Несмотря на общие черты политических режимов, между государствами Центральноазиатского региона имеется немало расхождений. Отношения между ними не всегда дружественные, а их внешнеполитические ориентиры существенно отличаются друг от друга. Может случиться, что со сменой поколений и приходом к власти новых руководителей Центральная Азия окажется еще более разделенной, когда националистические повестки дня будут пользоваться преувеличенным вниманием, а символическая и экономическая конкуренция — обостряться. Имеет смысл вновь задуматься над тем, насколько правомерно объединять все пять стран в некую общность….
Сегодня уже нельзя говорить о единстве Центральной Азии в международных делах: Ашхабад и Бишкек или Астана и Ташкент смотрят на мир по-разному. При этом дискуссии о роли Центральной Азии в международных делах зачастую страдают двумя недостатками. Во-первых, основной фокус направлен на внешних акторов, ближних или дальних, а сами центральноазиатские страны рассматриваются как пассивные жертвы геополитической игры, на ход которой они никоим образом не могут повлиять. Во-вторых, все внимание сосредоточено на том, как ведут себя государства Центральной Азии в отношении основных международных проблем, при этом их позиция никак не связывается с тем, что происходит внутри самих стран.
Чтобы понять причины неудач многих региональных организаций в Центральной Азии, нужно внимательнее присмотреться к целям, которые преследуют центральноазиатские государства. Их представления о региональной интеграции, задачах внешней политики и политической культуре отнюдь не способствуют разработке и реализации коллективных программ и, более того, даже прямо противоречат этому. Действительно, их позицию можно выразить следующими словами: быть как можно более самостоятельными и независимыми от внешнего давления, добиваясь при этом максимального признания, стремясь к большей международной интеграции и более надежным гарантиям своей территориальной целостности, одновременно избегая усиления регионализма.
Можно предположить, что в результате смены элит в Центральной Азии к власти придут новые лидеры, в большей мере склонные к региональной интеграции. Национальная идентичность — один из основных элементов внешней политики, и она столь же важна и для политики внутренней. Государства Центральной Азии вынуждены иметь дело с несколькими разнонаправленными процессами. Власть придает большую ценность суверенитету. Центральноазиатские страны хотят быть открытыми для мира, но при этом отгородиться от соседей.
Советская идентичность здесь очевидным образом исчезает, как и падает влияние русского языка. Национальная идентичность здесь все еще находится в процессе становления и пока не сформировалась даже в пределах какой-либо одной страны. Региональная, этническая и религиозная идентичности накладываются на модель по большей части светской национальной идентичности, которую пытаются привить населению власти каждой из этих стран.
Большую тревогу наблюдателей вызывает то, что почти повсюду в Центральной Азии неудавшиеся политические перемены могут спровоцировать социальные волнения. Такая перспектива пугает и международных наблюдателей. США и ЕС считают, что только дальнейшая демократизация позволит избежать подобного развития событий. Между тем совершенно не ясно, в какой степени внешние силы могут повлиять на развитие событий в Центральной Азии, и насколько сильно они в этом заинтересованы.
Москва не в состоянии оказывать значимое влияние на внутриполитическую ситуацию в странах Центральной Азии. Интересы России в Центральной Азии обусловлены, во-первых, ее стремлением сохранить влияние в регионе, удержать под своей эгидой остатки постсоветского пространства и тем самым подтвердить свою роль если не мировой, то, во всяком случае, евразийской державы. Интересы России требуют сохранения и поддержания режимов, которые лояльно к ней относятся и готовы развивать с ней отношения. Решать эту задачу становится все сложнее. Внешняя политика стран Центральной Азии отличается многовекторностью — так что российское направление давно перестало быть единственным. Таким образом, задачей России становится не поддержка авторитарных режимов как таковых, по причине их общности с российской моделью, но выработка общих экономических и политических целей.
