За последнее десятилетие Россия усилила свои позиции во всем Средиземноморском регионе и на прилегающих территориях — от восточного побережья Средиземного моря до Северной Африки, а также, во многих аспектах, в Турции. Судя по последним действиям России, ее приоритеты вращаются вокруг четырех основных осей. Это (1) расширение российского присутствия в энергетическом секторе; (2) постоянное военное присутствие РФ в Сирии и борьба с исламским экстремизмом; (3) сотрудничество с Турцией ради достижения Москвой ее дальнейших стратегических целей; и (4) повышение эффективности российского военного присутствия в регионе за счет размещения небольших баз и переброски военных сил с одной базы на другую.
Поведение России на этих территориях заставляет НАТО и ЕС решать новые задачи, особенно принимая во внимание постепенное закрепление российских военных сил в Сирии, Ливии и Судане, а также российское участие в турецкой противоракетной обороне. Дело не ограничивается Средиземноморским бассейном, а затрагивает еще и Черное море, Восточную Европу и Африку.
Если оценивать ситуацию с учетом преобладающего в России мнения о том, что НАТО намеревается окружить страну, деятельность Москвы в Средиземноморском регионе определяется сочетанием оборонительной стратегии и ее вновь возникшего стремления утвердить свое присутствие на мировой арене. НАТО и члены альянса должны воспользоваться возрождением трансатлантических отношений, чтобы более решительно реагировать на политику РФ в нескольких областях.
Информация, которая легла в основу этой статьи, получена из открытых источников. Данный анализ не является попыткой теоретически рассмотреть стратегию России в Средиземноморском регионе: его задача — попытаться эмпирически осмыслить многочисленные действия страны в различных сферах.
Что говорит поведение России о ее политических приоритетах
Действия России в Средиземноморском регионе и вокруг него можно считать инструментами, выбранными страной для соперничества с ЕС и НАТО на их южном фланге. Москва добивается успехов благодаря своему традиционно сильному энергетическому сектору и недавно модернизированным военным силам, но за пределами этих двух секторов ее влияние ограничено финансовыми возможностями.
Энергетическая политика
Долгое время именно энергетическая политика была ключевым элементом геополитического влияния России в мире. В 2013 году МИД России утверждал, что цель России в области энергетики — «[усилить] стратегическое партнерство с главными производителями энергоресурсов при активном развитии диалога с потребителями и странами транзита».
Аналитики уже давно утверждают, что энергоресурсы — главный двигатель политики Москвы в регионе. По словам одного из экспертов, «у России множество причин продвигать свои интересы в Восточном Средиземноморье <…> В числе ее главных целей в регионе <…> повышение мировых цен на энергоносители. Российская экономика уже многие десятилетия во многом держится на экспорте нефти и газа».
Эта стратегия действительно нацелена в первую очередь на Средиземноморский регион, но у нее есть и другие составляющие: снижение зависимости от Украины в деле поставок газа в Западную Европу; недопущение реализации Европейским союзом стратегии диверсификации энергетики; создание нового газового коридора в Юго-Восточную Европу с помощью газопровода «Турецкий поток».
Часть стратегии России в Средиземноморье — закрепиться в странах, где началось освоение новых источников энергии. В Египте Россия купила у итальянской Eni 30 % акций в офшорном газовом месторождении Зохр, крупнейшем в Восточном Средиземноморье. В Ливане российская компания «НОВАТЭК» приобрела 20 % акций совместного предприятия по газовой разработке, где итальянской Eni и французской Total принадлежит по 40 %. В то время как разработка сирийских запасов в основном приостановлена из-за гражданской войны, Россия участвует в нескольких нефтяных и газовых проектах в иракском Курдистане.
В Алжире «Газпром» занимается разведкой месторождений углеводородов. Но самые высокие ставки со времен правления Муаммара Каддафи Россия сделала на Ливию. Военная поддержка, которую Россия в последнее время оказывает силам генерала Халифы Хафтара на востоке и юге страны, и красная линия «Сирт — Аль-Джуфра», проведенная при поддержке российских сил в 2020-м, имеют не только стратегическое, но и энергетическое измерение.
