Интеллектуальное насилие: надзирать и показывать. Как идеология путинизма инфильтруется в образование

Прямое насилие и контроль над обществом под аккомпанемент идеологических постулатов, формирующих основанную на «традиционных ценностях» новую мораль, — это наиважнейшие инструменты управления людьми в системе зрелого путинизма. По некоторым параметрам масштаб политических репрессий сейчас выше, чем в позднем СССР. Учитывая абсурдность целого ряда обвинений и немалое число приговоров по политическим статьям, ситуация все больше напоминает сталинское время.¹ Например, правозащитника Олега Орлова 27 февраля 2024 года приговорили к двум с половиной годам колонии за то, что в его действиях присутствовал мотив вражды «против традиционных российских духовно-нравственных и патриотических ценностей».² То есть идеология обретает прикладное значение в процессе применения политических репрессий.

Почему это именно насилие? Лучшее объяснение дал в свое время философ Мераб Мамардашвили: «Всякая идеология доходит в своем развитии до такой точки, где ее эффективность состоит не в действии того, что она говорит, а что она не дает (курсив мой. — А.К.) сказать».³ Показать единственно возможную картину мира и наказать за все то, что опровергает ее или входит в противоречие с ней, — такова функция идеологии и идеологических структур. Минпросвещения, Роскомнадзор, Генпрокуратура, Минюст, Следственный комитет, ФСБ — все они становятся органами контроля за идеологией и культурой. Силовики превращаются в «смысловиков» (термин культуролога Даниила Дондурея)⁴, а «смысловики» — в силовиков.

Первый же указ, который подписал Путин 8 мая 2024 года, на следующий день после своей пятой инаугурации, называется так: «Об утверждении Основ государственной политики Российской Федерации в области исторического просвещения».⁵ Это основа основ существующей де-факто государственной идеологии и политики индоктринации населения путинизмом. Здесь есть даже определение понятия «Россия», которое, впрочем, несколько расходится со ст.1 Конституции РФ («демократическое федеративное правовое государство с республиканской формой правления»): это «великая страна с многовековой историей, государство-цивилизация, сплотившее русский и многие другие народы на пространстве Евразии в единую культурно-историческую общность и внесшее огромный вклад в мировое развитие».

Вот они — исключительность и мессианство, заявляемые с порога: если страна, то «великая», равная целой цивилизации, евразийская, то есть охватывающая два континента и втягивающая в себя многочисленные этносы; если вклад — то «огромный».

Здесь есть все ключевые идеологемы, включая русский Sonderweg — «самобытный цивилизационный путь». Говорится и о врагах, для которых характерно «уничтожение исторической памяти, реабилитация и воскрешение неоколониализма и неонацизма». Этот пункт особенно важен, так как путинский режим основан на негативной идентичности, то есть видит себя исключительно через противопоставление другому.

Согласно указу, в рамках «исторического просвещения» все — единое: «единая методология» преподавания (причем начиная с «дошкольных образовательных организаций»), «единая государственная линейка школьных учебников по истории» и так далее.

Это симптоматично и логично: так проще манипулировать сознанием нации. Этим же обусловлено стремление государства загнать все общество в профессиональные, гендерные, возрастные и иные «тематические» ячейки, формируя корпоративистские структуры. Обществом, которое организовано таким образом, легче управлять, а индоктринация идеологией идет эффективнее.

Индоктринация населения (прежде всего молодежи) через систему образования и институты культуры — это тоже насилие, только не физическое, а интеллектуальное и духовное.

Молодежь — одна из самых важных «корпораций» внутри путинского режима. Власти считают нужным работать с представителями этой возрастной группы, во-первых, потому что те в меньшей степени поддерживают Путина и его начинания. А во-вторых, потому что могут быть послушным кадровым резервом. Именно поэтому делаются попытки воспроизводства советских — октябрятских, пионерских и комсомольских — практик работы с молодежью.

Последние годы государство активно проникало в сферу образования — начального, среднего, высшего, дополнительного. Практики того, что называется «патриотическим» воспитанием, постепенно становятся все более навязчивыми, упрощенными и клишированными. Впрочем, эти вторжения государства в сферу сознания нередко смягчались и смягчаются имитациями и отчетностями (так уж устроена бюрократия) в ущерб эффективной идеологической накачке. И это способствует формированию двойного сознания: многие объекты индоктринации лишь формально следуют правилам, не разделяя их пафоса.

