Те, кто заказывал арест Голунова по ложному обвинению, не могли предположить, что его имя обгонит в рейтингах популярности Путина и Си, вместе взятых, да еще и в день, когда оба выступали на одном заседании на питерском форуме.
Это произошло не потому, что Иван Голунов – знаменитость, тем более политическая. Именно поэтому оперативники, выполняя заказ, действовали так нагло и грубо. Но именно поэтому коррумпированная государственная система получила такой общественный отпор, какого не видела никогда прежде.
Народность
Это не первое несправедливое обвинение. Всего два месяца назад выпустили из-под домашнего ареста под подписку о невыезде режиссера Кирилла Серебренникова: его дело начало разваливаться в суде. Это была большая радость, но не каждый легко сможет сравнить себя с известным режиссером, которого пытались обвинить в растрате государственных средств.
Иван совсем другое дело. Он рутинно, честно и профессионально делал свою работу, был известен среди коллег, но не был участником тусовок и партий. Публикуя очередной текст, он не слишком заботился о том, чтобы читатели запомнили имя автора: как удачно выразился один наш общий друг – не делал селфи на фоне своей работы.
Именно поэтому каждый смог легко увидеть себя на его месте: почувствовать абсолютную незащищенность обычного человека, который просто делает свое дело, перед полицейской машиной, если она захочет раздавить.
Да, Иван пристально изучает государственные закупки и те темные углы, где чиновники работают с мафией под прикрытием силовиков: кладбищенский бизнес, предпринимательство РПЦ, микрокредитование, фальшивые медицинские услуги, тендеры московских властей, снова похоронный бизнес (судя по всему, тема последнего, еще не опубликованного расследования). И в этих публикациях – неясно, в какой из них именно, вероятнее всего, в той, которой еще предстоит появиться, – причина попытки убрать его с дороги. Но все понимают: тот, кто добросовестно и спокойно делает свою работу, не обязательно журналистскую, может задеть чьи-то интересы и вызвать чье-то желание отомстить: честный чиновник, честный летчик, честный инженер АЭС, честный таможенник или полицейский.
После прогулок по этим темным углам русской действительности Иван не ожесточился, остался веселым, невероятно обаятельным человеком. Даже в московской мэрии, чьим тратам посвящены многие его тексты, к нему относятся без ненависти: он там что-то вроде домашнего привидения, про которое надо помнить, когда занимаешься своими делами.
Это не стандартный сюжет про журналиста – борца с авторитаризмом за демократию, репрессированного властями. В его статьях нет слова «Путин», это для него слишком абстрактный персонаж. Если бы одна из нитей, которые он разматывал, привела лично к Путину, он бы его упомянул, а просто так, ради значительности – нет.
За все 15 лет нашего личного общения он ни разу не говорил о Путине, режиме, демократии и других важных, но отвлеченных для него материях. Зато он проявлял интерес к тем темным сторонам русской жизни, которые нелегко лечатся изменением политики и с которыми придется иметь дело при любом режиме. Если бы в России вдруг наступила демократия, он, скорее всего, писал бы о тех же, вечно сопровождающих русскую жизнь вещах, которые не уходят сами по себе от многопартийных выборов, как не ушли на Украине и в Молдавии.
И это тоже причина, по которой все так сплотились ради его спасения. Не каждый чувствует себя оппозиционером, который борется с Кремлем за западный стандарт свободы, зато каждый имеет основания быть недовольным этими темными сторонами русской жизни. Например, каждый осознает беззащитность перед полицией и спецслужбами, которым может помешать чья угодно работа, бизнес, гражданская позиция, личная жизнь. Наркотическая статья – самый удобный инструмент, чтобы убрать человека с дороги. Наркотики в России – проблема, но ее не решить в этом потоке злоупотреблений.
Партийность
Быстрой победе общества в деле Голунова помогло то, что только из очень большого умственного и географического далека это могло выглядеть как история про то, как противники Путина, русские либералы-западники, хотят отбить у режима своего товарища. Насколько Голунов не попадает в партийные стереотипы, видно по тому, что весь день ареста и суда он провел в футболке с надписью «Редакция требует крови», из тех, что RT изготовила и рассылала своим недругам и друзьям.
Иван не друг RT, а «Медуза», где он работает, – скорее противник (об этом говорила сама Маргарита Симоньян). Ему просто понравилась надпись, которая полностью соответствует жанру его текстов и полностью противоречит его добродушному характеру, а мысль надеть футболку RT показалась прикольной.
Классический либерал-антипутинец такую никогда бы не надел из самых высоких соображений, но тут их нет. Зато и заступились за него не только критики режима, но и некоторые апологеты, вроде Симоньян или Скабеевой. В конце концов, с ними или их друзьями могут поступить так же. Его работа оказалась близкой не только антипутинской партии, потому что это работа не по свержению режима, а по исправлению России.
Протест, вызванный арестом Ивана Голунова, шире и одновременно конкретнее, чем протест против Путина. Это протест против беззащитности, которую чувствует здесь каждый от режиссера и бизнесмена до журналиста и среднеазиатского гастарбайтера перед полицией и спецслужбами, способными выдвинуть ложное обвинение и нарушить все законные процедуры задержания, как это было в случае с Иваном. Только сейчас, когда он вышел на свободу, протест, возможно, будет размываться и делиться на фракции, до следующего большого повода.