В Турции Москва уже давно стала основным поставщиком газа, и энергетическая зависимость страны от России резко усилилась к 2020 году вследствие ввода в эксплуатацию «Турецкого потока» — газопровода, обеспечивающего газом Турцию и Юго-Восточную Европу, — а также в связи со строительством АЭС «Аккую», которая будет принадлежать России и должна заработать в 2023 году под ее управлением. И хотя зависимость Турции от соглашений с Москвой снизилась, Россия, скорее всего, останется важным игроком в турецком энергетическом секторе.
Однако в том, как Россия использует энергетическую политику во внешнеполитических целях, есть и слабые места. Российская экономика в значительной степени зависит от продажи энергоресурсов, и, соответственно, колебания цен на нефть и газ влияют на экономические возможности государства. Торговля сжиженным природным газом существенно меняет международные энергетические рынки, а спровоцированная коронавирусом рецессия и экологизация экономики приведет к продолжительному спаду спроса на энергоресурсы в странах Западной Европы. Кроме того, у России появились мощные конкуренты — производители газа и нефти в лице Ирана и королевств Персидского залива.
Все это позволяет говорить о том, что энергетическая политика России, вероятнее всего, так и останется важнейшим компонентом присутствия страны на мировой арене, особенно в регионе Средиземноморья. Но Москве придется реагировать на быстрые сдвиги в газовом секторе и на такие политические обстоятельства, как стабилизация и восстановление в Ливии.
Постоянное многоцелевое присутствие России в Сирии
Сирия уже давно, еще со времен Советского Союза, пользуется поддержкой России в военно-технической и военной областях, что особенно проявилось во время правления Хафеза Асада в 1971–2000 годах. Эти отношения вышли на новый уровень после начала гражданской войны в Сирии в 2011 году и постепенного ухода США с Ближнего Востока.
Первой и главной задачей российского военного вмешательства в сентябре 2015 года было спасение армии сирийского президента Башара Асада. Москва сделала ровно это, заодно дав понять западным лидерам, что у России тоже есть друзья, что она заботится о них и не допустит их падения по воле Запада. Точно так же Москва выражала крайнее недовольство действиями западных держав по отношению к Каддафи в Ливии в 2011 году — по ее мнению, они вышли за рамки мандата ООН, и в результате Россия потеряла союзника и клиента; кроме того, Москва опасалась, что в будущем Запад может организовать цветную революцию уже в России.
Второй целью России являлось создание передовой военной базы на Ближнем Востоке. Москва быстро переоборудовала сирийский гражданский аэропорт Латакия в успешно функционирующую — хотя и скромную по американским меркам — военную авиабазу, переименовав аэропорт в «Хмеймим», а также стала значительно активнее использовать свою военно-морскую базу в Тартусе. Это позволило России начать интенсивные военно-воздушные операции, в том числе против повстанцев, угрожающих перекрыть жизненно важное дорожное сообщение между Латакией и Алеппо и Дамаском и Алеппо. Как заявил министр обороны России в декабре 2017 года, обе эти базы будут расти и развиваться, что соответствует долгосрочным планам Москвы в регионе и по отношению к НАТО.
Военное вмешательство России в Сирии послужило более масштабным геополитическим целям: оно продемонстрировало, что у Москвы достаточно военной мощи, чтобы в критической ситуации быстро действовать согласно собственным интересам вне зависимости от действий других крупных держав. Кроме того, в ходе операции в Сирии Россия развернула гораздо более мощные военные силы, чем того требовала борьба с повстанцами: в арсенал вошли системы С-400, крылатые ракеты, запускаемые с воздуха и с кораблей в Каспийском и Средиземном морях, а также система перехвата воздушных целей над частью территории Сирии. Чтобы осуществить эту военную кампанию, Россия организовала на море постоянную мощную систему снабжения в турецких проливах, которую некоторые называют «Сирийским экспрессом».
Российское вмешательство в Сирии показало, что Москва существенно повысила свою способность развертывать свои силы и средства за рубежом. Ничто не помешало российским войскам обеспечить себе доступ к Средиземноморскому региону по морю и воздуху, когда это стало соответствовать политическим и военным приоритетам. Не ограничиваясь спасением режима Асада, Россия сделала своим стратегическим приоритетом укрепление позиций против НАТО в буферной зоне на южных рубежах страны. Сегодня этот приоритет по-прежнему является руководящим принципом политики России в Средиземноморье и, вероятно, не потеряет свой значимости в обозримом будущем.
