Источник: Эхо Москвы
О. Журавлева― Добрый вечер. Это программа «Особое мнение». У нас в гостях – внимание — руководитель программы «Внутренняя политика» Московского Центра Карнеги Андрей Колесников. Здравствуйте.
А. Колесников― Здравствуйте.
О. Журавлева― «Молния». Сообщают, что избирательный фонд Путина к 5 января составил более 400 миллионов рублей, и он стал лидером среди кандидатов, которые уже открыли свои фонды. Удивительный сюрприз, конечно же.
А. Колесников― Большая неожиданность. Переплачивают, перестраховываются. Стараются побольше внести.
О. Журавлева― А как вы себе представляете, как это организуется, в том числе «Единой Россией», что официально известно, что «Единая Россия» как бы обеспечивает многие из этих вливаний. Как это все происходит?
А. Колесников― Не знаю. У них есть деньги, наверное, народные какие-то. Членские взносы и не членские взносы и просто взносы.
О. Журавлева― Но это как-то людей понуждают жестоко, отнимают у них последнее или они все действительно стремятся помочь Владимиру Владимировичу. Потому что на него вся надежда.
А. Колесников― Я думаю, что здесь такие психологические компенсаторные механизмы, на всякий случай, вложиться, мало ли чего будет. Никто же никого не преследует, товарищ Берия не придет ночью и не погрузит в «черную Марусю». Но лучше вот расплатился и спи спокойно. Как раньше было. Реклама налоговой службы. Так и здесь. Это поразительная штука – готовность к послушанию такая априорная. Заранее активно, еще никто не просит. То же самое с доносами. Все удивляемся, как у нас был народ доносоносец когда-то в сталинские времена. Так сейчас тоже фактически ГД только тем и занимается, что пишет доносы на разных людей, разные организации.
О. Журавлева― И разные люди тоже любят.
А. Колесников― И разные люди тоже любят. Есть что-то в атмосфере страны, что способствует таким превентивным мерам. Вроде никто особо формально не просит. Это все народные инициативы. Вообще говоря, конечно, народ у нас очень активный, Путин без народа бы не справился. Он бы не построил то, что он построил за последние годы без народной поддержки. Без народного активизма какого-то. Без готовности предупреждать желания руководства.
О. Журавлева― Но подписи, наверное, уже тоже все практически собраны.
А. Колесников― Естественно, а административный ресурс работает. Лучше подписаться, чем не подписаться, мало ли чего будет. Но вот такой немножко баранье состояние. Если огрублять, не пользоваться какими-то научными терминами. Присутствует и будет присутствовать, тем более она обостряется в период как бы таких президентских выборов в силу равнодушия, в силу непонимания того, а где, собственно альтернатива, в силу…
О. Журавлева― Как где альтернатива. 62 заявленных кандидата. Которых нашел ЦИК, скажем так. Опознал. Включая тех, которые с чудинкой.
А. Колесников― Ильф и Петров нервно курят в коридоре или умирают от зависти. Когда должен был наконец появиться кандидат с именем и фамилией Тристан Присягин. Не хотелось бы обижать, это же живой человек, но просто это, правда, ситуация фельетона 30-х годов. Из Ильфа и Петрова. Что должен быть какой-то человек, имя и фамилия, соответствующие президентскому статусу, и имя такое из «Тристана и Изольды», и все сошлось просто. Когда Элла Памфилова говорит, что кандидаты с чудинкой, а чего с чудинкой. У человека программа практически совпадает с программой Путина — восстановить Советский Союз в каком-то виде, вернуть Госбанк, Госплан, Госснаб. Чем собственно Путин все эти годы и занимается. Возвращает государство в экономику, в политику, церковь возвращает в монополию над человеческими душами. Так что мне кажется Тристан вполне идет в фарватере…
О. Журавлева― То есть если не Путин, то Тристан.
А. Колесников― Да. При этом он очень хорошо сказал, кто он по партийно-идеологической принадлежности. Он блестяще сказал, он сказал, что он коммунист из «Единой России». Я думаю, что не 80% россиян, но существенная часть россиян могла бы приблизительно себя так обозначить. Это просто подарок, когда не понимаешь, как себя назвать, а Грудинин у нас кто — он тоже коммунист из «Единой России».