Гораздо более опасными оказываются попытки, все более успешные, радикализации идеологического воспитания, исходящие от круга последователей самых удивительных конспирологических теорий и адептов ультраконсервативных учений. Сегодня настал их звездный час.⁶

Маленькая «цветная» революция

В последнее время государство ведет активную работу со студенчеством. Сейчас уже даже курс «Основы российской государственности»,⁷ введенный в оборот с осени 2023 года, и единые учебники истории для старших классов средней школы, появившиеся к 2023/24 учебному году, многим идеологам ультраконсерватизма и милитаризации кажутся слишком вялыми и представляются недостаточными средствами обращения молодежи в единую идеологическую веру.

Как это определяет Александр Дугин (причем в публикации на сайте государственного новостного агентства РИА «Новости», что резко повышает сам статус высказываний, ранее возможных лишь на страницах маргинальных ультраправых медиа): «…фронт и риск делают лишь половину дела в формировании стержня новой русской элиты. Вернувшись в тыл, они должны получить в ускоренном порядке наилучшее — элитарное! — образование. Но подавляющее большинство образовательных структур в России отражает как раз либеральный уклад 80–90-х. Поэтому необходима милитаризация образования, резкий слом вектора — прежде всего в гуманитарных науках, — установившегося в последние десятилетия под прямым контролем и по непосредственной указке Запада, с которым сегодня мы находимся в состоянии войны».⁸

Приведем лишь несколько примеров политики по индоктринации студентов. Так, 9 марта 2024 года на юридический факультет МГУ был выброшен десант политических тяжеловесов: на конференцию «Геноцид: вызовы современности» согнали студентов. Среди спикеров — режиссер Никита Михалков, депутат Госдумы Ирина Яровая, министр юстиции Константин Чуйченко и омбудсмен Татьяна Москалькова. Из классического набора оправданий войны против геноцида русского народа и нацизма депутат Яровая сделала следующий вывод: «Вы можете защищать свое государство, свое Отечество только в том случае, если являетесь носителями ключевых базовых ценностей, которые сформировали нашу страну и которые являются главнейшим источником права в России» (источник права, к слову, — это зафиксированные в Конституции общечеловеческие ценности в виде прав и свобод человека и гражданина).⁹

Цитата из Михалкова рисует картину возвращения из модернизированного постгероического и мирного общества в архаизированный социум с культом героической смерти на войне: «Понимаете, общество, которое живет и определяет качество своей жизни по количеству и качеству удовольствий, не может победить. Общество, часть которого проливает кровь, причем воюет не только за свою страну, а за человеческое существование, против сатанизма глобального, — обязательно победит! А другая часть либо не знает про это, либо не хочет знать про это, либо мешает тем, кто проливает кровь, саботирует».

Выступления пропагандистов не вызвали на юрфаке никакой реакции. В том числе не было и реакции отторжения.

Иная ситуация сложилась в лучшем физико-математическом вузе России — Московском физико-техническом институте (МФТИ). Туда 3 апреля 2024 года с конспирологической лекцией в рамках курса о «процессах в мировом сообществе» прибыл советник министра обороны Андрей Ильницкий. Судя по репортажу из аудитории, студентам рассказали: Запад вынашивает планы по созданию в РФ хаоса и по подрыву ее суверенитета, а также стремится поставить под удар «историю, традиции, ценности, убеждения, идеологию» России.¹⁰ В МФТИ не было протестов, но студенты отнеслись к лекции как к попытке навязать мракобесный взгляд на мир.

Дело было в вузе, многие выпускники которого эмигрируют из страны, потому что не видят себя в военизированном государстве и обществе. Именно в этом институте выпускники, сотрудники и студенты выступили против «спецоперации», подготовив открытое письмо: «Нам говорили, что физтехи — это пример. И мы просим наш Институт стать примером для остальных вузов и организаций и публично осудить действия руководства страны и президента Путина. Для этой войны нет никаких разумных оправданий. Последствия военного вторжения катастрофичны и для Украины, и для России, и, возможно, для всего мира».¹¹ В начале марта 2022 года петицию подписали почти три тысячи человек — высокий показатель для сверхэлитного вуза.