Демонстрация Россией своих боевых возможностей явилась еще и своего рода презентацией достижений российской военной промышленности на Ближнем Востоке и в Персидском заливе, где конкуренция на рынке вооружений очень высока. Россия смогла показать свои системы вооружения — истребители, крылатые ракеты, средства радиоэлектронной борьбы, и это сработало как эффективная реклама ее военной промышленности, что подтверждает продажа российских истребителей Су-35 Египту.
Российское вмешательство в Сирии отчасти связано с тем, что власти РФ давно опасаются роста исламского экстремизма на своей территории, особенно среди жителей Чечни, Дагестана, Ингушетии, мусульманских анклавов и выходцев оттуда. Как ни парадоксально, но то, что значительное число российских мусульман вошли в ряды так называемого Исламского государства (запрещено в РФ) в Сирии и Ираке, снизило риск роста экстремизма в самой России. В перспективе Москва, скорее всего, хочет предотвратить возвращение этих бойцов на территорию России.
Кроме того, считается, что дипломатическое вмешательство России после мощной химической атаки, предпринятой режимом Асада в 2013 году, пошло на пользу и Дамаску, и Москве. Как пишет один аналитик, «роль, которую Россия сыграла в избавлении сирийского режима от военного вмешательства нерешительных западных держав, считается серьезной победой [российской] дипломатии, утвердившей РФ в качестве важного игрока на Ближнем Востоке».
Отношения России и Турции
Для успешной реализации своей энергетической стратегии в Европе и военно-политической стратегии в Сирии России нужно было наладить плотное сотрудничество с Турцией. Но в отношениях Москвы и Анкары есть и другие аспекты.
Газопровод «Турецкий поток» — вместе с «Северным потоком — 1» и «Северным потоком — 2», связывающими Россию и Германию через Балтийское море, — обеспечил возможность обойти территорию Украины и таким образом сохранить за Москвой позицию ведущего поставщика газа в Западную Европу. Правительство Украины лишилось части транзитных сборов, а привлекательность газопроводов, которые поставляют через Турцию газ из Средней Азии, снизилась.
На сирийском направлении отношения России и Турции складываются относительно непросто, поскольку у этих двух стран противоположные политические цели. Москва стремится восстановить контроль режима Асада над всей территорией, в то время как Анкара выступает за отстранение Асада от власти.
И все же разнообразные дипломатические контакты в 2016 году, мирные переговоры в Астане в 2017-м и сочинское соглашение 2019 года привели к тому, что Москва дала согласие на несколько военных операций Турции в Сирии: «Щит Евфрата» в 2016 году, «Оливковая ветвь» в 2018-м, «Источник мира» в 2019-м и «Весенний щит» в 2020-м. Отношения развивались на фоне серьезных военных инцидентов — так, в ноябре 2015 года ВВС Турции сбили российский бомбардировщик, а в феврале 2020-го авиаудар России и Сирии подорвал боеспособность целого турецкого мотопехотного батальона в провинции Идлиб.
Несмотря на неоднозначность этих отношений, можно утверждать, что в Сирии Россия до определенной степени полагалась на Турцию, члена НАТО, — об этом говорит, например, создание объединенных русско-турецких патрулей после того, как Анкара договорилась с администрацией бывшего президента США Дональда Трампа о частичном выводе американских спецподразделений. Значительное присутствие в Сирии турецких сухопутных войск позволило России ограничить свое военное присутствие воздушными и морскими силами, защитой войск, а также патрулированием, которое проводится российской военной полицией совместно с подразделениями турецких сухопутных войск.
Еще одним ключевым событием стала попытка военного переворота в Турции 15 июля 2016 года. Для России это был переломный момент, открывший новые возможности для укрепления военно-политических отношений двух стран. После попытки переворота Россия, как и все западные державы, поддержала турецкого президента, но Москва не стала критиковать возможные нарушения закона, последовавшие за неудавшимся захватом власти. Восьмого августа 2016 года российский президент принял своего турецкого коллегу в Санкт-Петербурге. За несколько дней до этого автор этой статьи предположил, что попытка захвата власти может вдохновить Россию на «судьбоносный шаг, который поможет отдалению Турции от Запада — в рамках более широкой геополитической перенастройки». Это и в самом деле стало началом оппортунистского сближения интересов, венцом которого можно считать доставку и размещение в Турции систем ПВО российского производства в 2019 году. В широком смысле первая продажа российского оружия в Турцию ознаменовала новую эру: Анкара стала постепенно расходиться с атлантическим альянсом.