О. Журавлева― Но он вроде бы уже оставил «Единую Россию».
А. Колесников― Оставил, но он не знаю член Коммунистической партии формально или нет. Но вот он коммунист из «Единой России». Потому что у него тоже программа, в общем, совпадает с тем, что делает Владимир Владимирович. Например, национализация экономики. Тоже идет по этому же пути семимильными шагами. То, что мы называем приватизацией – на самом деле национализация. В пользу ряда товарищей. Игоря Ивановича и всяких… Так что, все нормально. Программы просто не отличаются фактически. Вот в чем проблема.
О. Журавлева― Скажите, пожалуйста, неужели эта президентская кампания совсем для вас не носит никаких свежих или новых или неожиданных черт? Неужели ничего не произошло такого за последние пять лет, чтобы общество показалось вам иным.
А. Колесников― Нет, не носит. То есть носит в смысле ухудшающегося состояния электората, ухудшающегося состояния меню, которое, несмотря на обилие позиций, в общем, несъедобно фактически. Не говоря уже о том, что главное блюдо в этом меню не очень съедобное. Отсюда и идея бойкота выборов и так далее. Но кстати настолько это, условно говоря, баранье состояние общества апатично и сильно, притом, что люди хотели бы, конечно жить лучше, но побаиваются каких-то очень резких движений. Например, представим себе, если бы сейчас Навальный стал легальным кандидатом в президенты. Мы все понимаем, что главная интрига в принципе политики сейчас так сложилось: Навальный против Путина; Путин против Навального. Как ни относиться к этим персонажам. Но вот занял бы он хотя бы второе место на выборах, обошел бы он Жириновского. Я думаю, что вся его битва притом, что была бы битва с Путиным, потому что он кандидат анти-Путин, но на самом деле по очкам это была бы битва с Жириновским в лучшем случае и в худшем случае – битва с Грудининым и Собчак. Мне кажется, народ бы еще не очень распознал в Навальном потенциальную альтернативу. И, может быть, даже боялся бы появления вообще альтернативы как таковой. Это неожиданное изменение меню, оно с первого раза не очень как бы хорошо идет, наверное. Это гипотетическую ситуацию рассматриваю.
О. Журавлева― А Жириновский вообще, его ничто не берет, да? Ядерный электорат Жириновского всегда с ним, ничего не изменится?
А. Колесников― Он же не совсем ядерный. Он наоборот какой-то движущийся. Он пополняемый, восполняемый. Что-то уходит, что-то приходит. Он как раз, первый Трамп в новейшей истории и мира был как раз Жириновский. Это было много-много лет назад. Собственно, был прообразом тех политиков, которые сейчас доминируют в том же западном мире, которых мы называем то правым популистами, то левыми. Он был первый, и его амплуа всегда свежо в отличие от амплуа Зюганова.
О. Журавлева― Да и Путина мне кажется.
А. Колесников― Путина – да, но Путин все-таки отец, превращающийся в дедушку нации. А Зюганов, он как бы уже совсем дедушка и уже как бы пришлось коммунистам переформатировать своего кандидата в президенты. Чтобы немножко оживить свой же электорат. Поняли и Зюганов, надо отдать должное, понял, что надо как-то менять картинку. Менять лицо. А здесь невозможно поменять лицо, потому что партия лидерская. Как в Италии есть клоунская партия, партия клоуна, я не в плохом смысле, а в смысле политического амплуа. В Италии как клоун даже по профессии. Этот человек. И этот клоун все время освежает электорат, и в результате получилось так, что Зюганов стал потихонечку отставать от него по возможно потенциально набираемым очкам. Соответственно Жириновский остался на второй перманентной позиции и вот мы имеем то, что имеем. Имеем вот эту вертикаль сверху, елку, на елке в качестве звезды Путин. Но самая большая игрушка из висящих на этой елке…
О. Журавлева― Ангел с трубой.
