Стратегическая стабильность: сохранить или разрушить

Общие положения

О содержании понятия «стратегическая стабильность» в целом и применительно к различным историческим периодам опубликованы многие сотни материалов. Однако неизменной по существу остается трактовка, впервые сформулированная в ходе заключительного этапа переговоров по Договору о сокращении стратегических наступательных вооружений (СНВ-1) в Совместном заявлении СССР и Соединенных Штатов (июнь 1990) ¹. «Стратегическая стабильность» определяется там как отношения, устраняющие стимулы для нанесения первого ядерного удара.

Для устойчивости этих отношений договоры о сокращении стратегических наступательных вооружений должны включать ряд согласованных элементов.

Во-первых, необходима взаимосвязь между стратегическими наступательными и оборонительными вооружениями ― для того чтобы оборона одной стороны не могла ослабить ответный удар другой стороны.

Во-вторых, целесообразно уменьшение концентрации боезарядов на стратегических носителях ― с тем чтобы одним носителем трудно было бы поразить несколько носителей на стартовых позициях с большим количеством боезарядов.

В-третьих, рекомендовано отдать предпочтение средствам, обладающим повышенной выживаемостью ― чтобы их невозможно было уничтожить первым разоружающим ударом.

Эти положения были в основном закреплены в Договоре СНВ-1 (1991) и нашли отражение в дальнейших договорах по СНВ. По Договору СНВ-1 в структуре советских и далее российских стратегических ядерных сил (СЯС) увеличена составляющая мобильных наземных и железнодорожных межконтинентальных баллистических ракет (МБР), предусмотрено повышение устойчивости подводных ракетоносцев с баллистическими ракетами. В СНВ США сохранили свою роль подводные ракетоносцы, обладающие высокой выживаемостью.

Сложившееся состояние стратегических отношений между РФ и США периодически называют кризисной стабильностью, что также снижает стимулы к продолжению гонки ядерных вооружений.

В период формирования принципов стратегической стабильности в качестве потенциального дестабилизирующего фактора рассматривались главным образом системы ПРО сторон ― в случае их массированного наращивания. Однако они были ограничены Договором по ПРО 1972 года.

Примерно с 2000 года количество дестабилизирующих факторов постоянно увеличивалось. На данном этапе в качестве таковых рассматриваются системы противоракетной обороны (ПРО) (после выхода США из Договора по ПРО в 2002 году); возможность разоружающего удара стратегическими неядерными средствами с повышенной точностью попадания; использование новейших технологий, включая гиперзвуковое оружие, беспилотные и робототехнические системы, развертывание космических ударных средств; ядерное оружие других государств; киберугрозы; влияние нестабильности в регионах с третьими ядерными странами.

Влияние этих дестабилизирующих факторов стало постоянной темой противоречий и острых дискуссий сторон. Однако угрозы эрозии общего понимания стратегической стабильности не ограничиваются вышеназванными противоречиями. В последнее время эти угрозы в сильной степени усиливаются из-за перспектив разрушения Договора о ликвидации ракет средней и меньшей дальности (РСМД), окончания в 2021 году действия Пражского договора по СНВ от 2010 года и обострившихся рисков применения ядерного оружия. Эти угрозы будут рассмотрены ниже.

Но перед этим целесообразно оценить реальное влияние основных дестабилизирующих факторов.

Дестабилизирующие факторы

Системы ПРО

За период, пройденный с 60-х годов прошлого века по настоящее время, оценки реальных возможностей систем ПРО претерпели значительные изменения. Это связано как с появлением новых технологий, так и с неоправдавшимися надеждами на неисчерпаемые возможности оборонительных систем.

Не вдаваясь в интересную и поучительную историю развития программ ПРО и проведения оценок их возможностей, включая позитивный опыт сотрудничества России и США, необходимо подчеркнуть, что к настоящему времени специалисты и эксперты, способные проводить соответствующие расчеты, располагают достаточно объективными данными в отношении их реального потенциала. Самый общий вывод заключается в том, что плотная система ПРО способна перехватить одиночные или групповые (несколько единиц) пуски баллистических ракет с простейшими средствами противодействия и совершенно не способна снизить потенциал ядерного сдерживания ² России и США.

В монографии «Противоракетная оборона: противостояние или сотрудничество?» представлена вся 50-летняя история разработок и испытаний различных систем ПРО в СССР и США, в том числе и по американской программе «Стратегическая оборонная инициатива» (СОИ). Этот опыт убедительно доказывает, что невозможно создать такую ПРО, которая могла бы защитить территорию страны от ответного удара сотен боезарядов ³. Сегодня нет ни одного специалиста, способного проводить соответствующие расчеты, который бы с этим не согласился.