Если добавить к общей картине соответствующие позиции России и Турции по конфликтам в Ливии, спорным территориям Нагорного Карабаха, Восточной Украине и Крыму, отношения Москвы и Анкары в Средиземноморском регионе и за его пределами можно описать как неожиданную комбинацию сотрудничества и управляемых расхождений, или, как это иногда называют, конфликтного соглашательства. Если между РФ и НАТО не произойдет крупного конфликта в другом регионе, эта модель сотрудничества России и Турции, скорее всего, сохранится в Сирии в ближайшем будущем.
Экономическое и военное присутствие России в Средиземноморском регионе
Не считая энергетического сектора, экономические позиции России в Средиземноморском регионе также сильны (см. карту 1), особенно на Кипре, где Россия наиболее активно действует в таких областях, как туризм, банковское дело и недвижимость. Суда Военно-Морского Флота РФ заправляются в порту Лимасола. Россия и Кипр заинтересованы в поддержании прочных политических отношений.
Россия долгое время сохраняла в Восточном Средиземноморье военное присутствие, в том числе военные базы в Египте (до 1972 года). Затем Москва существенно его сократила, оставив только небольшой военно-морской пункт снабжения в сирийском городе Тартус. Сейчас Россия возвращается к более амбициозному присутствию — как пишет один обозреватель, «с твердым намерением вести затяжную игру против НАТО в Восточном Средиземноморье». Между тем «непоколебимая вера Москвы в то, что Запад хочет взять страну в кольцо, продолжает определять ее представления и действия, включая нынешнее наращивание сил в Средиземноморье». Эта оборонительная стратегия начинается в Черном море, распространяется на Сирию и Восточное Средиземноморье и достигает стран Африки к югу от Сахары и Красного моря.
Средиземноморье — наиболее подходящий район для реализации военно-морской стратегии России. Не имея возможности бросить вызов ВМС США, Россия выбирает соперничество на ограниченной территории. Как сказал один аналитик, «для России регион Средиземноморья стал символом более масштабного противостояния Москвы и Вашингтона. Наращивая военно-морские силы, Россия надеется ограничить доступ НАТО к региону, защитить южные рубежи страны и помочь настоящим и будущим государствам-клиентам в регионе». Тот же аналитик считает, что по экономическим причинам «курс Москвы на развитие и усиление средиземноморской эскадры <…> является гораздо более достижимой целью, которая хорошо согласуется с внешнеполитическими целями России в регионе».
Что до стратегии Москвы в воздушном пространстве, то, не создавая такую же мощную инфраструктуру, как турецко-американская авиабаза Инджирлик, Россия предпочла более быстрые и практические меры. К ним относятся переоборудование гражданского аэропорта Латакия в военную базу, захват объектов, оставленных американскими спецподразделениями в северо-восточной Сирии, и восстановление военно-воздушной базы Аль-Джуфра в Ливии.
В целом Россия реализует очень последовательную стратегию в том, что касается ее оборонительной позиции по отношению к НАТО. Сейчас Москва разместила системы ПВО в Крыму, Абхазии и Сирии, при этом, судя по всему, сохраняя определенный контроль над С-400, проданными в Турцию. Это расширяет буферную зону на южных рубежах России, включая Черное море и регион Восточного Средиземноморья.
Последствия за пределами Средиземноморья
Российские воздушные и морские военные базы дополнительно способствуют развертыванию ее вооруженных сил за границей. Напористость России в Средиземноморском регионе серьезно сказывается и за его пределами. Это касается не только соседних с регионом стран, таких как Ливия и Судан, но и всей НАТО, а также места России на международной арене.