А. Колесников― Не знаю, насколько он ангел. С какой он там трубой. Но в принципе с трубой, да. Потому что шумный.
О. Журавлева― А скажите, пожалуйста, а если бы Жириновский действительно хотел выиграть выборы, у него был бы шанс?
А. Колесников― Все-таки Путин ушел бы куда-то отдыхать. Жириновский мог бы выиграть выборы.
О. Журавлева― Но Трамп же мог.
А. Колесников― Мог. А с другой стороны Жириновский тоже константа и большинство избирателей все-таки склонно к консервативному поведению, парадоксальным образом держаться за что-то знакомое, — это и есть консервативное поведение. Жириновский — знаком.
О. Журавлева― Еще продолжим разговор, в том числе и консервативным с Андреем Колесниковым. Никуда не уходите. Мы сейчас вернемся.
РЕКЛАМА
О. Журавлева― Мы говорим о президентской кампании, которая, по-моему, уже полгода назад называлась «выборы Путина». Но это неважно. Все равно какие-то появляются детали, которые любопытно разглядывать. Это просто от отсутствия других занятий или все-таки там могут быть какие-нибудь политики будущего. Какой-нибудь электорат будущего в этих выборах. Мы увидим что-то, что нам еще пригодится в жизни.
А. Колесников― Это очень интересный вопрос. Потому что от представителей бизнеса мы все время слышим, что бизнес-активность замерла. А что, собственно, замерли, что-то изменится разве после президентских выборов? Бизнес говорит, нет, наверное, не изменится. Но вот так всегда получается, что выборы, лучше подождать, как там ляжет какой-то расклад. Какой расклад ляжет, чего ляжет. У них, судя по всему, будет тот же самый премьер-министр, конечно, важно, кто там будет вице-премьером, и что там будет меняться. Но все равно люди замирают, чего-то ждут. Мы же ждем Новый год, прекрасно понимая, что 1 января едва ли будет серьезно отличаться от 31 декабря. Но это все равно перемена чего-то. И здесь а друг что-то изменится. Потому что ожидания, судя по всему, крайне низкие. Путин, чувствуя это, не очень сильно напрягается. Хотя делает разнообразные жесты. Кампанию все-таки ведет.
О. Журавлева― А, кстати, в чем выражается ведение кампании? На что ушли вот эти миллионы, которые уже ушли?
А. Колесников― Мне кажется, что он все время ведет кампанию. А с августа 1999-го года он ведет кампанию каждый день, потому что он в ситуации выборной все время. В конце концов…
О. Журавлева― Он нам не доверяет, он думает, что мы его все-таки недостаточно любим?
А. Колесников― Он хочет доказательства этой любви, во-первых, от трудящихся. И все-таки хочет как любой автократ, он жаждет любви народной и пытается делать так, чтобы народ его все-таки любил. Хотя ему уже лень этим заниматься. Слишком заметно в последнее время и он немножко подуставший какой-то. И не очень активен в ответах на разнообразные вопросы. Раздражается, он всегда играл желваками и в пыл стирал зубы, когда слушал всякие неправильные вопросы. Но цифры мы путаем, не критично относимся к докладу министров экономического блока. Ну, надо как-то все-таки, это становится заметным.
О. Журавлева― Все-таки президент Брежнев – как пошутили.
А. Колесников― Не совсем еще. Но мне кажется, что он идет по пути диктатора Франко, в том смысле, что никуда уходить не собирается. И найдет себе нишу в 24-м году какую-то, если конечно все мы доживем, ЕБЖ вместе с народом. Он немножко такой действительно почти уже дедушка нации. Он им будет, безусловно, если еще посидит несколько лет. И действительно будет находиться в ситуации Франко, когда вокруг него были действительно разные кланы и хочешь либералы, хочешь фалангисты, фашисты и ястребы, голуби.
О. Журавлева― А где же Хуан Карлос?