В сентябре 2015 года, выступая на форуме «Армия-2015», президент России В. Путин заявил: «В текущем году состав ядерных сил пополнят более 40 новых межконтинентальных баллистических ракет, которые будут способны преодолевать любые, даже самые технически совершенные системы противоракетной обороны». Здесь важно отметить, что названные 40 ракет «новые» только в том смысле, что являются очередными заводскими партиями серийных ракет типов «Ярс», «Булава» и др., которые уже находятся в боевом составе Стратегических ядерных сил (СЯС). Кроме того, как хорошо известно специалистам, и другие находящиеся в боевом составе СЯС ракеты — «Синева», «Воевода» и «Тополь-М» — располагают эффективными средствами преодоления такой ПРО, которая несопоставима по количественному составу и качеству с той, что планируется к развертыванию Соединенными Штатами.

В процессе формирования требований к системам преодоления ПРО формировались, насколько известно, весьма высокие требования к этим системам. Выполнение этих требований проверяется и подтверждается в процессе государственных испытаний. На сегодня представления о перспективной ПРО США, соответствующие прогнозам ее развития, отличаются от тех, что были разработаны в соответствии с программой СОИ. Но уже реализованный технологический задел в создании систем преодоления ПРО является наиболее надежным аргументом в пользу исключения ПРО из числа дестабилизирующих факторов в стратегическом балансе России и США.

Тем не менее проблема ПРО еще длительное время способна быть препятствием на пути дальнейших сокращений СНВ России и США не только из-за сложившихся конфронтационных отношений, но и из-за пока еще не определившихся намерений президента США Д. Трампа в отношении развития космических вооружений.

Разоружающие удары неядерными стратегическими средствами

В речи на Валдайском форуме 2015 года В. Путин заявил: «Уже появилась концепция так называемого первого обезоруживающего удара, в том числе с использованием высокоточных неядерных средств большого радиуса действия, сопоставимых по своему эффекту с ядерным оружием» ⁴. Об этом же он сказал годом ранее: «Сегодня многие виды высокоточного оружия по своим возможностям уже приблизились к оружию массового поражения, и в случае отказа, полного отказа от ядерного потенциала или критического снижения его объемов страны, обладающие лидерством в создании и производстве высокоточных систем, получат явное военное преимущество» ⁵.

Угроза разоружающего удара высокоточными неядерными стратегическими системами периодически обсуждается российскими и американскими экспертами и правительственными чиновниками. Так, в статье российских военных ученых, опубликованной в «Военно-промышленном курьере» ⁶, представлены детальные расчеты, показывающие невозможность одновременного удара высокоточными крылатыми ракетами даже по одному конкретному позиционному району РВСН ⁷ в европейской части страны с учетом размеров и геометрии целей, оценки необходимого количества крылатых ракет для надежного поражения одного высокозащищенного объекта — шахтной пусковой установки (ШПУ), командного пункта — в зависимости от точности их попадания.

Авторы подтверждают невозможность уничтожения в первом ударе части российских СЯС высокоточными средствами без использования ядерного оружия. Поражающие способности ядерного и неядерного оружия при ударе по высокозащищенным точечным объектам несравнимы, и этим обусловлена необходимость использования исключительно большого количества неядерных средств. В действительности же требования к их количеству дополнительно повышаются за счет существующих возможностей по созданию помех высокоточным системам наведения.

Планировать подобный удар одновременно по нескольким сотням целей, расположенных на огромной территории России, чрезвычайно сложно. Требуется длительное время для подготовки такой операции и создания соответствующей группировки. Эту подготовку невозможно скрыть, и Россия будет иметь время для перевода своих ядерных сил и средств в повышенную боеготовность.

По этим причинам было бы заблуждением полагать, что Пентагон способен планировать не только абсолютно бесполезный неядерный разоружающий удар по СЯС России, но и рисковать катастрофическим по последствиям ответным ядерным ударом. Это в полной мере относится также и к выдвигаемым предположениям о применении для разоружающего удара разрабатываемых в США дорогостоящих гиперзвуковых средств, которые, скорее всего, будут закупаться в ограниченных количествах.

Вывод оружия в космос

Проблема запрета реальной милитаризации космоса обсуждается уже много лет. Однако заключить проверяемое соглашение в этой сфере с десятками стран крайне сложно. Проект подобного соглашения, представленный в ООН Россией и Китаем, не получил поддержки. Безуспешной была и попытка согласовать проект Кодекса поведения государств в космосе. Возможно, причина в том, что недостаточно запретить только вывод оружия в космос. Необходим был бы также запрет и на испытания и развертывание на Земле, в воздухе и на море оружия, способного поражать космические объекты; и на поражение объектов на Земле, в воздухе и на море космическим оружием. Кроме того, следует подробнее оценить реальность угроз, вызываемых российскими способностями инспектировать и даже нарушать работоспособность космических аппаратов, о чем в последнее время периодически говорят в США.

Подготовить такие соглашения достаточно сложно, но и отказываться от решения проблемы нецелесообразно. В то же время оценки потенциала даже такой системы ПРО, которую США планировали развернуть в космосе и на земле в рамках программ «звездных войн» в начале 1980-х годов, показывают: эта система также не могла бы защитить американскую территорию от ответного удара с так называемым неприемлемым ущербом.

