, в которых работала система Суркова, только на место экономического роста пришли успехи во внешней политике. Крымская эйфория давала возможность сделать систему более гибкой – поискать сильных кандидатов, поэкспериментировать с партиями, дать им большую свободу. В конце концов, Володин мог попробовать заменить политиков на общественников, которые не боролись бы за конкретные посты, но жаловались Кремлю на притеснения на местах или давали бы ему советы.
Высокий рейтинг власти давал ей возможность спокойно ошибаться. Но эксперименты проводить не стали – крымская тема не использовалась даже в региональных кампаниях, а сейчас поддержка президента падает, импровизировать будет очень сложно. Может быть, Вячеслав Володин искренне хотел поменять ситуацию: допустить борьбу сильных, в итоге опереться на них, выстроить сложную систему сдержек и противовесов, постоянно за ней следить. Развилка была между сложной стратегией и простой тактикой. Володин предпочел второе – построенная им конструкция жила сегодняшнем днем, на завтра придумывалось новое оправдание.
Наследство Володина
Политическая система без политики дает иллюзию сверхуправляемости и полной поддержки власти гражданами. При этом пространство этой системы сузилось до маленького мирка политиков, согласившихся с кремлевскими правилами. За ее пределами оказались активные амбициозные игроки, а главное – сами граждане. Кремль сейчас влияет на тех, кому сам же расписал роли, – о том, что думают о власти остальные, что они могут сделать, каковы их намерения, ничего не известно.
Володин будет руководить квинтэссенцией этого странного узкого мира – новым составом Госдумы. Он прописал правила работы механизма, в том числе и роль спикера – не самый завидный пост. Сеансы самооправдания продолжаются. Эксперты предрекают Госдуме новые функции и повышение статуса. Реальных предпосылок для этого просматривается немного – скорее парламент может превратиться в утяжеленную версию Общественной палаты.
В Думу прошли медийные люди, которых можно назвать скорее говорящими головами, выразителями консервативной точки зрения. Это телеведущий Петр Толстой, православная поклонница Сталина Елена Ямпольская, борец с меньшинствами Виталий Милонов, писатель Сергей Шаргунов. Состав Госдумы выглядит скорее ослабленным – во многих округах на выборах победили чиновники среднего уровня, губернаторы отправляли в ссылку мэров, баллотировались прежние, не самые популярные депутаты. Сильный председатель такому созыву не очень-то нужен: состав был специально отобран Вячеславом Володиным для полной управляемости, он явно собирался делать это сам, но из Кремля. Володин даже публично обозначал роль депутатов. «Двор – единица политики», – заявлял он. Парламентарий мыслился как некий староста, человек, который собирает жалобы, а не законодатель. Теперь куратор внутренней политики сам оказался на этом дворе.
Спикерство может сохранить Вячеславу Володину постоянное присутствие в информационном поле, это лучше, чем ничего. Однако если активность спикера будет сочтена чрезмерной, ее будет просто купировать: председателя станут реже показывать по телевизору.
Преемник Володина на посту куратора внутренней политики столкнется с большими трудностями: примерно с такими же, как сам Володин после отставки Суркова. Политическая система не отвечает реальным запросам, а отстраняется от них. Неприятности возведены в квадрат: новая президентская кампания на пороге, бюджетные проблемы, а значит, и проблемы с материальным поддержанием лояльности нарастают. Некому поставить подпорки власти – ОНФ после нескольких лет разочарования оживить очень сложно, местные харизматики разочарованы и в лучшем случае готовы лишь отбывать номер, партии стали совсем ручными. Новые обещания воспримут с большой осторожностью и недоверием. Система оказалась не готова к надвигающимся социальным штормам. Вячеславу Володину повезло – он потерял пост на пике своих тактических построений, его преемнику достается конструкция, которая не работает в стратегической перспективе.