А. Колесников― Хуана Карлоса нет. В этом принципиальное отличие. Это сильно осложняет ситуацию для страны, для Путина, прежде всего. Страна-то уж ладно, она уже привыкла ко всему. Ей скажут, вот транзитный период, вот преемник, она его как бы акцептирует. Но преемника нет.
О. Журавлева― Я уже не знаю, это называется «зажрались». Вся страна наполнена, как вы сами говорите активистами, любителями Путина, не любителями Путина. Бодрой молодежью, с которой тот же самый Путин встречался. Вот от тех, которые там на елку пришли, которыми так просто управлять и до тех, которые что-то умное ему рассказывали на встречах с молодежью. Есть молодые лица где угодно, начиная от правительства и заканчивая дальними деревнями. Ну и просто есть много энергичных людей, которые периодически где-то на поле выскакивают.
А. Колесников― Слишком много, выбор сложный. А вдруг подведет…
О. Журавлева― А губернаторов вот мы перетасовывали. Тоже каких-то удивительных.
А. Колесников― Вот сейчас возьмут и перетасуют всех заново. Это же процесс бесконечный. Я боюсь, что кадровая чехарда только начало. И те, кто уже назначен… Сейчас же везде, в футболе, в спорте, тренер поработал три месяца, команда проиграла – его снимают. Здесь в той же логике абсолютно. Когда у вас нет институтов работающих, когда у вас нет демократии в буквальном смысле слова, которая бы позволяла ротировать людей в соответствии с правилами на определенный срок довольно длительный. Чтобы человек освоился, поработал в должности какой-то выборной, доказал что-то избирателям. Что он может, чего не может, а его переизбрали потом. У нас же этих институтов нет. Поэтому у нас есть система назначений, сильно персонализированных. В чем еще проблема – в том, что Путин вроде как у нас самовластная такая субстанция, которая довлеет над всем и решает все вопросы. Ручное управление осуществляет, пусть он не все может физически, но априори считается, что он много чего может контролировать и его решения это решения. Тут в последнее время выясняется, что его решения мало что иногда значат.
О. Журавлева― Например.
А. Колесников― И разные игроки могут позволять себе их игнорировать. Самый простой пример – история с тремя резолюциями позитивными в пользу Европейского университета в Санкт-Петербурге. Разобраться, помочь. И так далее. Они разобрались и помогли так, что, в общем, даже те договоренности, которые я так понимаю, были, отобрать лицензию, а потом все-таки вернуть на образовательную деятельность. Эти договоренности не сработали. Потому что ФСБ у нас есть, есть разные люди, которые идеологически мотивированы. Я верю в бескорыстность идеологической мотивации. Не в здании дело. Здание ладно, захватим здание, тоже хорошо. Попутный эффект. Но идеологическая мотивация, когда их мало, но они черт знает что несут с амвона и портят нашу молодежь не многочисленную, но даже вот эту молодежь мы не отдадим им ни в коем случае.
О. Журавлева― То есть вы видите историю именно таковой. Чисто идеологической.
А. Колесников― В бизнесе ситуация похожая, когда серьезным людям отваливают какой-то кусок под их бизнес-контроль. Договариваются, как они называют с «папой», «папа» говорит: да, вот этот человек меня устраивает, пусть он занимается этим конкретным бизнесом. Я не буду сейчас называть, чтобы потом…
О. Журавлева― Чтобы папа не рассказал.
А. Колесников― Это все рассказанные истории. Потом к человеку приходит ФСБ, какие-то контрольные органы, он идет жаловаться туда, говорит, что мы же договорились, дайте мне нормально поработать, мне сказали, что я смогу нормально работать в этом бизнесе. Меня же одобрили. И говорят, да, вы одобрены, все нормально, работайте, странно, что так получается. И опять ему приходят проверки, ФСБ и все такое.
О. Журавлева― Так может быть это система сдержек и противовесов, о которой мы так мечтали.
А. Колесников― Это наша русская система сдержек и противовесов. Но не о ней мы мечтали. Я бы так сказал.
О. Журавлева― На самом деле то, что вы говорите это очень похоже на то, что на самом деле президент уже практически ничего не решает, всем заправляют невидимые старшины, условно говоря. У этой конструкции какая перспектива. Понятно, что никто не будет обижать дедушку нации и у него все будет хорошо. А у остальных?