Возможности многосторонних соглашений

В начале 2012 года тогда еще кандидат в президенты России В. Путин заявил: «Что касается дальнейших шагов в сфере ядерного вооружения, дальнейшие шаги должны носить уже комплексный характер, и в ходе этого процесса должны принимать участие уже все ядерные державы. Мы не можем бесконечно разоружаться на фоне того, что какие-то другие ядерные державы вооружаются».

В ответ на предложение администрации Б. Обамы в январе 2016 года сократить СНВ США и России на одну треть по сравнению с уровнем, зафиксированным в Пражском договоре, в Москве заявили, что после выполнения условий этого договора возможности по двусторонним сокращениям ядерных арсеналов России и США будут исчерпаны. В российском руководстве считают: необходимо, чтобы к процессу разоружения подключились и другие страны, обладающие военным ядерным потенциалом.

Традиционная позиция официальных представителей и экспертов других ядерных государств основывается на том, что многосторонние соглашения в сфере ядерных вооружений будут возможны только тогда, когда уровни этих вооружений в России и США в результате их дальнейших сокращений станут сопоставимы с теми, которыми располагают другие ядерные государства. При этом, безусловно, будет учитываться реальное количество российских и американских боезарядов на тяжелых бомбардировщиках и нестратегические ядерные вооружения.

Подобные условия вряд ли могут быть достигнуты в обозримом будущем, поскольку, как представляется, Россия и США если и смогут приступить к новым переговорам о дальнейших сокращениях своих ядерных вооружений, преодолев существующие препятствия и разногласия, то максимум, чего можно было бы достичь, — это ограничения СНВ до уровня примерно 1000 боезарядов. При этом сохраняется значительная неопределенность в отношении перспектив ограничения и контроля над нестратегическими ядерными вооружениями двух государств. Здесь уместно заметить, что (даже если представить теоретически выравнивание потолков ядерных вооружений России и США с другими ядерными государствами) на пути многосторонних соглашений встретятся непреодолимые трудности в достижении контролируемых ограничений всей совокупности нестратегических и стратегических вооружений, поскольку весь накопленный опыт контроля над стратегическим оружием совершенно непригоден по отношению к нестратегическому ядерному оружию.

Если не считать Договор РСМД, Россия/СССР и США всегда вели переговоры о сокращении стратегических вооружений и никогда не приступали к переговорам об ограничении нестратегического ядерного оружия из-за чрезвычайно сложной проблемы обеспечения контроля его исполнения. Это объясняется тем, что носители нестратегического ядерного оружия имеют двойное назначение, различный типаж и большое количество районов базирования.

В то же время все другие ядерные государства, кроме Великобритании, имеют на вооружении как стратегическое, так и нестратегическое ядерное оружие, поэтому согласовать и осуществить систему взаимного контроля практически невозможно.

Подтвердить невозможность согласования такого взаимного контроля может знание системы, действующей в рамках Пражского договора по СНВ. Она предусматривает до 18 взаимных инспекций в год, 42 вида взаимных уведомлений (относительно текущих исходных данных о состоянии стратегических вооружений, их передвижениях, об инспекционной деятельности), а также обмена телеметрической информацией, получаемой при пусках ракет.

Все это подтверждает иллюзорность перспектив контролируемых многосторонних переговоров о сокращении ядерного оружия. Вместе с тем представляется возможным пошаговое продвижение к консультациям по мерам ограничения и транспарентности ядерного оружия.

Проблемы сохранения Договора РСМД

В России условия Договора РСМД периодически критикуются. Во-первых, утверждают его критики, СССР ликвидировал в два с половиной раза больше ракет и более чем в три раза больше ядерных боезарядов. Во-вторых, в непосредственной близости от нашей страны четыре ядерных государства — Китай, Индия, Пакистан, Израиль — располагают ракетами средней и меньшей дальности, а в России их нет. Однако необходимо вспомнить, что американские баллистические ракеты «Першинг-2» ⁸ были оснащены высокоточными головными частями, способными к заглублению в земную поверхность различной плотности с возможностью переключения боезарядов на различную мощность. Это было новейшим достижением, не применявшимся ранее на подобных баллистических ракетах.

Американские крылатые ракеты также обладали повышенной точностью попадания за счет системы наведения по рельефу местности и были трудноуязвимы для средств противовоздушной обороны (ПВО). Все это вместе с коротким подлетным временем баллистических ракет «Першинг-2» (8–10 минут) представляло значительную угрозу высокозащищенным центральным командным пунктам в Москве, где в угрожаемый период могло находиться высшее руководство государства, обеспечивающее управление вооруженными силами и страной. Под угрозой находились также стационарные пусковые установки МБР и другие объекты военной ядерной инфраструктуры в европейской части государства. Наконец, советские ракеты не достигали США, а американские были способны нанести удар на значительную глубину нашей территории ⁹.