Но вот что изменилось. Теперь уже не только «редакция», но и общество требует крови – тех, кто выдвинул ложное обвинение и проводил арест. И, разумеется, заказчиков. Общество не желает ограничиваться обороной, оно хочет перейти в контратаку. Как в 1992 году убийство полицейского-следователя Джованни Фальконе – очередной жертвы мафии – стало последней каплей и итальянцы принялись вывешивать на окнах белые простыни в знак протеста против ее всевластия. Так же и мы видим беспрецедентный бунт против полицейского произвола, который люди хотят сокрушить уже сейчас, не дожидаясь будущей идеальной России.
Бункер и чердак
То, что произошло, стало отличной школой гражданского действия для нового поколения, которое не успело поучаствовать в протестах 2011–2012 годов. Студенты выходили и фотографировались с плакатом «Я/Мы Иван Голунов», потому что это задиристо и весело, и вдруг увидели, что это работает. Не правы оказались как раз те, кто говорил, что действовать надо максимально тихо, непублично, шепотом разговаривать за закрытыми дверями с нужными людьми, и тогда парня, может быть, удастся спасти. Ровно противоположная стратегия массовости и публичности неслыханно быстро вызвала нужную серию непубличных действий и привела к успеху.
В последнее время создается впечатление, что система стала гибче, уступчивей, когда дело идет о недовольстве не профессиональных критиков, а настоящих больших групп. Отпущен Иван Голунов, а до этого Кирилла Серебренникова выпустили из-под домашнего ареста под подписку, а Майкла Калви – из тюрьмы под домашний арест, в Чечне по УДО из-под наркотической статьи освободили Оюба Титиева, в Екатеринбурге остановили строительство собора. И только прямой враг спецслужб Юрий Дмитриев вернулся в заключение, но если бы Петрозаводск здесь повел себя как Екатеринбург, и тут могло быть иначе.
В деле Голунова российская власть проявила себя разной – от сдержанного, но своевременно выступившего Собянина до уклончивого Пескова и решительной, хоть и не самой быстрой Валентины Матвиенко. Правящая группа не скована цементом полного единомыслия и тотальной дисциплины, скорее она движется в обратном направлении. А если так, одни ее представители совсем не обязательно готовы брать на себя грехи других в отсутствие прямой и однозначной команды с самого верха.
Российский режим с самого начала не слишком сплочен, это власть вынужденных союзников и случайных попутчиков. Он не является продуктом ожесточенного политического противостояния, победы одной части общества над другой, каким были ранний СССР, франкистская Испания, Южная Корея шестидесятых. В отличие от них политический режим России – не власть победителей над побежденными.
Но многие хотели бы видеть его таким. В условиях контролируемого гражданского конфликта проще продается лояльность – главный товар тех, у кого нет других конкурентоспособных компетенций. Именно в этом была опасность следующего этапа в деле Ивана Голунова. Сторонники перманентного гражданского конфликта из патриотического лагеря могли выйти на своих единомышленников в более высоких кабинетах и сказать: «Да, налажали, полиция сработала топорно, но ведь это все равно враг, и «Медуза», где он работает, – враг. Нельзя отступать перед врагами России, даже если они оказались правы. Нельзя дать им сделать вывод о своей силе и правоте». Уверен, что такие разговоры велись и двери открывались, но более здравомыслящая часть системы оказалась быстрей и убедительней.
Громкими арестами – Калви и Голунова – сорваны два подряд главных экономических форума – в Сочи и Петербурге, где либеральная часть правительства показывала более комфортную и уравновешенную Россию, а Путин неизбежно оказывался рядом с системными либералами – не генералов же ФСБ там в президиум сажать. Разоблачение тайной интриги – самая сомнительная форма анализа, но мы видели в прошлом, как в похожих ситуациях в других местах действовали сторонники жесткой линии, вроде франкистского «бункера». Случай Голунова – тот, где поторопившийся встать на сторону системы встал на сторону ее части, и, судя по реакции самой системы, — во вред целому.
Российскому политическому режиму в 2024 году предстоит попытка сохраниться при передаче власти в не лучших экономических условиях и при не самых довольных гражданах. Более дальновидным его представителям непонятно, зачем отчуждать от себя, превращать в противников или злорадных наблюдателей целые влиятельные группы: деятелей культуры и искусства и их аудиторию – в случае с Серебренниковым; журналистов и их читателей – в случае с Голуновым; жителей Екатеринбурга – в случае с храмом.
Нет никакой необходимости по желанию лично заинтересованных лиц и непримиримых представителей «бункера» во что бы то ни стало посадить Серебренникова и оттолкнуть от себя группу «творческая интеллигенция». Нет никакой необходимости по желанию их же во что бы то ни стало посадить Голунова и оттолкнуть от себя группу под названием «журналисты». Это не гуманизация, а рационализация системы, которая стала осознавать трудности и не хочет лишних издержек. Пока это рационализация бессистемная и хаотичная, но рациональное обычно еще и гуманней.