Башару Асаду удалось доказать международному сообществу свою устойчивость

В связи с обострением арабо-израильского конфликта и нестабильностью в Египте военное вмешательство иностранных государств в дела Сирии стало гораздо менее вероятным, т. к. подобная интервенция сделает ситуацию на Ближнем Востоке совершенно неуправляемой. Однако в отношении Ирана по-прежнему вполне возможен не только мирный, но и военный вариант решения проблемы.

 Нана Ваграмян, Андрей Рябов
Автор
Armenia Today
 on 1 декабря 2012 г.
Российская Федерация включила Фонд Карнеги за международный мир в список «нежелательных организаций». Если вы находитесь на территории России, пожалуйста, не размещайте публично ссылку на эту статью.

Источник: Armenia Today

Сегодня много говорится о возможности военного вмешательства Турции в ситуацию в Сирии. По Вашим оценкам, насколько это возможно с учетом создавшейся ситуации и как возможное вторжение Турции может сказаться на регионе в целом?

Лично я считаю, что вероятность вторжения Турции не очень велика, прежде всего потому, что в этом случае Турция столкнется с новыми колоссальными проблемами, в первую очередь с эскалацией курдской проблемы. Это и так наблюдается в юго-восточных регионах, турецкое руководство уже сделало соответствующее заявление о том, что расширяется зарубежная помощь РПК, в том числе из Западной Европы. По этой причине втягивание в военные действия со страной, где проживает большая курдская община, которая в настоящее время поддерживает действующие власти в лице президента Асада, лишь усилит эти проблемы для Турции. С учетом внутренних проблем в Турции риски становятся непросчитываемыми. Поэтому я сомневаюсь, что турецкое руководство, которое стремится рационально оценивать ситуацию, готово к такого рода рискам. То есть в большей степени я считаю подобное развитие событий маловероятным.

Что касается возможности коалиционного вмешательства в ситуацию в Сирии, то еще несколько недель назад подобная картина выглядела вполне реально, тем более мы уже имели опыт с ливийским сценарием, когда внутренний конфликт интернационализировался в международное участие. Но мне кажется, что события последних недель – новая вспышка арабо-израильского конфликта в Газе и нестабильность в Египте – будут удерживать от подобного решения, потому что в обратном случае Ближний Восток вообще утрачивает какую-либо управляемость. И не просто утрачивает управляемость, но подчас даже для специалистов становится трудно понять, откуда и как происходит активизация конфликтов. Поэтому для западных стран, с учетом возрастающих рисков, стабилизация, пусть на низком уровне, в новой ситуации будет лучше, чем попытки с помощью различного рода конфликтов создать новую реальность. И мне представляется, что эта новизна последних двух недель связана с расширением сферы нестабильности – арабо-израильский конфликт, который все еще не улажен, зафиксирован, но до какой-то договоренности еще далеко, а также ситуация в Египте – коренной стране региона, поскольку, если Египет выходит из-под контроля, говорить о какой-то стабилизации сложно.

Можно ли в свете сложившихся в последние недели новых реалий утверждать, что для Башара Асада критический этап преодолен?

На этот вопрос сложно дать однозначный ответ. Я не стану утверждать, что критический этап преодолен, но Башару Асаду удалось кое-чего достичь. Асаду удалось доказать международному сообществу свою устойчивость. Когда начиналась эта кампания, многие очень авторитетные специалисты, которые знают эту страну, работали там, утверждали, что его время истекло и эта ситуация – вопрос нескольких месяцев. Но теперь даже эти специалисты вынуждены признать, что, в отличие от других арабских лидеров, столкнувшихся с проблемами внутренней нестабильности, Асад оказался устойчивым. И не только в военном, но и в политическом смысле. Очевидно, что одними военными средствами гражданские войны не выигрывают, необходимо создать также политическую коалицию в свою поддержку. Он такую коалицию создал, и это уже его значительный выигрыш, который позволяет создать поле для маневров.