Поэтому такие условия Договора РСМД следует считать разменом количества на качество, что в тех условиях было более чем оправданным действием.

Может ли Договор РСМД быть многосторонним

В настоящее время в Москве настаивают на сохранении договора РСМД в неизменном виде. Однако в руководстве России периодически говорили о необходимости присоединения к Договору РСМД всех других стран с ядерным оружием, поскольку в непосредственной близости к нашей стране находятся ядерные государства, чьи ядерные арсеналы содержат ракеты средней и меньшей дальности, которые по договору с США ликвидировала Россия. 

Об этом упоминал в 2000-х годах тогдашний министр обороны России С. Иванов. Президент РФ В. Путин позднее сказал, что наша страна будет выполнять условия этого договора, но надо бы сделать его многосторонним. Однако присоединение других ядерных государств к Договору РСМД представляется совершенно нереальным.

Во-первых, в арсеналах Китая, Индии, Пакистана, Израиля и теперь уже Северной Кореи ракеты средней дальности составляют основную часть ядерного вооружения, и уговаривать их лишиться этого оружия бессмысленно.

Во-вторых, любой договор такого типа не может существовать без надежной системы контроля. Но даже теоретически невозможно вообразить распространение системы контроля за ликвидацией вооружения по Договору РСМД на несколько стран. Советские и американские инспекторы контролировали все процессы ликвидации при подрывах ракет, их пусках (около ста пусков ракет «Пионер»); при отделении от головной части боезарядов, обтекателей и сплющиванию их; постоянно присутствовали рядом с заводами — изготовителями ракет и контролировали их периметры. Очевидно, что создать подобную систему перекрестного контроля на многостороннем уровне с участием теперь уже семи государств в обозримой перспективе нельзя.

Кроме того, сожаления из-за отсутствия в России ракет средней дальности лишены оснований. Существующие и вводимые в боевой состав РВСН новые межконтинентальные баллистические ракеты испытаны на такие минимальные дальности, которые полностью перекрывают весь диапазон потенциальных целей, для поражения которых могли бы использоваться ракеты средней дальности. Этот же диапазон полностью перекрывается нашими крылатыми ракетами на стратегических бомбардировщиках без захода в зоны ПВО. Поэтому задачи ядерного сдерживания на региональном уровне решаются гарантированно.

Претензии по Договору РСМД

Угроза существованию Договора РСМД связана со взаимными претензиями по нарушению его условий (здесь не рассматривается критика этого Договора со стороны администрации США из-за проблем с Китаем и не только).

США обвиняют Россию в разработке и испытаниях в 2014 году крылатой ракеты наземного базирования «Калибр» с дальностью полета свыше 500 км.

Россия обвиняет США в развертывании в Румынии и затем в Польше комплекса ПРО с пусковыми установками Мк-41, аналогичными тем, что находятся на кораблях ВМС США, способными запускать не только противоракеты типа «Стандард-3М», но и крылатые ракеты «Томагавк», обладающие дальностью полета 2500 км.

Кроме того, РФ обвиняет США в использовании при испытании системы ПРО баллистических ракет-мишеней типа «Гера» (аналогов баллистических ракет средней дальности), а также создание ударных беспилотных летательных аппаратов «Предатор» и «Рипер» с дальностью полета свыше 500 км.

Что касается американских претензий, то в соответствии с п. 11 ст. 7 Договора РСМД разрешаются испытательные пуски крылатых ракет большой дальности из наземной пусковой установки, «которая используется исключительно в целях испытаний и которая отличима от пусковых установок» крылатых ракет наземного базирования с дальностью не более 500 км ¹⁰. Запуск крылатых ракет морского и воздушного базирования любой дальности на первых этапах летных испытаний из приспособленных наземных пусковых установок соответствует сложившейся практике.

В России испытали ракету «Калибр» из приспособленной пусковой установки комплекса «Искандер», которая вместе с ракетой стала длиннее и выше. Было решено, что этого достаточно для отличительных признаков. Американцы с этим не согласны. Они также полагают, что в России развернуты подобные наземные пусковые установки с ракетами «Калибр», а это тем более запрещено Договором РСМД.

В этих условиях российской стороне целесообразно изложить в рамках Специальной контрольной комиссии (СКК) реальные условия проведенных испытаний ракеты «Калибр» со своими представлениями об отличительных признаках пусковой установки и при необходимости согласовать дополнительные конструктивные изменения ее отличительных признаков в соответствии с п. 11 ст. 7 Договора РСМД. Поскольку, как известно, развертывания наземных пусковых установок с ракетами «Калибр» нет, американским наблюдателям необходимо предоставить возможность убедиться в этом.

Что касается претензий России, то пуск ракеты «Томагавк» из наземной пусковой установки Мк-41 возможен (хотя американцы с этим не согласны), однако не имеет смысла, поскольку в США в настоящее время только на надводных кораблях и подводных лодках развернуто более 6000 ракет «Томагавк». Замена противоракет в Румынии и Польше на ракеты «Томагавк» не имеет смысла, поскольку вклад еще 20−40 таких ракет в уже имеющийся потенциал будет ничтожным. Не существует разумного сценария боевого применения ракет «Томагавк» из этих пусковых установок для ПРО.

