Известие о смерти Жака Ширака пришло 26 сентября, и в тот же день вечером Эммануэль Макрон обратился к нации. Он говорил о президенте, которого любили французы. Подобные формулы непривычно слышать сейчас, когда политики воспринимаются как наемные менеджеры, к которым чувства неуместны. Но Макрон совершенно прав: все опросы последних лет показывали какую-то особенную, задушевную популярность Ширака во Франции, хотя состояние здоровья не позволяло ему напоминать о себе.
Любой француз, независимо от своих политических взглядов, мог сказать о нем «мой президент», даже если голосовал против. Он олицетворял Францию – говорят французы о Шираке. Вряд ли кого-либо из его преемников можно оценить подобным образом.
Человеку и президенту
Во Франции есть давняя политическая традиция: все значительные представители власти и оппозиции непременно посещают ежегодный Сельскохозяйственный салон в Париже – масштабную выставку достижений французских аграриев. Уклониться от этого визита невозможно, это значит расписаться в неуважении к людям простого труда, стоящим у истоков гастрономической культуры Франции. Кадры, запечатлевшие, как Ширак посещает этот салон, говорят о разрыве поколений настолько наглядно, что комментарии излишни.
Фото: Getty ImagesВот камера показывает, как Ширак рукой берет с подноса огромный кусок ветчины и по-раблезиански отправляет его в рот, не переставая разговаривать с окружающими крестьянами и гладить по голове подвернувшегося теленка. Вот он жадно пьет пиво уже в новой компании. Вот пробует сыр и дегустирует вино. Он никуда не торопится, он наслаждается вкусной едой и общением с фермерами, сыроварами и виноделами.
Вся жизнь Ширака прошла в Париже, но вырос он в департаменте Коррез, в настоящей сельской глуши, и там же был впервые избран депутатом. Он прекрасно понимал жизнь провинциальной Франции, которая сейчас приходит в упадок, и не только любил ее дары, но и знал им цену.
Все следующие президенты – Саркози, Олланд и Макрон, – разумеется, тоже посещали салон. С точки зрения политических коммуникаций их приезды были хорошо подготовлены, они говорили заранее продуманные реплики в самый подходящий момент. В общении выглядели уверенно и раскованно. Но у них не было и малой доли того естественного обаяния, с которым Ширак располагался среди груды бутылок и окороков. И все это знают – и они сами, и Франция. Он был последним президентом, которому все позволено.
В эти дни приходится слышать немало воспоминаний о Шираке. Часто это анекдоты. Казалось бы, человек, столь долго остававшийся в центре французской политики, должен восприниматься как важный государственный деятель, обремененный грузом проблем. Но в разговоре о Шираке существеннее всего человеческое измерение.
Например, следующая мысль Ширака: я не пойду на такие реформы, которые вызвали бы столкновение с французами. В ней не только и не столько политический конформизм, сколько понимание невозможности преуспеть через сопротивление, чрезмерной цены навязанных решений. Общество устроено несколько сложнее, чем теоретические модели. Почести, которая Франция воздает сегодня Жаку Шираку, – это скорее почести своему сыну и гражданину, а не великому президенту.
Наследие. Внешняя политика
В Париже на набережной Бранли есть музей примитивного искусства, открывшийся в 2006 году. Его экспонаты представляют собой объекты быта, культа и творчества аборигенов Африки, Азии, Океании и Америки. Создателем и вдохновителем музея был Жак Ширак.
Он мог позволить себе быть сложным, многослойным, не укладываться в схему. Сам Ширак любил эксплуатировать образ выходца из провинциальной Франции, но был при этом интеллектуалом и блестяще образованным человеком с глубоким знанием древних культур. Он отрицал иерархию цивилизаций и был чужд идее западного превосходства над остальным миром.