Россия стремится сдержать закрепление на территории Центральной Азии внешних сил, в первую очередь Соединенных Штатов и Китая. Понимая, что остановить активность внешних акторов он не в состоянии, Кремль стремится найти баланс между конкуренцией и партнерством с этими державами. Смирившись с китайским натиском, Россия жестко оппонирует США, стремясь ограничить их влияние в регионе. Для присутствия американских военных баз в Центральной Азии требуется "неофициальное добро" Китая и России. Американские базы в Центральной Азии не представляют непосредственной угрозы для России, ибо они ориентированы в южном направлении. С другой стороны, американское военное присутствие понижает значение России как гаранта региональной безопасности. Речь, таким образом, идет об угрозе российскому авторитету, но не России как таковой.
Центральная Азия не относится к числу главнейших внешнеполитических приоритетов России, а ее влияние в этом регионе становится все более ограниченным. Это звучит парадоксально на фоне многочисленных заявлений Кремля на протяжении двух десятилетий, что этот регион был и остается важнейшим приоритетом внешней политики РФ. Стабильность в регионе, которая, как это ни покажется парадоксальным, не является для России безусловным стратегическим императивом. Конечно, с одной стороны, стабильность в Центральной Азии формально остается "священной коровой" российской политики, но с другой стороны, политическая хрупкость Москве на руку: угроза конфликтов внутри региона, напряженность на его южных границах дает России повод предложить себя в качестве гаранта против любой угрозы.
Международные организации, созданные усилиями России в Центральной Азии, не способны переломить главную тенденцию — снижение российского влияния в регионе. Наращивая свое влияние в одном государстве Центральной Азии, Россия может потерять его в другом. Тем временем в регионе активно работают новые силы. Наконец, во всех центральноазиатских странах вполне вероятна смена режима, и ни в одной из них к власти уже не придут политики, безраздельно ориентирующиеся на Россию. Это сулит России новые трудности.
Сакраментальный вопрос состоит в следующем: кто бросает вызов России в Центральной Азии? Существует три основных геополитических вызова – китайский, американский и исламский. Китайский вызов носит не политический, а экономический характер (хотя не исключена в будущем его эволюция в нечто более серьезное для Москвы). Вызов России со стороны мусульманского мира носит для нее как внешний, так и внутренний характер. Но это не вызов, а скорее сигнал России к тому, что ее политика должна строиться с учетом цивилизационной принадлежности местных народов. Вследствие геополитических сдвигов Россия вынужденно заняла реактивную оборонительную позицию, одним из следствий которой и стало падение ее влияния в Центральной Азии.
Можно сформулировать задачи, стоящие перед Россией в регионе, следующим образом: 1) уравновесить растущее влияние Запада и Китая; 2) сохранить свое военное присутствие; 3) поощрять развитие регионального военно-технического сотрудничества; 4) упрочить свое экономическое влияние.
Будущее Центральной Азии определит не «спарринг» между Москвой и Вашингтоном и даже не «забег» с Пекином в качестве третьего участника. Оно решается в Астане, Ташкенте и столицах других стран региона. Ни одна из этих столиц не видит себя сателлитом Москвы. В то же время центральноазиатские лидеры не желают всецело доверить заботу о безопасности своих стран Соединенным Штатам. Что же касается Китая, то страны региона рады видеть его в качестве торгового партнера, инвестора и кредитора, но опасаются могущества Пекина и его превращения в потенциального регионального гегемона.
В результате у центральноазиатских государств сформировалась многовекторная внешняя политика, возводящая маневрирование между основными центрами влияния — Евросоюзом, Турцией, Ираном, Пакистаном, Индией, Японией и др. — в ранг стратегии. Кроме того, две наиболее крупные страны Центральной Азии - Узбекистан и Казахстан - борются за место регионального лидера. Три их малых соседа не могут позволить себе игнорировать амбиции Ташкента и Астаны.