Сирия как первый шаг
Разумно предположить, что Россия обосновалась в Сирии надолго. В этом случае сотрудничество с Турцией и дальше будет иметь решающее значение. Если российским военным самолетам можно будет летать над Анатолией — по похожему маршруту летели VIP- и гуманитарные рейсы 22 декабря 2019 года и 29 марта 2020 года — протяженность полета из России (конкретно с Военного аэродрома Чкаловский) в Сирию (Хмеймим) существенно сократится — примерно с 3600 километров (путь над Каспийским морем, Ираном и Ираком) до 2350 километров.
В таком случае использование Хмеймима как промежуточного звена для проведения операций в Ливии позволит России сократить длину маршрута примерно с 5500 до 4300 километров, то есть на четверть.
Скорее всего, Россия продолжит пользоваться своими постоянными базами в Сирии — военной авиабазой Хмеймим и военно-морской базой в Тартусе, одновременно повышая мобильность воздушных и морских боевых единиц, стянутых с «домашних» баз и регулярно подвергающихся ротации. Такая формула перемещения войск обеспечивает России оптимальное соотношение затрат и выгод.
В этом стратегическом контексте прекращение гражданской войны в Сирии в результате многостороннего диалога, скорее всего, не так уж беспокоит Москву. Наоборот, хорошие отношения с Асадом позволят Москве не только развивать свою военную инфраструктуру в Сирии, но и сдерживать здесь Иран и Турцию.
На очереди Ливия и Судан?
Россия может создать постоянную военную базу в ливийской Аль-Джуфре и разместить там высокотехнологичные вооружения, и это уже будет иметь серьезные последствия для НАТО и ЕС. Цитируя генерала Африканского командования Вооруженных сил Соединенных Штатов, «если России удастся закрепиться в Сирии и, что еще хуже, разместить там ракетные системы большой дальности, это станет поворотным моментом для Европы, НАТО и западных стран». Кроме того, наличие передовой базы в Ливии позволит России еще шире пользоваться уже имеющейся возможностью задействовать частных военных подрядчиков (ЧВК) в странах Африки к Югу от Сахары, например в Центрально-Африканской Республике. Как бы то ни было, постоянное присутствие России в Ливии будет во многом зависеть от переговорного процесса под руководством ООН: в случае успеха переговоров все иностранные войска — и регулярные, и контрактные — нужно будет вывести с ливийской территории.
Помимо постоянного российского военного присутствия, нестабильность в Ливии создает для Европы множество других проблем — от безопасности поставок энергоносителей до нелегальной миграции из африканских стран, расположенных к югу от Сахары. Это делает Ливию вопросом, требующим безотлагательного решения.
Та же логика применима и к российской морской базе на побережье Красного моря в Судане, для которой база в Тартусе будет служить трамплином. Если России удастся ее создать, это существенно повысит возможности российского ВМФ по переброске войск в Красном море, Аравийском море и Индийском океане. В какой-то степени такой объект может сравниться с американской и французской инфраструктурами в Джибути и Персидском заливе.
Влияние на систему турецкой противоракетной обороны — помеха политике НАТО
Продав Турции комплексы С-400 в 2019 году, Россия внедрила свои системы противоракетной обороны в сердце воздушных сил НАТО, что стало важнейшим политическим достижением Кремля. Эта продажа пробила брешь в структуре обороны НАТО в Европе и вызвала резкое ухудшение американо-турецких отношений. И даже если Москва не предложила дополнительно передать соответствующие технологии (хотя Турция утверждает обратное, говоря, что переговоры о передаче технологий ведутся), ей удалось сделать так, чтобы турецкая противоракетная оборона отвечала российским интересам.
Россия оценила психологический ущерб от попытки переворота в июле 2016 года, когда турецкие ВВС впервые в истории ударили по собственным правительственным зданиям. Воспользовавшись затяжными и безуспешными переговорами Турции с США о противоракетной обороне, Москва предложила Анкаре мощную систему защиты, несоразмерную угрозам, связанным с переворотом. Никакой непосредственной угрозы удара ракетами большой или средней дальности для Турции не существует, поскольку в Сирии она сотрудничает и с Россией, и с Ираном. А предположение о том, что по Турции ударит греческая или израильская ракета, лишено смысла даже в рамках самых диких конспирологических теорий.