Тем временем в апреле 2024-го другую петицию подписывали в Российском государственном гуманитарном университете (РГГУ). Учащиеся выступили против учреждения при их вузе Высшей политической школы имени Ивана Ильина — любимого философа Путина, которого тот часто цитирует. Петицию сразу же подписали более пяти тысяч человек.¹² Когда новость распространилась за пределы РГГУ, число подписей за считанные дни превысило 25 тысяч.¹³ Впрочем, это не помогло: «учебно-научный» центр был создан и его возглавил Александр Дугин.

Ректор РГГУ и сам Дугин реагировали на студенческий протест типичным для сегодняшних политических нравов образом: раздраженно рассуждали о том, что все устроено проукраинскими силами, «иноагентами» и сторонниками «недружественных государств». Так адепты государственной политики сейчас объясняют любую активность гражданского общества. А студенчество (во всяком случае, та его часть, которая способна к самостоятельному мышлению) — и есть сектор сообщества ответственных граждан.

Государству важно поддерживать действие «эффекта большинства»: власть и ее пропагандистские структуры навязчиво создают впечатление, что все общество, за исключением несознательных граждан и «пятой колонны», поддерживает Путина и его войну. Это, в частности, нашло выражение в противоестественном для демократий и нормальном для автократий результате мартовских президентских «выборов»: 87% за вечного правителя. В такой ситуации разного рода меньшинства — изгои. И единственная разумная стратегия для них — присоединиться к большинству, пусть и не искренне. Это, собственно, и делают пассивные конформисты, которые составляют реальное социологическое большинство населения.¹⁴

Между тем, несмотря на атмосферу страха, прямые репрессии и профессиональные чистки в системе образования (особенно резонансные кейсы относятся к еще недавно самому либеральному вузу — Высшей школе экономики), гражданское общество все еще существует. И проявляет себя в ситуациях не просто открытого, а лишь чуть приоткрывающегося окна возможностей. Так было, когда появился шанс на выдвижение на «выборах» альтернативного кандидата в лице Бориса Надеждина. Или после смерти Алексея Навального, когда люди несли цветы и поминальные свечи к мемориалам памяти жертв политических репрессий — это был массовый моральный протест, своего рода маленькая «цветная» революция. Или уже во время похорон Навального, когда Борисовское кладбище превратилось в «альтернативный избирательный участок». Или же во время акции «Полдень против Путина» в последний день голосования на мартовских «выборах».

Участники всех этих событий — представители не политической оппозиции, которая либо сидит в тюрьмах, либо находится в эмиграции, а именно гражданского общества. Они не борются за власть, а оказывают моральное сопротивление, как это было и в позднесоветское время. И акции студенчества — это как раз и есть проявления такого морального сопротивления системе, которая настаивает на своей тотальности и всех загоняет в рамки послушных корпораций.

С такой корпоративизацией связан еще один скандал, и снова в сфере высшего образования. В начале апреля 2024 года ректорат Высшей школы экономики распустил Студенческий совет, потому что он отказывался принять в свои ряды представителя «Движения первых» — прокремлевской молодежной организации, построенной как раз по корпоративистским принципам.¹⁵ Пока государство не требует, чтобы все студенты или по крайней мере члены студсоветов состояли в подобных движениях, и в этом отличие классического тоталитаризма от неототалитаризма (или гибридного тоталитаризма)¹⁶ по-путински. Впрочем, в дальнейшем участие разных возрастных, гендерных и профессиональных групп в построенных государством ячейках вполне может стать обязательным.

Инкубаторы для нового человека

Одна из главных задач позднего путинизма — переформатирование общества: внешняя имперская экспансия требует формирования большой массы людей, способных поверить (или заставить себя поверить) в формулы оправдания войны. Любой тоталитарный режим на определенном этапе возмужания доходит до идеи воспитания нового человека. Вот его и должны создать путинская идеология, пропаганда, система образования. Под такого человека выстраивается, среди прочего, и конфигурация рынка труда, где сейчас особенно хорошо оплачивается труд силовиков и работников сферы ВПК. «Спецоперация» — лучшая карьерная лестница и формовочный цех по производству путинистов.