Кроме того, ему удалось показать, что в сирийской оппозиции, которую частично признали страны ЕС, очень сильно влияние радикальных исламских экстремистов. И это опять-таки заставляет по-иному относиться к ситуации. Тот же самый Израиль уже делает акцент. К примеру, Вы помните, в недавней акции, когда вооруженные силы Израиля были вынуждены вести заградительный огонь. К сожалению, не все СМИ указали, против кого они вели заградительный огонь. Нет, не против вооруженных сил Сирии, а против исламских экстремистов. Это очень важно.

То есть опять-таки, остерегаясь каких-то долгосрочных выводов, поскольку ситуация меняется быстро, я хочу лишь сказать, что образовались некоторые новые возможности, в том числе и для Сирии. Какие? Сказать сложно. Однако того черно-белого видения ситуации, которое было несколько месяцев назад, уже нет.

На фоне описанных Вами новых реалий возможно ли, что изменится и ситуация вокруг Ирана? Иными словами, снижают ли эти процессы вероятность попыток силового решения проблемы?

Сложный вопрос. Казалось бы, логика последних событий действительно диктует необходимость занять более умеренную позицию в отношении Ирана. Но мне пока не видится, что в отношении Ирана произошли какие-то подвижки в направлении более умеренных подходов.

Я думаю, многое будет зависеть в первую очередь от новых акцентов, которые будут в политике американской администрации. Мы пока не знаем, каков будет состав администрации, очевидно, что будет очень большое обновление; президент уже не связан с задачами переизбрания и будет более свободен в каких-то вопросах, в каких-то, наоборот, ограничен республиканским большинством. И, тем не менее, мне кажется, что в ближайшие месяцы администрация Обамы будет ставить акцент на экономические санкции. Тем более что эффект этих санкций ощутим. Дальше все будет зависеть от того, как иранское руководство будет реагировать на эти санкции – смягчит ли свою позицию, даст ли сигналы о готовности что-то обсуждать или наоборот – ужесточится. Пока это сложно понять, поскольку из Ирана идут разные сигналы – президент занимает жесткую позицию, другие структуры намекают на возможность какой-то гибкости. Это второй аспект. А третий – выборы в Израиле. Ситуация опять-таки будет зависеть от расклада, а также от позиции политических партий – в какой степени они будут реагировать на ситуацию вокруг Ирана: более воинственно или играть на снижение конфликта.

Но мне представляется, что при всей общности с проблемами Ближнего Востока тема Ирана все-таки стоит особняком, она занимает самостоятельную позицию. Поэтому сегодня оба варианта – как мирный, так и военный, – к сожалению, возможны. Думаю, что в течение ближайшего года ситуация приблизится к развязке, то есть станет понятно, будет ли проблема решаться посредством сложных долгих переговоров или возможность военного решения возрастет. Сейчас оба варианта равнозначны. Но факторы, которые могут на это повлиять, – новая американская политика, как ИРИ будет реагировать на экономические санкции и какая внутриполитическая ситуация сложится в Израиле. В том числе здесь история с ХАМАСом также будет играть большую роль, потому что она может по-разному подействовать на общество Израиля. Там могут воспринять это как превентивную акцию Ирана, хотя многие востоковеды это отрицают, но есть и такие, кто заявляет, что Иран пытается превентивно поставить в тяжелое положение своего главного оппонента и тем самым связать ему руки. Как в Израиле отреагируют на это? Возможно, реакция будет мирной и будет сделана ставка на какие-то попытки переговоров, возможно через третьи страны, при посредничестве США или других государств. Но возможно также усиление воинственных настроений. “С Ираном надо покончить, иначе будет хуже” – именно такую позицию официально занимает нынешнее правительство Израиля.

Спасибо за интервью.

Оригинал интервью

Фонд Карнеги за Международный Мир как организация не выступает с общей позицией по общественно-политическим вопросам. В публикации отражены личные взгляды автора, которые не должны рассматриваться как точка зрения Фонда Карнеги за Международный Мир.