Кроме того, стационарный наземный контейнер для запуска крылатых ракет «Томагавк» обладает нулевой живучестью, поскольку может быть выведен из строя одним ударным беспилотником или крылатой ракетой типа «Калибр». Использование подобных пусковых установок для запуска боевых крылатых ракет противоречит принятой концепции обеспечения живучести вооружения. Для этого необходимо использовать мобильные пусковые установки.

Для снятия этой претензии целесообразно разрешить периодический контроль пусковых установок Мк-41 в Румынии и Польше. Если же власти Румынии и Польши не дадут согласия на посещение этих мест российскими инспекторами, то с проблемами использования пусковых установок Мк-41 с системами ПРО для запусков из них крылатых ракет «Томагавк» можно ознакомиться на кораблях США.

 

Возможность использования ракет «Гера», собранных из второй и третей ступеней снятых с вооружения ракет «Минитмен-2», в качестве ускорительных средств для вывода объектов в верхние слои атмосферы в различных целях предусмотрена п. 12 ст. 7 Договора РСМД. Также необходимо разрешить этот вопрос в рамках СКК.

Формального запрета на создание беспилотных летательных аппаратов (БЛА) с дальностью полета более 500 км в Договоре РСМД нет. Во времена разработки Договора этой проблемы не существовало, хотя определение крылатой ракеты подходит и для БЛА. По этому вопросу необходимо отдельное соглашение, где бы учитывалось стремительное развитие этого направления в США, России и многих других государствах.

Таким образом, все рассмотренные выше взаимные претензии носят формальный технический характер, по существу не влияют на изменения боевых наступательных потенциалов сторон и могут быть сняты на СКК, которая должна функционировать в рамках Договора РСМД (статья 12, п. 1).

Как известно, попытки разрешить проблемы на заседании СКК в декабре 2017 года окончились неудачно. Заседание тогда проводилось в пятистороннем формате (Россия, Белоруссия, Казахстан, Украина ¹¹, США).

Представляется, что более успешным было бы предварительное разрешение претензий между Россией и США с последующим представлением достигнутых результатов другим участникам.

Прекращение действия Договора РСМД вернуло бы отношения России и Запада в значительно более жесткие условия конфронтации времен холодной войны, чем это было в середине 1980-х годов.

В Европе появились бы новые, еще более эффективные баллистические и крылатые ракеты, которые были бы значительно ближе к границам России. В этих условиях Москве пришлось бы разрабатывать и развертывать дорогостоящее ракетное вооружение, ставящее под угрозу ядерного удара административно-промышленные мегаполисы с десятками миллионов людей, всю инфраструктуру НАТО и морские порты на территории Европы. Поэтому выход из Договора РСМД представляется совершенно неприемлемым для США, Европы и России.

К настоящему времени практически все авторитетные международные организации, исследующие проблемы контроля ядерных вооружений: NTI (Инициатива по снижению ядерной угрозы), ELN (Европейская сеть лидеров), Международный Люксембургский форум по предотвращению ядерной катастрофы, Пагуошское движение ученых, Global Zero, ― считают недопустимым расторжение Договора РСМД и прекращение действия Пражского договора СНВ. Такие действия привели бы к разрушению стратегической стабильности, эрозии Договора о нераспространении ядерного оружия и усилению угрозы его применения.

Консолидированную позицию этих организаций целесообразно довести до глав ведущих государств ЕС с целью повышения их усилий по предотвращению развала пока еще существующей системы контроля над ядерными вооружениями.

Успех на этом направлении мог бы стать стартовым в дальнейших консультациях и переговорах России и США по укреплению стратегической и региональной стабильности, по дальнейшему ограничению стратегических наступательных вооружений.

О рисках ядерного сдерживания

Существуют две формы массированных ядерных ударов, предназначенные для сдерживания: ответно-встречный ¹² и ответный.

Решение об осуществлении ответно-встречного удара принимается на основании информации от систем предупреждения о ракетном нападении (СПРН в России, СПРЯУ ¹³ в США). Это решение необходимо принять в течение очень короткого времени.

Из девяти ядерных государств лишь Россия и США, обладая соответствующей технической базой, имеют возможности для реализации ответно-встречного удара. Другие государства ― обладатели ядерного оружия не имеют существенного контрсилового потенциала против стратегических ядерных сил США или России, и для ответных действий по ним двум главным ядерным державам нет необходимости планировать ответно-встречный удар (ОВУ).

Ответный удар может быть нанесен выжившими после разоружающего нападения агрессора, если оно будет все-таки совершено.

Основная неопределенность и риск связаны с ответно-встречным ударом, решение о котором может быть ошибочным.