Корпоративистской структуре соответствует адаптированный под интеллектуальное насилие «патриотический» язык, социальный Z-диалект, пафосный и обвиняющий в клишированных выражениях внешних и внутренних врагов. В корпоративистских моделях, по точному замечанию правоведа и философа Николая Устрялова, изучавшего режим Бенито Муссолини, «необходима система гармоничной иерархии социальных единств, служащей общей цели».¹⁷

Так строились все тоталитарные режимы — от сталинского со всеобъемлющим охватом населения молодежными, партийными и профсоюзными организациями, до муссолиниевского и салазаровского. Португалия эпохи Антониу Салазара прямо определялась в Конституции 1933 года как «корпоративная республика», состоявшая из корпораций (gremios) и профсоюзов.¹⁸ Как и испанская Фаланга, Португальский легион — военизированная государственная организация, объединявшая ультраправых сторонников Салазара — был создан для «защиты духовного наследия» страны и борьбы с внешними и внутренними угрозами — прежде всего, большевизма, анархизма и франкмасонства.¹⁹ (Собственно, тот же философ Ильин поначалу поддерживал гитлеровский режим, прежде всего, потому что тот остановил угрозу распространения большевизма.) Риторика подобных режимов неизменно строилась на оправдании изоляционизма и на «продаже» угроз из-за рубежа и со стороны инспирируемых иностранными силами внутренних врагов (даже если речь шла о волнениях рабочих).²⁰

Основа идеологии режимов такого рода — особый путь, объясняющийся славной историей. Акцент всегда делается на особой высокодуховной идентичности страны и нации, якобы имеющих право на территориальную экспансию. Везде тотальное государство оценивало себя как «общенародное» или просто «народное» и претендовало на право всеобъемлющей мобилизации нации.²¹ В свою очередь нация определяла себя в терминах особого единства — «новой исторической общности» в СССР, Deutschtum в Германии, Italianità в Италии, Hispanidad в Испании.²² Триединые формулы — от «Мир, труд, май» до «Государство, движение, народ» и «Бог, отечество, семья» — утверждали консервативные «традиционные» ценности вне зависимости от внешней идеологической оболочки, будь то марксизм, национализм или что-нибудь вроде салазаровского «лузотропикализма», оправдывавшего единство нации в рамках колониальных территорий.²³ Традиция объявлялась основой легитимности государства.²⁴

Если государство вело войну, то устанавливался культ павших и героической смерти (вспомним наше наследие: «…и как один умрем в борьбе за это»).²⁵ Например, песня популярного национал-«патриотического» певца Шамана «Встанем» мало отличается по тематике и словесным оборотам от сталинских маршевых песен, немецкой «Песни Хорста Весселя» («Horst-Wessel-Lied»), марша испанского Легиона «Жених смерти» («El Novio de la Muerte»), итальянской «Молодости» («Giovinezza»). «Встанем, пока с нами рядом Господь и истина с нами / Мы скажем спасибо за то, что победу нам дали / За тех, кто нашел свое небо и больше не с нами / Встанем и песню затянем», — поет «патриот» Шаман.

В режимах такого типа нормой становились консервативные представления о семье и характере образования.²⁶ Доносительство превращалось в поощряемое поведение и возводилось едва ли не в ранг гражданского долга.²⁷ Единство народа и лидера/вождя входило в набор тоталитарных идеологем.²⁸ Сила же нации измерялась способностью к экономической изоляции и политической автаркии.²⁹

Организационная основа таких систем — это именно корпоративные ячейки. В идеале их сеть должна покрывать все общественное пространство. Так было, например, во франкистской Испании, где действовали широкое Национальное движение, Организация профсоюзов Испании, Молодежная организация Фаланги, Женская секция Фаланги, организация «Социальное служение» и так далее. Все — со своими кураторами, желательно символизирующими идеологическую преемственность. Например, Женскую секцию возглавляла Пилар Примо де Ривера, дочь диктатора Мигеля Примо де Риверы и сестра казненного республиканцами основателя Фаланги Хосе Примо де Риверы.³⁰