А. Колесников― Небезопасная перспектива. Потому что слишком много игроков. Если бы даже эти игроки решили, что они должны ставить не на Путина, а на кого-то еще, все-таки должна быть крыша какая-то у них. Они не могут договориться между собой. Во времена Хрущева люди договорились и снесли Никиту Сергеевича. Смогли это сделать. Даже когда помер товарищ Сталин, Хрущев все-таки ухитрился договориться с рядом товарищей, и снес товарища Берия. Сейчас этих механизмов нет. Эти люди недоговороспособны между собой.
О. Журавлева― Как так получилось?
А. Колесников― Система, которая оказалась такой монолитной, оказалась изнутри очень хрупкой, не то чтобы разваливающейся на глазах, но там есть центробежные некоторые силы, которые потом стараются стать новыми центрами силы, что-то о себе такое думают и представляют. Но повторюсь, все-таки пока Путин для них крыша и они от него не отказываются. Более того, все разговоры о том, что Путин «хромая утка», в первый день после инаугурации, это глупость абсолютная. Пока он не сказал этим всем людям, которые друг друга едят поедом, что я «хромая утка», он не «хромая утка», зачем им ему говорить, что я «хромая утка». Они же тут же эту утку пустят в печь. Боюсь, что перспектива эта его не устраивает. Поэтому он едва ли будет раньше 24-го года, 23-го года намекать на то, «хромая утка» он или нет. Пусть догадываются. Пусть работают на благо России дальше, а он уже подумает, как себя назвать после 24-го года. Хоть аятоллой. Работает же схема в Иране, дружественном нам.
О. Журавлева― Но схема работает с некоторыми перебоями.
А. Колесников― Да, но, в общем, там тоже свои есть сложности некоторые. И есть же сейчас версия, что «ястребы» копали под президента Рухани, что даже он им казался слишком либеральным. Они устроили, спровоцировали первые протесты экономического свойства. Но вряд ли ожидали, что протесты экономического свойства тут же конвертируются в политический протест. У нас так не всегда бывает. Россия похожа на Иран. И становится все более похожа на него, но все-таки Россия пока еще не Иран и не всегда экономический протест трансформируется в политический. Размер страны все-таки немножко другой. Хотя Иран большая страна и тоже разнообразная. Так что, устройство этой системы немножко усложняется в силу появления таких центров полусилы…
О. Журавлева― А вот еще про центры.
А. Колесников― Путину будет нелегко.
О. Журавлева― Объясните мне, про спецслужбы вы сказали, что это очень важная вещь. А что касается духовных лидеров. Там есть такие мощные фигуры, которые имеют очень большое значение.
А. Колесников― Мне кажется, что у них там тоже монопольно достаточно все…
О. Журавлева― То есть патриарх и все.
А. Колесников― Я не думаю, что под него там копают всерьез. Но потом с точки зрения спецслужб, спецслужбы это как бы…
О. Журавлева― Хотите сказать: и патриарх тоже.
А. Колесников― Одно из лиц этого режима. И официоз православной церкви тоже одно из лиц, это две стороны одной медали. Эту медаль мы вообще можем представить топологическую, у которой не две стороны, а много-много сторон.
О. Журавлева― Шарообразная.
А. Колесников― Например, да. И там есть и РПЦ, и ФСБ. И в принципе это одно и то же, если огрублять. Кто у нас наверху в списке самых в наибольшей степени заслуживающих доверие институтов. Президент, армия, а дальше 3-4 место по очереди занимает ФСБ и РПЦ.
О. Журавлева― А где же крупный бизнес?
А. Колесников― Где-то там…
О. Журавлева― Между.
А. Колесников― Где-то ближе к концу, потому что он олигарх. Олигархи у нас нехорошие люди.
О. Журавлева― И это говорит человек, который только что наблюдал процесс имени Игоря Ивановича Сечина.