Здесь необходимо отметить эволюцию отношения к ОВУ среди стратегического руководства и специалистов, что было связано прежде всего со структурой СЯС, а также СПРН.

От американских собеседников периодически приходилось слышать, что в целях ядерного сдерживания они никогда не делали ставку на запуски ракет на основании информации от СПРЯУ. Это было связано прежде всего с тем, что в ядерной триаде США основной вклад в ответный удар вносили подводные ракетоносцы, до 60 % которых всегда находились на маршрутах боевого дежурства и были неуязвимы для советских разоружающих ударов. О том, что это главный элемент ядерного сдерживания от нападения, прекрасно знали в Советском Союзе.

Несколько иначе складывалось отношение к ОВУ в СССР в различные периоды развития отечественной ядерной триады. Основной вклад в ядерное сдерживание всегда вносили Ракетные войска стратегического назначения (РВСН), поскольку морская составляющая была меньше по общему количеству ядерных сил и по готовности их к боевому применению. В истории же развития РВСН были отдельные периоды, в которые их выживаемость в случае американского разоружающего удара считалась недостаточной. Это могло рассматриваться в то время, когда в группировке РВСН были только ракеты в стационарных пусковых установках различной степени защищенности. Максимальное их количество достигало 1398 единиц. В то же время общее количество боезарядов в стратегических наступательных силах (СНС) США насчитывало 11−12 тыс. единиц. Это означало, что для поражения каждой стационарной пусковой установки РВСН американцы могли бы планировать удары несколькими боезарядами достаточно высокой мощности, что обеспечивало весьма высокую вероятность выполнения задачи минимизации средств для ответного удара стороны, подвергаемой нападению.

Нет достоверной информации о том, как в эти периоды высшее советское военно-политическое руководство реагировало на возможность использования ответно- встречного удара. Однако неоднократные беседы с руководителями различных организаций ВПК и высокопоставленными военными подтверждали их убежденность в целесообразности применения ОВУ. Не исключено, что это имело определенное влияние на высшее руководство.

В то же время именно высшее руководство страны принимало весьма ответственные и затратные решения в пользу всемерного повышения выживаемости наземной группировки СЯС. По мере повышения точности попадания американских боезарядов МБР и БРПЛ ¹⁴ постоянно усиливали инженерную защиту шахтных пусковых установок. А когда стало очевидным, что этих мер недостаточно, в конце 1970-х ― начале 1980-х годов прошлого столетия были приняты решения о разработке мобильных грунтовых и железнодорожных ракетных комплексов.

Основными идеологами разработки этих комплексов были начальники 4-го ЦНИИ Министерства обороны Е. Б. Волков и ЦНИИ машиностроения Ю. А. Мозжорин. Они полагали, что главное — обеспечить высокую эффективность ответного удара, притом что другие виды ударов (упреждающий и ответно-встречный) также способны выполнять свои задачи. В этом их поддержало руководство Государственной комиссии Совета Министров СССР по военно-промышленным вопросам (ВПК).

Мобильные ракетные комплексы стали поступать на вооружение РВСН в середине 1980-х годов. Это потребовало очень высоких дополнительных затрат не только на создание новых ракетных комплексов, но и на разветвленную инфраструктуру базирования, включая систему эксплуатации, обеспечение ядерной безопасности и многое другое.

И в современной России развертывание значительной части наземной группировки в виде мобильных ракетных комплексов и стремление повысить устойчивость подводных ракетоносцев свидетельствуют о создании условий для гарантированного ответного удара.

Таким образом, ставка в ядерном сдерживании в СССР и России все-таки делалась на ответный, а не на ответно-встречный удар, риски которого всегда учитывались.

Рассматривая возможные принятия решения о нанесении ОВУ, необходимо подчеркнуть, что, помимо вполне вероятных ошибок, особую опасность, особенно в критических ситуациях, представляет чрезвычайно короткое время, исчисляемое единицами минут, в течение которого главы государств могут принимать решения о нанесении подобных ударов. Такая опасность усиливается к тому же в связи с наблюдаемым даже в демократических государствах, не говоря об авторитарных, повышением роли лидеров по сравнению с институциональными структурами. Это касается прежде всего концепции формы ядерного сдерживания России и США, поскольку только эти два государства способны к нанесению ответно-встречного удара. Но в перспективе эту опасную форму ядерного сдерживания могут принять и другие ядерные страны.

Ставка на ответно-встречный удар представляется наиболее рискованной, поскольку любая провокация, ошибки или сбои могут стать причиной глобальной катастрофы.

Крайне важно подчеркнуть, что риск принятия решения об ответно-встречном ударе на основании информации от систем предупреждения особенно велик в условиях кризисов и обострения военно-политической обстановки, что наблюдается в настоящее время. И достаточно сложно прогнозировать, как долго все это будет продолжаться.