Все тоталитарные режимы заимствовали друг у друга корпоративистские наработки (например, салазаровская «Португальская молодежь» была скопирована с «Итальянской ликторской молодежи»)³¹ и, опираясь на «традицию», внедряли именно тоталитарные практики. Советские октябрята, пионеры, комсомольцы, профсоюзы организационно повторяли модели своих же врагов — фашистских и ультраправых режимов XX века. Между октябрятами и пионерами и, например, итальянской детской организацией «Балилла» много общего. У каждого своя униформа (у одних — красные галстуки, у других — черные рубашки), но суть одна и та же. И у всех них постоянно перед глазами — дидактические примеры поведения детей-героев.³²

Еще одна характерная черта таких организаций — обязательность участия в их деятельности, что опять-таки хорошо известно из советских практик или опыта Германии и Испании.³³ И вот почему нынешние российские практики нельзя признать целиком тоталитарными (пусть даже они к этому и стремятся). Плакатные улыбающиеся юные создания в одинаковых толстовках ярких расцветок — это жертвы именно полутоталитарных практик, поскольку они не охватывают всю молодежь. Инкорпорировать всех в «Движение первых», «Юнармию» или студенческие ячейки «Я горжусь» пока невозможно, даже несмотря на то, что формально в них состоят миллионы молодых людей, а задача идеологических структур российской власти — загнать как можно больше детей, юношей и девушек под единую крышу. Неслучайно государство ищет варианты повышения эффективности индоктринации молодежи путинизмом: таких ведомств, как Росмолодежь, Минпросвещения и Минобороны с их воспитательными функциями уже не хватает, так что в этом году обсуждалось создание «мегаминистерства патриотизма».³⁴

Патриотизм в понимании полутоталитарной (или неототалитарной) власти — это, прежде всего, милитаризация сознания. Поэтому политические манипуляции, пройдя стадию создания прокремлевских молодежных движений времен Владислава Суркова («Наши», «Молодая гвардия Единой России», «Идущие вместе»), обратились к главному — военизированному движению. Всероссийское детско-юношеское движение «Юнармия» было создано через два года после присоединения Крыма, когда режим уже начинал трансформироваться из чисто авторитарного в полутоталитарный.

Разумеется, военизированная организация должна быть ориентирована на борьбу за все хорошее против всего плохого, иначе зачем в принципе в модернизированном обществе небезобидные детские игры в войну. Поэтому на сайте «Юнармии» утверждается: «Деятельность движения направлена на воспитание доброты, сочувствия, совестливости, верности, достоинства, любви к своей Родине». Большое внимание, как говорится дальше, «“Юнармия” уделяет формированию уважительного отношения к институту семьи, памяти предков и учит почтительному отношению к старшим».³⁵

Воспитательный процесс строится почти исключительно на советском багаже, причем абсолютно классическом. Например, среди мероприятий, рекомендованных «юнармейцам» весной 2024 года, — показ документального фильма в «Музее Победы» (буква Z закрепилась в написании слова «муzей») об одном из самых мифологизированных, искаженных и многократно поправленных в соответствии с новыми решениями советских руководителей сюжетов истории Великой Отечественной войны «Герои Краснодона остались верными клятве»,³⁶ а также научно-просветительская конференция, посвященная 80-летию подвига Александра Матросова. Как и в большинстве случаев применения по-советски унылых мероприятий, такая индоктринация не слишком эффективна. На сайте «Юнармии» самый читаемый материал посвящен совсем иному: «Как научиться быстро и эффективно подтягиваться».

Начало «спецоперации» резко ускорило процесс оформления де-факто государственной идеологии и, соответственно, ее организационной оболочки — в том числе в молодежной среде. Создавая в 2022 году «Движение первых», авторы идеи явно вдохновлялись советской пионерской организацией, хотя возрастной диапазон новой структуры существенно шире — от шести до 25 лет.³⁷

Хорошие мальчики и девочки — «последователи традиций предков»: эта составляющая самого пафоса движения естественна для идеологии, которая видит светлое будущее в темном прошлом. Будущее обязательно должно быть великим, каким было, например, построение коммунизма предыдущими поколениями: «Мы объединились в движение, чтобы обеспечить России великое будущее, чтобы сделать достойной и счастливой жизнь всех поколений, чтобы менять мир к лучшему!» Активно используется стиль советских лозунгов, торжественный, объединяющий фрагменты платформ любых консервативных корпоративных структур всех времен и народов и обрывки советских духоподъемных песен: «Участники Движения объединены с Отечеством одной судьбой. Каждый на своем месте готовит себя к служению Отечеству и ответственности за его будущее».