В 2003 году Ширак, несмотря на давление США, отказался поддержать военную операцию в Ираке. Как заметил один из его биографов, возможно, еще и по той причине, что он видел в Ираке не только диктатуру Саддама Хусейна, но и древнюю Месопотамию, и идея бомбить эту страну казалась ему варварской. Ширак видел в мире прекрасное культурное разнообразие, которое самоценно и подлежит сбережению. Если французского крестьянина из Корреза и индейца Амазонии что-то объединяет, так это то, что оба страдают от глобализации. Ширак был на их стороне и не хотел участвовать в разрушении уникальных миров.
Твердость Ширака перед настойчивостью американской администрации составляет, как теперь очевидно, одну из лучших страниц его биографии. Дело не только в том, что решительное «нет» понравилось французам, которые в глубине души всегда рады противостоять англо-саксонской гегемонии. И не в укреплении позиций Франции в арабских и африканских странах. Ширак был прав стратегически – военная победа над Хусейном не открыла Ираку путь к достижениям западной демократии, а ввергла страну в хаос и привела к сотням тысяч жертв.
Преемник Ширака Саркози занял иную позицию по Ливии. Контраст между двумя политиками разителен: первый ценил хрупкую сложность мира, второй хотел быстро выиграть маленькую войну и извлечь из победы политические дивиденды.
Эта чуткость позволяла Шираку предвидеть проблемы, о которых станут говорить десятилетия спустя. Именно он, рассуждая об угрозе для окружающей среды от деятельности человека, впервые использовал выражение «Наш дом горит», которое несколько дней назад повторила Грета Тунберг с трибуны ООН, возможно, не догадываясь о первоисточнике. Ширак выступал в Йоханнесбурге на саммите в 2002 году по проблемам Земли, когда восходящая звезда борьбы за спасение планеты еще не родилась.
Наследие. Внутренняя политика
Однако Ширак запомнился не только своей прозорливостью и близостью к народу. Многие из его методов управления трудно назвать образцовыми.
Ширак – единственный президент Франции, которому суд вынес обвинительный приговор. В 2011 году, когда, лишенный президентского иммунитета от судебного преследования, Ширак уже не мог присутствовать на заседаниях по состоянию здоровья, он был приговорен к двум годам условно.
Речь шла о старой истории начала 1990-х годов. В мэрии Парижа, которую тогда возглавлял Ширак, создавали фиктивные рабочие места и проводили прочие махинации, но не для личного обогащения, а для финансирования партии и предвыборной кампании.
Отношение французов к ушедшему от дел и страдающему от болезней Шираку улучшалось из года в год с тех пор, как он оставил Елисейский дворец в 2007 году. Причины такой эволюции – и ностальгия по старым добрым временам, и разочарование слабостью следующих президентов, и несомненные достоинства Ширака. История с обвинениями тянулась долго, к ней привыкли, и приговор не стал сенсацией. В какой-то степени он был уже учтен в отношении французов и не смог перевесить симпатии.
Ширак не войдет в историю как великий реформатор. Двенадцать лет президентской власти он использовал скорее для консервации настоящего, чем для подготовки будущего. Победив на президентских выборах в 1995 году после 14 лет правления социалиста Миттерана, Ширак объявил о либеральных преобразованиях в экономике, но, столкнувшись с сопротивлением французов, назначил досрочные парламентские выборы, проиграл их и был вынужден назначить социалиста Жоспена новым премьер-министром. Возможно, в этот момент Ширак утратил волю к реформам.
Его стиль отличался гибкостью, он часто шел на тактические союзы и не настаивал на непопулярных мерах. Но 40 лет политической карьеры – это целая история и тоже примета уходящей эпохи, когда политик имел время, чтобы учиться, пересмотреть какие-то взгляды, проиграть одни выборы, но вернуться и выиграть следующие. Сейчас столь долгие сроки большая редкость – всего одно поражение ведет к забвению, как показывают примеры Саркози и Олланда.
Жак Ширак стал президентом в 1995 году, когда еще не было мобильных телефонов, и оставил свой пост в 2007-м, когда все ими активно пользовались. Символически он оказался президентом перехода в цифровую эру, но наблюдал за ее наступлением скорее с философским равнодушием. Ширак был настоящим гуманистом – возможно, нам не хватает подобного взгляда в наше технократическое время.