Экономическая политика в России напрямую связана с электоральными циклами. И выборы 2021–2024 годов – одни из самых важных для российской власти – вряд ли будут исключением. А это значит, что большинство принимаемых решений на горизонте 2020–2024 будут так или иначе определяться электоральными целями, фантомами и страхами.
В предстоящие четыре года перед властью стоит нетривиальная задача: с одной стороны, сохранить собственную устойчивость, драматически не нарушая сложившегося баланса сил, с другой – выполнить национальные цели, обозначенные в майском указе президента. Их достижение требует иной модели экономического роста, а значит, и экономической политики другого качества.
Стремительное повышение пенсионного возраста и налога на добавленную стоимость, которое власть провела через три месяца после президентских выборов 2018 года, в электоральной оптике объясняется так: все непопулярные решения следует принимать в начале нового срока. Тогда к очередным большим (парламентским или президентским) выборам от него останутся только воспоминания.
Цена этих мер оказалась чрезвычайно высокой: рейтинги президента и «Единой России» откатились на докрымские уровни, правительства – до исторического минимума. Повышение НДС отразилось на инфляции (правда, не так сильно, как предполагалось), и это было одной из причин того, что Центральный банк осторожно снизил ключевую ставку. Все это отразилось на экономическом самочувствии инвесторов и населения.
Хорошая новость тут в том, что из-за близости больших выборов власть, скорее всего, воздержится от любых резких действий в экономической политике, разве что попробует чуть подправить конъюнктуру. Плохая новость: для экономики это означает консервацию текущего состояния еще по крайней мере на два года. Есть риск, что к транзиту 2024 года президент Владимир Путин придет с невыполненными обещаниями, правительство – с заваленными KPI, а население – еще сильнее обеднев.
Заграница не поможет
В ближайшие годы не приходится надеяться, что улучшение конъюнктуры на мировых рынках поможет вывести российскую экономику из застоя. Наоборот, извне исходят основные экономические риски, как указывает Центробанк в свежем обзоре финансовой стабильности. Обострение торговой и геополитической напряженности (в первую очередь – торговой войны США и Китая) ведет к замедлению глобального экономического роста. По оценкам МВФ, его темпы могут снизиться до 3% – впервые после кризиса 2008–2009 годов. Для России это означает снижение спроса на экспортные товары и, как следствие, негативное влияние на динамику экономики.
В отличие от Китая, где режим Си Цзиньпина пока укрепляется, США вступают в активную фазу президентской избирательной кампании. Второй срок Дональда Трампа возможен, но не гарантирован. Торговые войны в интересах избирателей промышленных и колеблющихся штатов администрация Трампа ведет не только на китайском, но и на европейском направлении. Демократическая партия сосредоточена на процедуре импичмента действующего президента США и пока не может представить альтернативного Трампу кандидата.
В накаленном добела медийном пространстве практически любые переговоры русских с американцами будут восприниматься через призму «вмешательства в выборы-2020». Если такое вмешательство действительно будет доказано, Москву ждет жесткий Deter Act с суровыми санкциями в отношении госдолга и энергетических проектов.
Недовольные Трампом европейцы тоже вряд ли придут к консенсусу и начнут самостоятельные переговоры об ослаблении санкционного режима. Это означает, что позитивных внешних сигналов для российской экономики можно не ждать как минимум до конца 2020 года.
Электоральный капкан
Внутри страны ситуация тоже не радужная. Успехи экономической политики правительства пока остаются в области риторики. С учетом приближающихся парламентских выборов коридор решений драматически сужается. Формально до выборов еще остается более полутора лет, но де-факто страна вступает в электоральный период уже сейчас, о чем говорили в конце ноября на съезде «Единой России» президент Путин и премьер Медведев.
Текущая политэкономическая модель, нацеленная прежде всего на накопление резервов и консолидацию бюджета, консервирует темпы роста в районе 1,5–2% ВВП ежегодно. Расползающееся регулирование и активность силовиков сужают простор для частных инвестиций. Эффективность расходования бюджетных средств тоже под вопросом: выполнение национальных проектов в этом году идет крайне медленно, и это вряд ли изменится в будущем. В итоге – экономический рывок невозможен.