А. Колесников― Да, нехороший. Но так народ считает. Олигархи в целом…
О. Журавлева― Вот, еще появился народ. О народе мы поговорим в следующей части нашей программы.
НОВОСТИ
О. Журавлева― И снова с вами программа «Особое мнение». Вы все-таки вспомнили среди важных сил, которые действуют у нас в стране еще такое явление как народ. Я так понимаю, что это не совсем монолитная, как и элиты. Но происходят ли какие-то изменения. Я знаю, что были исследования, в том числе совместные Центра Карнеги и Левада-центром. О том, каково состояние общества в 17-м году, на что это похоже, чего оно хочет. И к чему стремится.
А. Колесников― Мы делали с Денисом Волковым из Левада-центра исследование о готовности граждан к переменам. Статистически все выглядит очень неплохо, суммарно 83% за перемены. 41% за радикальные перемены, 42 – за нерадикальные. Только 11 не хотят никаких перемен. Но потом начинаются детали, естественно. Детали в частности состоят в том, что радикальных перемен требуют малоимущие. Им просто хочется лучше жить, радикально лучше жить. Потому что они радикально плохо живут. Мы хотя официально считаемся страной со средним уровнем доходов, но бедных у нас многовато все-таки. Страна большая…
О. Журавлева― То есть вот эти 41%, поддерживающие радикальные перемены, это в основном люди, у которых совсем плохо.
А. Колесников― Да, совсем плохо и даже мой коллега Денис называл их отчаявшимися. Они хотят радикальных перемен. И все равно, кто эти перемены произведет. Например, Сталин. Такой абстрактный Сталин. Пусть придет Сталин, расстреляет всех олигархов, раздаст их деньги трудящимся, и тогда заживем. Что касается вообще, в принципе хотел бы быть народ вовлеченным в процесс, народ хочет результат. Дайте нам жизнь хорошую, но не вовлекайте меня особо в ваши игры. Вы чего-то поделайте, не ждите, что мы будем участвовать в этом всем. Готовы ли вы, допустим, жертвовать социальными льготами ради того, чтобы потом когда-то произошли перемены к лучшему. Нет. Большинство не готово. То же самое с пенсионным возрастом пресловутым. Казалось бы, это не очень касается нынешних поколений, это все медленный и нормальный процесс и ничего в этом такого особенного нет. Нет, не надо нам изменения пенсионного возраста. Единственное, к чему готовы – к освоению разных технологий, ради перемен мы готовы осваивать технологии. Причем когда смотришь, градация очень подробная, социальный статус и возраст и все такое прочее. Вот безработные очень готовы к технологическим переменам.
О. Журавлева― То есть они готовы купить айфоны.
А. Колесников― Они готовы купить и долго в нем ковыряться. У них есть на это время. Я немножко огрубляю, но в принципе это так. Вообще когда мы говорим «народ», есть юридическое понятие народа: народ – источник власти. Он должен в соответствии с процедурами конституционными голосовать. Хотя ему не очень это дают опять же в соответствии с той же Конституцией. Есть кандидат, который в соответствии с Конституцией должен быть допущен к выборам. Но нам говорят, что в соответствии с законом, который ниже, правда, по статусу, чем Конституция, он не может быть допущен. Так бывает. Но когда мы ссылаемся на какое-то народное мнение, что народ думает так или как Путин любит говорить «как у нас в народе говорят». В народе так не очень говорят, он действительно очень разный этот народ. Да, есть так называемое большинство, которому обычно все равно, и этот режим держится на индифферентности на самом деле, на безразличии. Но такая ситуация, и ладно. Буду вот так жить, конечно, лучше жить лучше, но не получается. Будем жить так, как есть. А вдруг будет хуже. Пусть лучше Путин будет, и хорошо. В этой логике мы и живем.
О. Журавлева― А что может заставить это большинство что-то предпринять?