Кроме того, утверждать о здравомыслии лидеров в случае принятия ими решения о нанесении ответно-встречного удара можно в спокойных условиях, например в процессе стратегических тренировок. Но когда такие решения нужно принимать за несколько минут в стрессовой ситуации, да еще на пике обострения военно-политической обстановки и нагнетания милитаристского психоза, рассчитывать на адекватную реакцию можно лишь с некоторой долей вероятности.

Нужно также иметь в виду, что для России решение о нанесении ОВУ с целью вывода своих МБР из-под удара неактуально. Если ранее, когда в Советском Союзе группировка РВСН состояла в основном из стационарных МБР с низкой выживаемостью, можно было рассматривать возможность запустить их до поражения пусковых установок атакующими американскими боезарядами, то теперь в группировке РВСН всего примерно 300 пусковых установок, из которых стационарных не более 30 % (ракетные комплексы с МБР Р-36М2, «Тополь-М», «Ярс»). Замена МБР Р-36М2 на МБР «Сармат» не изменит этого соотношения. В то же время большинство мобильных МБР сохранится после ядерного удара по позиционным районам РВСН.

Тем не менее, несмотря на все эти положения, ориентация на ОВУ как на форму массированного ядерного удара все-таки сохраняется. Об этом сказал президент В. Путин в фильме «Миропорядок-2018»: «Наши планы применения ― надеюсь, что этого никогда не будет, но теоретические планы применения ― это так называемый ответно-встречный удар. Это значит, что решение о применении ядерного оружия может быть принято только в том случае, если наша система предупреждения о ракетном нападении зафиксировала не только старт ракеты, но и дала точный прогноз траектории полета и времени падения головных частей на территорию Российской Федерации» ¹⁵.

Конечно, о каком-то точном прогнозе в данном сценарии можно утверждать только с некоторой пусть и высокой, но конечной вероятностью. Однако любые вероятностные оценки совершенно неприемлемы, когда жизнь десятков миллионов людей может быть поставлена под угрозу из-за катастрофического решения нанести массированный ядерный удар.

Поэтому именно сейчас президентам России и США было бы целесообразно обсудить и принять согласованное решение об отказе от принципов нанесения ответно-встречных ударов на основании информации от систем предупреждения, а также не проводить тренировок стратегических ядерных сил с целью нанесения таких ударов. Только таким образом можно гарантированно исключить риски катастрофических ошибок.

При этом потенциалы ядерного сдерживания в полной мере сохраняются за счет высокой выживаемости компонентов стратегических ядерных сил сторон, решения о применении которых могут быть приняты после разоружающих ударов без неоправданной спешки благодаря наличию у сторон резервированной системы центральных командных пунктов.

Увеличение времени на принятие решений о применении ядерного оружия неоднократно рекомендовалось авторитетными учеными, государственными деятелями, а также независимыми экспертами¹⁶.

Призыв не принимать решений о форме массированных ответных действий на основании данных СПРН нисколько не снижает глобальной роли российских и американских систем предупреждения о ракетном нападении. Их важность обусловлена риском случайных, непреднамеренных одиночных запусков ракет, поскольку существуют и другие ядерные государства. И только системы предупреждения о ракетном нападении способны оперативно определить место запуска, траекторию полета, место падения боезаряда и сформировать приемлемую реакцию.

Одной из важнейших задач систем предупреждения следует считать возможность глобального мониторинга запусков баллистических ракет всех типов. Таким образом, можно обеспечить оценку соблюдения режима контроля за ракетными технологиями (РКРТ), который вписывается в общую систему нераспространения оружия массового уничтожения и средств его доставки, и Гаагского кодекса поведения по предотвращению распространения баллистических ракет.

Нельзя забывать и о том, что в период партнерских отношений России и США в 1998-м и 2000 годах был практически решен вопрос о создании Центра обмена данными (ЦОД) от СПРН и СПРЯУ, что было подтверждено в 2002 году в совместной российско-американской Декларации о стратегическом партнерстве. Были согласованы цели и задачи ЦОД, место его размещения в Москве, состав и дежурные смены российских и американских операторов. Это намерение повторили президенты обоих государств на встрече в Москве в 2009 году. В дальнейшем ЦОД целесообразно было бы трансформировать в центр глобального мониторинга пусков ракет и предупреждения о ракетном нападении, работающий в реальном масштабе времени с дислокацией в Москве и Брюсселе.

С тех пор времена, как хорошо известно, изменились. Однако отношения двух ядерных сверхдержав ― о чем свидетельствует исторический опыт ― носят волнообразный характер, и в обозримой перспективе нельзя исключать реанимации партнерских отношений в обстановке роста общих глобальных угроз международной безопасности. Опыт создания Центра обмена данными, полученными от рациональных систем предупреждения, может оказаться весьма актуальным. ЦОД был бы весьма полезен и в настоящее время: например, для согласованной оценки траекторий и характеристик ракет большой дальности Северной Кореи (при их запусках результаты измерений, показанные системами предупреждения России и США, заметно различались).