То, чего достигла Москва, имеет огромное значение. Во-первых, России удалось внедрить свои средства ПВО в вооруженные силы одного из крупных государств НАТО. Российские системы требуют сопряжения с прочим вооружением турецких ВВС — в основном американского производства, а также регулярного обслуживания и, значит, доступа российских специалистов. Во-вторых, Россия таким образом препятствует размещению на своих южных рубежах ракет Patriot американского производства или их франко-итальянской альтернативы, хотя обычной практикой для члена НАТО было бы закупить системы противоракетной обороны, произведенные странами альянса, и тем самым обеспечить операционную совместимость.
В-третьих, как верно рассчитала Москва, Вашингтон ответил на покупку С-400 санкциями и не дал Турции приобрести американские малозаметные истребители F-35. То есть Москва предотвратила продажу Турции сотни F-35 и потенциально еще двадцати самолетов F-35b, которые планировалось разместить на вертолетоносце «Анадолу». Таким образом, Россия снизила возможности НАТО по использованию малозаметных истребителей в небе над Черным морем и Восточным Средиземноморьем. В то же время Москве удалось достичь политических преимуществ и открыть для себя перспективы торговли оружием с Турцией, при этом ослабив авторитет последней как военной державы НАТО.
В-четвертых, исключение Турции из программы производства F-35 означало, что Москва опосредованно ослабила аэрокосмическую промышленность страны. Сейчас эта индустрия теряет до $ 1,4 млрд на субподрядах и, что важнее, лишена преимуществ, которые дает сотрудничество в области высоких технологий.
С точки зрения российских представлений о западной угрозе, РФ извлекла из продажи систем С-400 Турции двойную выгоду: ее южные рубежи теперь свободны и от ракет Patriot, и от истребителей F-35. Если мнение аналитика, что американо-турецкие разногласия по поводу ракет С-400 «далеки от разрешения», справедливо, то достигнутый Москвой стратегический успех окажется еще более весомым. На момент написания этой статьи НАТО не приняла никаких мер в отношении создавшейся в Турции ситуации. Передовая радиолокационная станция НАТО в Кюречике в провинции Малатья на юго-востоке Турции продолжает работать.
Средиземноморский регион как способ вернуться на мировую арену
В Средиземноморском регионе решаются не только вопросы контроля России над Сирией и — в перспективе — над частью Ливии. Более масштабная задача Москвы — противодействие влиянию Запада, то есть НАТО, на юго-восточных и южных рубежах России. В полном соответствии с действиями в Крыму, Восточной Украине, Грузии и Армении — и дальше в Арктике и странах Балтии — Кремль твердо намерен противостоять тому, что он считает антироссийской позицией западных держав.
Президент Владимир Путин разъяснил общую стратегию страны в своей речи на Генеральной Ассамблее ООН 28 сентября 2015 года. Коротко говоря, он заявил, что отныне мировой порядок будет формироваться с участием России, а не только США и их европейских союзников. И уже тогда глобальный дипломатический аспект взятия Сирии под контроль был очевиден. Еще до того как расширение военного присутствия в Сирии было документально зафиксировано, создание Москвой условного протектората в западной Сирии придало концепции нового мирового порядка вполне внятные очертания. С точки зрения Москвы, это значило положить конец стремлению Запада навязывать свой собственный глобальный порядок.
Цитируя Дмитрия Тренина, директора Московского Центра Карнеги, предварительным результатом российской военной кампании в Сирии стало то, что «Россия покончила с монополией США на политические и военные действия на Ближнем Востоке». Далее Тренин доказывает, что, возможно, это не было результатом большой стратегии, а, наоборот, показало, что использование благоприятных возможностей для возвращения России в регион оказалось стратегически удачным и вернуло страну в высший эшелон мировой политики.
Если это соображение справедливо, оно иллюстрирует, до какой степени российская кампания в Сирии, небольшой контингент в Ливии и сложное взаимодействие с Турцией могут поменять правила игры в европейской и трансатлантической геополитике. Действовала ли Россия в соответствии с неким грандиозным замыслом или нет — не так важно: вопрос о слабой реакции союзников НАТО на военно-политические инициативы Москвы в Средиземноморском регионе встает в любом случае.
Проблемы и задачи стран — членов НАТО
НАТО и ее члены пристально наблюдают за российскими военными в регионе Средиземноморья (см. карту 2). Деятельность альянса стала более эффективной благодаря улучшению отношений между американской администрацией и ее европейскими партнерами, ЕС и НАТО. В дальнейшем эта деятельность должна быть сосредоточена на трех главных направлениях.