А. Колесников― Все, что угодно. Вообще большинство очень быстро меняет свои взгляды. У Ханы Арендт в одной из работ есть такое место, где она обращает внимание на простой факт. Когда был Гитлер и нацистский режим, большинство действительно поддерживало этот режим и искренне или индифферентно, но поддерживало. Между прочим, Гитлер пришел к власти на основе демократической процедуры под названием выборы. Началось все с 30-и с чем-то процентов за. А потом вот, выяснилось, что модель была нехороша собой и потерпела поражение. И Арендт спрашивает в этой работе: а как так получилось, что за один день что называется, в стране не оказалось нацистов. Все оказались большие демократы. И это самое большинство немедленно поменяло модус поведения и фактически взгляды, ну потому что поменялась внешняя среда. Было холодно, стало жарко. Стало жарко – мы снимаем пальто. И остаемся в рубашке. Мы сняли пальто, остались в рубашке. И очень редко бывают в истории моменты, когда действительно есть активная поддержка перемен, как было, например, в перестройку. В силу ясного месседжа мы хотим жить лучше и вот мы четко практически вся нация понимаем, что нужно уйти от коммунизма и жить так, как на Западе. У них там капитализм, значит вперед, к капитализму. Миллионы на улицах, не так как сейчас. А сейчас какой месседж. Антипутинский. Давайте уберем Путина и заживем. Народ может быть где-то в глубине души, какой-то народ в глубине души к этому относится с симпатией, но опасается. А вдруг не заживем. А вдруг вот этот будет еще хуже. Я иногда сам себя, извиняюсь, спрашиваю: Колесников, ты проголосовал бы на ближайших выборах за кандидата Навального например. Ответ: наверное, все-таки «да». Но с чудовищными оговорками, допущениями…
О. Журавлева― Только в случае, если он не победит.
А. Колесников― Нет, почему пусть победит. Но вот оговорок много. Это как мы голосовали в 1996 году за Ельцина. Что пусть будет Ельцин, потому что мы не хотим назад, к Зюганову, мы не хотим неэффективную экономику. В этой логике, конечно, не бывает идеальных кандидатов. Но, правда, очень много оговорок.
О. Журавлева― За Тристана вы голосовать точно бы не стали. Вы не хотите возвращения Госплана.
А. Колесников― Скорее за Изольду проголосовал бы.
О. Журавлева― Ну давайте про Изольду. А Собчак вас что устраивает, и что нет. Чем не кандидат?
А. Колесников― Кандидат для кого-то. Для кого-то не кандидат.
О. Журавлева― Не надо про кого-то. Вы про Колесникова скажите.
А. Колесников― Я не буду. Если Колесников, то Колесников в тяжелейшей ситуации, он не знает, за кого голосовать. И голосовать ли вообще.
О. Журавлева― Типичный представитель народа.
А. Колесников― Абсолютно. Гнилой интеллигенции, золотушной притом. За Собчак – нет, Собчак — это модель для администрации президента…, с одной стороны есть какая-то труба, ангел с трубой женского пола, который трубит какие-то либеральные идеи, это вроде бы неплохо. Вот ниша занята, может пара другая тройка либералов лишних придет на избирательные участки. Явку повысит. Ну и вообще надо показать, что у нас есть такие взгляды, и они не преследуются по закону. С другой стороны у нее большой, как известно антирейтинг. Она многим неприятна и многие люди, которые могли бы в принципе обратиться в либеральную веру, слушая то, что она говорит, они не обращаются в нее, потому что она всем своим видом дискредитирует либеральную идею. Людям не нравится ее вид. Допустим.
О. Журавлева― И вам тоже?
А. Колесников― Это я сейчас рассуждаю как аналитик. А как избиратель – мне она не нравится.
О. Журавлева― Так.
А. Колесников― Как кандидат в президенты, самоназванный либерал, скажем так.
О. Журавлева― То есть чему-то вы там не доверяете.
А. Колесников― Чему-то я так не доверяю. Пчелы что-то подозревают к тому же.
О. Журавлева― И делают какой-то неправильный мед.
