Источник: Радио Свобода
"Москва и Тегеран никому не позволят диктовать сценарии политического урегулирования в Сирии". Таков основной итог вчерашних встреч президента России Владимира Путина в Тегеране с верховным лидером Ирана аятоллой Али Хаменеи и президентом Хасаном Роухани. Насколько эти заявления соотносятся теперь с реальностью, после уничтожения турецкими ПВО нарушившего воздушное пространство Турции российского бомбардировщика Су-24 из состава группировки ВВС России в Сирии?
Россия и Иран – главные союзники президента Сирии Башара Асада в войне в этой стране, продолжающейся с 2012 года. По оценке западных экспертов, Россия своими авиаударами в Сирии поражает не столько боевиков террористической группировки "Исламское государство" (запрещена в России), сколько отряды умеренной сирийской оппозиции, которые обучаются американскими инструкторами. Тегеран же постоянно направляет в Сирию тысячи своих военнослужащих.
18 октября вступило в силу соглашение по иранской ядерной программе, предусматривающее постепенное снятие с Ирана экономических и финансовых санкций Совета Безопасности ООН, США и Евросоюза в обмен на сворачивание им программы по обогащению урана. С этого момента режим тегеранских аятолл уже не считается на Западе однозначным изгоем. Тем не менее общение российского президента с Али Хаменеи, во время которого Путин преподнес ему в дар старинный рукописный экземпляр Корана, выглядит для Запада вызывающе в общем контексте последних событий на Ближнем и Среднем Востоке.
Ранее стало известно, что Владимир Путин снял запрет на российские поставки оборудования и технологий для модификации иранского подземного завода по обогащению урана в Фордо и ядерного реактора в Араке. Это был первый визит Владимира Путина в Тегеран с 2007 года, формально – для участия в саммите "Форума стран – экспортеров газа". На переговоры в Иране 23 ноября приехали многие мировые лидеры, выступающие с резко антизападных позиций, например, президенты Венесуэлы и Боливии Николас Мадуро и Эво Моралес, как и ожидалось, разразившиеся в Тегеране антиамериканскими речами.
О том, насколько сейчас Иран способен влиять на войну с террористической группировкой "Исламское государство" на территории Сирии и Ирака, рассуждает консультант программы "Внешняя политика и безопасность" Московского Центра Карнеги Николай Кожанов:
– Иран вступил в войну в Сирии намного раньше, чем Россия. Цель Тегерана – не только борьба с террористическими группировками, но это еще и "прокси-война" со спонсорами некоторых радикальных группировок, которые либо близки по идеологии к группировке "Исламское государство", либо периодически вступают с ним в союз. По этой причине, естественно, диалог с Ираном для России весьма важен.– Какого рода координация между Тегераном и Москвой в этом смысле возможна? Тегеран поддерживает режим Башара Асада. Владимир Путин тоже выступает за сохранение этого режима. Это и есть их главная точка соприкосновения?
– Выживание государственных институтов Сирии на данный момент непосредственно связано с Башаром Асадом. За последние 5 лет он настолько вписал себя в их структуру, что убрать его оттуда сейчас практически не представляется возможным. Вместе с тем как Россия, так и Иран, по крайней мере, большая часть иранского общества точно, согласны, что ради сохранения Сирии как единой страны и чтобы предотвратить ее превращение в рассадник терроризма, Асадом рано или поздно можно пожертвовать. Существует понятие некоей "постасадовской Сирии". Вместе с тем нельзя сказать о том, что в Сирии мы имеем дело с альянсом России и Ирана. С одной стороны, да, страны заинтересованы в координации действий. Выражается это в основном в обмене информацией. Глобального же, эффективного альянса пока не существует, и вряд ли он предвидится. Просто при заинтересованности обеих стран в выживании государственных институтов Сирии движущие факторы, стоящие за этими намерениями, совершенно разные.
Россия, по крайней мере, считает, что противостоит той угрозе, которую представляют для ее стабильности радикальные исламисты. Это также определенный элемент противостояния, конфронтации с западными странами. Для Ирана же это война за утверждение своей роли ведущей региональной державы. Это его опосредованная война с основными региональными оппонентами – Саудовской Аравией и Катаром. А также это война за доступ к своему союзнику – "Хезболле". И эти скрытые факторы приходят в определенное противоречие. Россия не заинтересована в том, чтобы входить в состав этого антисуннитского лагеря, противостоящего Саудовской Аравии и Катару. А Иран не заинтересован в том, чтобы вовлекаться в российские игры с Западом. Потому что достаточно много усилий ему стоило, чтобы начать процесс снятия санкций. И возвращаться опять к конфронтации с Западом Иран совершенно не заинтересован. Поэтому Тегеран и Москва работают весьма осторожно друг с другом, взаимодействуя только там, где это необходимо.
– Вы сказали об осторожности Тегерана, который очень долго добивался заключения соглашения по ядерной программе и рассчитывает на снятие санкций. В то же время Иран покупает у России комплексы С-300. Насколько это может повлиять на отношения Тегерана с Западом? Зачем Ирану нужны такие комплексы?
– Иран стремится к снятию санкций, к налаживанию отношений с Западом, но эти отношения будут налаживаться выборочно. То есть говорить о некоем политическом диалоге на данный момент не приходится и, в принципе, при жизни нынешнего верховного лидера, я думаю, не придется. Иран заинтересован в западных деньгах, в западных инвестициях. При этом Западу он категорически не доверяет, по крайней мере та часть политической верхушки Ирана, которая на данный момент задает тон. Но вместе с тем Иран также еще и государство, которое претендует на особый региональный статус. И, соответственно, для державы, которая стремится к ведущей роли в регионе, необходимо иметь эффективную армию, хорошо вооруженную, обученную. В Тегеране нет иллюзий, что даже после снятия санкций, европейцы либо американцы будут помогать ему на этом направлении. И здесь естественным образом вступает Россия. Опять же, я бы сказал, что делать большой трагедии из поставки С-300 в Иран не стоит. По большому счету, это оружие носит оборонительный характер и баланс сил в регионе изменить сможет едва ли. Да, оно действительно затруднит, возможно, действия израильской авиации. Но, скажем, для американцев это вопрос, условно говоря, еще одного авианосца в водах Персидского залива.
– Владимир Путин в Тегеране встречался и с президентом Роухани, и с верховным духовным лидером аятоллой Али Хаменеи. Встреча с Хаменеи носила больше символический или практический характер?
– Иран – одна из крупнейших стран в регионе Ближнего и Среднего Востока. И мы имеем дело именно с восточной страной, где церемонии и формальности играют большую роль. По этой причине, действительно, встреча с верховным лидером во многом носила показательный характер, подчеркивающий высокий уровень отношений между Россией и Ираном. С другой стороны, необходимо также понимать, что в системе внутриполитических взаимоотношений духовный лидер – это фактически первый человек в стране. Президент играет вторую роль. Без благословления верховного лидера Ирана ни один внешнеполитический вопрос, да, по сути дела, и внутренний вопрос, решиться не может. Так что можно говорить и о практическом характере этой встречи тоже.