Что станет со стратегической стабильностью без договоров по СНВ

Сохранение принципов стратегической стабильности обеспечивается прежде всего в рамках договорных отношений России и США в сфере стратегических ядерных вооружений. Они позволяют сохранять устойчивый ядерный баланс при приемлемых расходах и получать исчерпывающую информацию о состоянии и ближайших перспективах модернизации состава и основных характеристик СНВ. Это достигается десятками ежегодных инспекций на местах и обменом значительного количества проверяемых уведомлений о состоянии, перемещениях, вводе новых и снятии устаревших типов вооружения; обменом телеметрическими данными при пусках ракет.

Исторический опыт свидетельствует о том, что отсутствие подобной информации неизбежно и закономерно приводит к преувеличению сил и возможностей оппонента и как следствие ― к повышению количества и качества своих вооружений при значительных дополнительных затратах. В теории управления это относится к системам с положительной обратной связью с неизбежной потерей ею устойчивости. Другими словами, к гонке ядерных вооружений.

При отсутствии информации на основе договорных отношений какую-то незначительную часть сведений можно получать с использованием национальных космических средств разведки, но этого совершенно недостаточно. Так, например, трудно определить реальное количество боезарядов на МБР и БРПЛ, на которое они спроектированы и испытаны. По последнему договору на БРПЛ «Трайдент-2» устанавливаются четыре боезаряда, но можно бесконтрольно оснастить ее восьмью боезарядами повышенной мощности или 12 боезарядами малой мощности. На всех МБР «Минитмен-3» можно установить по три боезаряда. А это повысит общее количество ядерных боезарядов в СНС США более чем в два раза. Некоторые меры могут быть приняты и в стратегических ядерных силах России, но баланс будет разрушен.

В этих условиях крайне важно продлить действие Пражского договора СНВ на пять лет и приступить к переговорам о дальнейших ограничениях ядерного оружия. Сокращение СНВ России и США по новому договору примерно до 1000−1200 боезарядов и 500−550 развернутых носителей позволяет сохранять устойчивый стратегический баланс при значительной экономии затрат по сравнению с теми, которые необходимы для поддержания уровней вооружений, определенных действующим договором.

Выводы

1. Причины кризиса стратегической стабильности связаны с совокупностью факторов. Основными из них следует считать сложившееся глубокое взаимное недоверие России и США, длительное отсутствие стратегического диалога, трудноразрешимые противоречия по ключевым глобальным и региональным проблемам.

Как отмечено на Конференции по снижению ядерных рисков в Ванкувере в сентябре 2018 года, официальное предложение о проведении регулярных переговоров по стратегической стабильности было сделано в 2016 году, но с тех пор состоялась только одна переговорная сессия. Необходимо, чтобы переговоры о стратегической стабильности на высоком уровне проводились на регулярной основе и с брифингами для парламентов обеих стран. Необходимо также, чтобы Соединенные Штаты и Россия лучше понимали влияние новых технологий и военных программ на стратегические отношения и стабильность. Развитие обычных, кибер-, космических, противоспутниковых и других наступательных технологий может иметь значительные последствия для глобальной безопасности. Последовательное обсуждение этих вопросов должно быть направлено на определение практических шагов по снижению рисков, связанных с этими событиями.

2. Один из важнейших шагов, направленных на исключение риска ошибочных действий, связан с отказом от принятия решения о массированном ядерном ударе на основании информации о ракетном нападении, полученной от системы предупреждения. Увеличение времени на принятие подобных решений не влияет на эффект ядерного сдерживания, поскольку ответный удар с неприемлемыми последствиями для нападающего гарантирован.

3. В качестве основных препятствий для начала новых переговоров России и США о дальнейшем сокращении стратегических ядерных вооружений рассматриваются: 1) ядерные вооружения других государств, 2) европейская и глобальная американская ПРО, 3) гипотетическая возможность разоружающего удара стратегическими неядерными вооружениями. Однако все эти факторы, по оценкам независимых специалистов, не могут считаться дестабилизирующими, способными влиять на устойчивый ядерный баланс двух стран, т. е. на стратегическую стабильность.

4. Вместе с тем обеспечение как стратегической, так и региональной стабильности достигается главным образом в рамках договорных отношений России и США в сфере стратегических ядерных вооружений. А эти отношения сегодня находятся в состоянии застоя.

Для укрепления стратегической стабильности и режима ядерного нераспространения крайне необходимо поэтапное восстановление доверия между Москвой и Вашингтоном. Примером еще сохранившихся доверительных отношений представляется безупречный процесс выполнения всех требований Пражского договора СНВ. Не теряя этот потенциал, следует незамедлительно приступить к переговорам между Россией и США по сохранению договорных отношений в области СНВ, обеспечить устойчивость бессрочного Договора по ликвидации РСМД, возобновить совместную работу ученых-ядерщиков и договоренности по ликвидации избытков оружейных материалов.

Публикация подготовлена в рамках проекта «Стратегическая стабильность в XXI веке», реализуемого при финансовой поддержке Министерства иностранных дел и по делам Содружества (Великобритания).

Примечания