А. Колесников― …потом некоторые инсайдеры что-то сказали про то, как это происходило. Притом, что это не умаляет ее достоинств в том смысле, что она смело участвует в этой кампании. В кампании невозможно участвовать совсем уж будучи неискренним человеком. И ей хочется себя капитализировать, может она хочет стать политиком. Ну, невозможно въехать сейчас в политику, не согласовав это с рядом инстанций. Не получив какую-то оферту от кого-то. И акцептировав эту идею. Ну, в общем, понятно, что этот процесс выдвижения Собчак не линейный. Не просто она там пришла и сказала, что вот или к ней пришли из администрации и сказали, что не хотела бы ты. Все сложнее.
О. Журавлева― Ваш любимец Тристан явно не ходил в Кремль спрашивать разрешения.
А. Колесников― Наверное, нет. Хотя я думаю, Кремль порадовался…
О. Журавлева― Ему бы дали.
А. Колесников― Что называется улыбнуло. Вот это «улыбнуло» тоже имеет значение.
О. Журавлева― Короче, вы считаете, что Собчак это проект Кремля.
А. Колесников― Частично. Я бы сказал так: Кремль рад тому, что она стала кандидатом в президенты.
О. Журавлева― Как будто это что-то плохое. Ну, допустим, он рад. И ладно.
А. Колесников― Нет, ничего плохого. Пускай. Просто я говорю о том, что здесь столько нюансов. И есть весы…
О. Журавлева― Может быть это проблема как раз аналитика. Вы слишком много знаете.
А. Колесников― Не уверен, я же свечу нигде не держал. И на самом деле даже держание свечи не спасает от точного аналитического прогноза. Точнее не способствует точности аналитического прогноза. Я бы так сказал.
О. Журавлева― Скажите, пожалуйста, про Грудинина. Сюрприз, новинка. Симпатичен. Может, за него проголосуете. Я хочу просто вам тоже помочь как гражданину.
А. Колесников― Я не буду…
О. Журавлева― Вы бойкотировать будете.
А. Колесников― С моей точки зрения говорит глупости абсолютные. Популистские глупости, которые полностью совпадают в первую очередь с взглядами части окружения того же Путина. Просто когда на все это смотришь, получается, что Путин умнее всех просто. И он больше похож на весы…
О. Журавлева― Что и требовалось доказать.
А. Колесников― Мы пришли к еще одному косвенному выводу неожиданным образом. Вот Грудинин, да, действительно это альтернатива, похожая на Собчак, не в том смысле, что он женщина из высшего общества. А в том смысле, что он альтернатива как бы. Я не верю, что этого человека не согласовывали в администрации президента. Зюганов же туда ходит, сам себя согласовывает. И надо отдать должное Геннадию Андреевичу, очевидно, он решил, что все-таки, наверное, на этих выборах поражение его будет слишком чувствительным не только для него самого, но и для выдвижения в целом. И хотя бы на выборах нужно попробовать другую опцию. Эта опция очень и очень привлекательная для лево-патриотического электората, безусловно. Хороший управленец, который внутри своего предприятия доказал, что можно быть успешным.
О. Журавлева― Тоже немножко Трамп.
А. Колесников― Немножко Трамп. Морда лица у него вполне такая казачья. Хотя кто-то нашел у него там еврейскую бабушку как всегда или прабабушку. Всплывает откуда-то у казаков случайно. Такое бывает. И, в общем, в галстуке ходит. То есть для существенной части населения довольно привлекательная опция. Про национализацию говорит. Вроде бы можно голосовать. Я бы дал ему третье место. Если говорить о прогнозе.
О. Журавлева― Путин, Жириновский, Грудинин.
А. Колесников― Зюганову не обидно, если Грудинин наберет маловато, Зюганов скажет: блин, ну надо было тогда самому выдвигаться. Те же 3-4% набрал. Меня-то пугали, что я совсем никакой. А если можно наберет, ну и о’кей, у левого движения появится новое лицо.
О. Журавлева― Никаких позитивных перспектив вы не видите.
А. Колесников― Абсолютно.
О. Журавлева― Очень грустный аналитик, руководитель программы «Внутренняя политика» Московского Центра Карнеги Андрей Колесников был сегодня со своим особым мнением. Всем спасибо, всего доброго.