В Кремле с негативными последствиями экономической стагнации собираются бороться усилением контроля над медиа. «Нам нужна возможность влиять на Google, если первыми в выдаче будут стоять ссылки на умное голосование Навального», – формулирует стратегию победы в 2021 году чиновник администрации из блока Сергея Кириенко.
Политики особого типа
Самоустранение президента от экономических вопросов, которое становится все заметнее, оставляет пространство для маневра политикам особого типа. Их ставка – сформулировать новый экономический курс, который, возможно, будет позволено претворить в жизнь. Если повезет, то претворять будут в статусе премьера, а то и президента (при условии, что в 2024 году Путин решит оставить Кремль).
В этой логике становится понятно, почему министр экономики Максим Орешкин нападает с критикой на Центральный банк и руководителя Счетной палаты Алексея Кудрина, а замглавы президентской администрации Сергей Кириенко принимает активное участие в совещаниях по сугубо экономическим вопросам.
Прагматик Орешкин четко проводит границы: экономическая политика – это про льготы, стимулы и субсидирование, международные рейтинги. Также это про ослабление регулирования, но только там, где нет пересечений с силовиками. Трансформация делового климата – это про подключить предприятие к электросетям за 10 дней, а не за месяц. А вот то, что бизнес (с электричеством или без) могут отнять – уже не компетенция правительства, действия силовиков и контролеров не ловятся эконометрическими моделями.
Очередное предложение Орешкина по «управлению совокупным спросом» – это не столько выезд на полосу Центробанка, сколько попытка предложить свой экономический курс. Такой курс, где денежные власти (Минфин и Центробанк) будут действовать под присмотром Минэкономразвития. То есть это попытка расширить свои полномочия.
Политической карьере Орешкина нужен рост 3% ВВП любой ценой, хотя министр понимает, какой может быть цена такого роста в те годы, которые последуют после 2024-го. Но только с таким ростом он сможет предложить президенту максимально комфортные экономические условия транзита.
План Орешкина – любыми средствами добиться 7% роста номинального ВВП при инфляции 4%. Понятно, что щедро розданные кредиты могут пойти на оплату импорта, что не очень поможет экономическому росту, а темпы инфляции и роста реального ВВП могут сложиться совсем в другой комбинации. Но если план сработает – Орешкин в дамках. Если нет – за недостижение целей, поставленных президентом, не увольняют.
Свой план прорыва есть и у Сергея Кириенко, немного иной, чем у Орешкина. С точки зрения Кириенко, экономические модели пусть остаются у экономистов. Его задача – собрать такую машину, которая при помощи технологий цифровой цивилизации (дистанционных блокировок, искусственного интеллекта, умелого таргетирования, манипуляции большими данными) позволит управлять поведением экономических агентов и избирателей разом.
По сути, он хочет свести государственное управление к управлению самоощущениями и ожиданиями. Эта машина редуцирует функции государственного аппарата, развернутые к гражданам, до узко понятых услуг. И полностью переключится на каждодневное управление поведением населения.
Если модель транзита Орешкина можно назвать «электоральной мобилизацией», то модели Кириенко больше подходит обозначение «цифровая эзотерика». Кириенко предлагает президенту не решение проблемы 2024 года, а решение вообще всех проблем лет на двадцать вперед.
Для воплощения кириенковской модели многим придется пожертвовать: президенту придется собственными руками расчистить «Лидерам России» путь к должностям и ресурсам, иначе цифровая изоляция не будет иметь достаточного количества новых адептов. Также нужно будет что-то решить с силовиками, которые грубыми действиями нарушают работу тонко настроенного конвейера производства другой, успешной и молодой России волонтеров и менеджеров, студентов и ученых, спортсменов и патриотов.
Выборы в Думу 2021 года можно считать репетицией, но не столько самих президентских выборов, сколько модели построения новой коалиции большинства. В каком-то смысле выбор выглядит привычно: пропаганда или «вертолетные деньги». А значит, если конъюнктура сложится удачно, президент Путин может согласиться и на то, и на другое.