Москва опасается, что Соединенные Штаты попытаются сохранить здесь свое военное присутствие на долгие годы, а это нанесет ущерб ее собственным интересам в Центральной Азии. Избрание Барака Обамы в ноябре 2008 года помогло вернуть проблему сотрудничества США и России в число приоритетных. Москва стоит на том, что США должны уйти из Центральной Азии, но только после того, как процесс стабилизации в Афганистане завершится. Северная сеть снабжения - это, пожалуй, лучшая иллюстрация того, как афганская война превратила Соединенные Штаты, Россию и все пять государств Центральной Азии в компаньонов. Это сотрудничество приглушило стратегическую конкуренцию между государствами Центральной Азии, обеспечив им финансовые и материальные выгоды, которые позволили их правительствам укрепить свои позиции.
После ухода США из Афганистана сфера их интересов в Центральной Азии неизбежно будет сужаться. Прежде всего, Вашингтон должен гарантировать, что Центральная Азия не превратится в рассадник транснациональных угроз, в частности терроризма, которые непосредственно затрагивают безопасность США, а также, что она не станет театром боевых действий с участием соседей, обладающих ядерным оружием, то есть американцам необходимо не допустить здесь региональных конфликтов и появления нестабильных государств.
Главная цель политики США в 1990-х, а именно обеспечение суверенитета и независимости государств Центральной Азии, уже давно достигнута. И сейчас наибольшую угрозу стабильности этого региона (и, в конечном счете — интересам США) представляют уже не Россия или Китай, а внутрирегиональные патологии.
Хотя в Центральной Азии нарастают внутренние проблемы, за последние два десятилетия ей в значительной мере удалось выйти из сферы экономической господства России, и теперь она уже ощущает себя в центре становящейся все более многополярной Евразии. Политические и геостратегические вызовы, с которыми Центральной Азии приходится сталкиваться сегодня, существенно отличаются от тех, перед которыми она стояла в 1990-х. Поэтому иным должен быть и подход Вашингтона к Центральной Азии.
Поскольку доминирование России уже не является главной угрозой стабильности в Центральной Азии (а тем более интересам США в этом регионе), у Вашингтона нет особых причин рефлекторно противодействовать более широкому присутствию в регионе России. Вашингтону также следует быть осмотрительным, определяя свою роль в обеспечении безопасности в этом регионе. Сохранение повышенного военного присутствия в Центральной Азии после вывода войск из Афганистана может лишь способствовать возобновлению стратегического соперничества с Россией, а в дальнейшем и с Китаем.
Китай, возможно, и не стремится построить империю в Центральной Азии, но это единственная держава, действующая здесь комплексно и с расчетом на долгосрочную перспективу. В Центральной Азии Китай укрепляет свои позиции, невольно превращаясь в империю. Чтобы правильно понять процесс геополитического и стратегического восхождения Китая, Соединенным Штатам следует обратить больше внимания на растущее китайское присутствие в Центральной Азии.
Пока нет уверенности, что сам Китай в полной мере сознает масштабы воздействия своей региональной деятельности по перестройке Центральной Азии и правильно оценивает отношение к ней здешних государств. Китайцы просто стараются обеспечить развитие Синьцзяна, получая из Центральной Азии все то, что им для этого нужно. Влияние России в этом регионе сегодня проходит отметку исторического минимума, да и позиции США не кажутся незыблемыми — в Центральной Азии широко распространено мнение, что американцы в стратегическом плане уйдут из региона, как только из Афганистана будет выведена большая часть войск. Не имея четкой стратегии и стараясь "не высовываться" (это типичная политика китайцев), КНР тем не менее становится самым влиятельным актором в Центральной Азии.
Об этом свидетельствуют внушительные китайские инвестиции в разработку природных ресурсов, развитие инфраструктуры, создание институтов Конфуция, спонсирование китайским правительством некоммерческих организаций, продвигающих китайский язык и культуру, укрепление безопасности и создание многосторонней региональной организации. Во главе угла идет экономика, и ярче всего это проявляется в интенсивной скупке Китаем месторождений углеводородов и минерального сырья. В своей совокупности это может показаться согласованной стратегией, но пока мало доказательств того, что она разрабатывалась Пекином сознательно, как некий грандиозный план. Скрытые опасения экономического господства Китая характерны для всей Центральной Азии….
(продолжение следует)