Активная поддержка многосторонней политики по предотвращению конфликтов
В последние годы реакция западных стран на действия России на Европейском континенте по большей части сводилась к сменяющим друг друга санкциям, эффективность которых вызывает сомнения. Как это ни парадоксально, западные страны вложили недостаточно многосторонних дипломатических усилий для разрешения сирийского конфликта или патовой ситуации в Ливии. Россия заполнила этот вакуум, чтобы позаботиться о своих собственных интересах, и фактическое положение дел теперь таково, что изменить что-либо будет непросто.
Глубина сирийского кризиса и неизмеримые гуманитарные последствия, равно как и хрупкость стабилизационного процесса в Ливии, требуют от западных стран серьезно отнестись к многосторонним процессам, могущим принести мир и стабильность в обе страны. Решить эту задачу без минимального согласия между Западом и Россией невозможно, и это станет лакмусовой бумажкой для политической и военной стабильности региона в целом.
Организовать недавно предложенную многостороннюю встречу по проблемам Восточного Средиземноморья с участием всех заинтересованных сторон будет очень и очень сложно. Такая инициатива предполагает, помимо прочего, присутствие за столом переговоров так называемой Турецкой Республики Северного Кипра, которую официально признает только Турция. Более скромный второй вариант, предполагающий встречу на негосударственном и неформальном уровне, может оказаться полезнее для неофициального диалога по вопросам энергетики и морских границ в регионе.
Переосмысление военного присутствия НАТО в Средиземноморском регионе и Черном море
НАТО и ее члены могут усилить свое военное присутствие в регионе Средиземноморья и Черном море несколькими способами. Во-первых, можно увеличить частоту ротаций военно-морских сил в регионе, тем более что главные базы альянса — Таранто на юге Италии, Тулон на юге Франции и Рота в Испании — находятся довольно далеко. Тем временем США модернизируют свою военно-морскую базу Суда на греческом Крите. Морская авиация и системы воздушного наблюдения, уже активно задействованные в Черном море, сыграют важную роль во всем Восточном Средиземноморье.
Во-вторых, союзники по НАТО должны повысить уровень готовности и взаимодействия своих военно-воздушных и военно-морских сил для того, чтобы увеличить общую эффективность и распределить расходы. В-третьих, союзники должны поднять эффективность совместных морских операций (таких, например, как «Морской страж»), которые способствуют морской безопасности в регионе.
Переоценка турецко-российских отношений
Несмотря на отдельные заявления об обратном, можно утверждать, что продажа Россией Турции систем противоракетной обороны С-400 создала серьезнейшую проблему для архитектуры обороны НАТО — настолько значительную, что от подхода, основанного на решениях технических комитетов, прогресса ждать не приходится. В то же время деактивация и хранение ракет С-400 под международным контролем, скорее всего, приведет к кризису в отношениях Москвы и Анкары, а возможно, и не только в них.
НАТО и ее члены должны очень тщательно оценить ситуацию и постараться избежать сценария, при котором статус-кво сменится на новый кризис в отношениях России и США. Но по сути все очень просто: размещение Турцией ракет С-400 полностью исключает возможность покупки истребителей F-35 и обусловливает очевидную несовместимость с политикой и процедурами НАТО, ведь взаимодействие — ключевой принцип альянса.
Одним словом, более решительная позиция России в Средиземноморье требует от союзников по НАТО слаженного и действенного ответа, учитывая многочисленные последствия для трансатлантических и европейских интересов в регионе в целом и ослабление роли ООН в разрешении региональных конфликтов. То, что касается энергетики, торговли и инвестиций, нелегальной миграции и безопасности, имеет чрезвычайную важность для Европы.
Оригинальная версия этой статьи, выпущенная на английском языке, была опубликована при финансовой поддержке Миссии США при НАТО. Точка зрения, выводы и заключения, представленные здесь, принадлежат автору и не должны рассматриваться как позиция Госдепартамента США.
Марк Пьерини — приглашенный научный сотрудник Европейского Центра Карнеги. Изучает влияние ситуации на Ближнем Востоке и в Турции на Европу.