Конкретизация ключевых особенностей движения содержит апелляции к славной истории на базе негативной идентичности — появляется намек на врага, который подрывает наше понимание собственного уникального исторического пути: «Участники Движения изучают, знают и защищают (курсив мой. — А.К.) историю России, противостоят любым попыткам её искажения и очернения. Берегут память о защитниках Отечества».

Важнейший момент в самоидентификации — «традиционные» семейные ценности. Они представляются как сугубо уникальные, не присущие другим странам и народам. Есть и мотив многодетности, который стал навязчивой идеей для Кремля, озабоченного низкой рождаемостью. «Участники Движения разделяют традиционные семейные ценности. Гордятся российской культурой (тем самым указывается на то, что она — особая. — А.К.) отцовства и материнства. Уважают многодетность. Помогают младшим, заботятся в семье о бабушках и дедушках», — утверждается на сайте «Юнармии».

Церемонии и ритуалы

Школьная индоктринация технически проста, потому что государство вольно делать в этой сфере все что угодно — от навязывания единых учебников истории до внедрения «Разговоров о важном». На сайте «Разговоров» можно найти тематические и методические разработки, часто привязанные к конкретным датам.³⁸ Каждую тему отрабатывает профильный спикер с довольно странными, вымученными речами. Например, на тему «Крым и Севастополь: 10 лет в родной гавани» (характерное клише, вошедшее в пропагандистский социолект) выступает митрополит Тихон (Шевкунов), чья книга «Гибель империи» стала очередным идеологическим оружием власти (эта работа, как сказано в аннотации, посвящена «механизмам катаклизмов в России»). Митрополит рассказывает школьникам о том, как быстро благоустроили Херсонес и какая там теперь прекрасная подсветка памятников культуры. Тему союзников России взял на себя ректор МГИМО и соавтор новых единых (вполне сталинистских по содержанию) школьных учебников истории Анатолий Торкунов.³⁹ Кино — тема участника пропагандистских ток-шоу и многолетнего главы «Мосфильма» Карена Шахназарова.

В рамках симбиоза школы и того же «Движения первых» вырабатывается особый деревянный язык (социолект) разговора о «ценностях», что опять-таки всегда было естественной составляющей тоталитарных режимов. Кроме того, индоктринация закрепляется церемонией (в частности, поднятием флага в школах) и ритуалом. Например, акцией «Письмо солдату», призванной создать впечатление преемственности между Великой Отечественной войной и «спецоперацией»: участников нынешнего конфликта следует письмом поздравить именно с праздником 9 мая. Никого не смущает, что граждане Украины в неменьшей степени, чем граждане воображаемой имперской метрополии — России, имеют право разделять память о победе над гитлеровской Германией во Второй мировой войне, а на украинской территории без цели и смысла уничтожается именно советская инфраструктура и гибнут бывшие граждане СССР, в том числе пережившие войну.

На выходе — невероятный цинизм, приправленный пафосными казенными рассуждениями: «Акция “Письмо солдату” направлена на развитие преемственности поколений на основе духовно-нравственного, патриотического воспитания, а также на осознание роли вооруженных сил России в сохранении мира и благополучия государства и общества… Участники Движения Первых — наследники истории своей страны. Так, участвуя в акциях и проектах Движения, Первые осознают ценность исторической памяти в формировании современного общества, хранят и приумножают достижения своих предков и равняются на их подвиги, ценностные ориентиры (язык! — А.К.)».⁴⁰ Там же сообщается, что «традиция отправлять на фронт письма, в том числе и коллективные, берет свое начало со времен Великой Отечественной войны». То есть переписка родных и близких возводится в ранг уникальной традиции, якобы не свойственной другим народам. По данным сайта, «за 2023 год участники Движения отправили более трех миллионов писем бойцам в зоне СВО и 400 тысяч книг в Донбасс и Новороссию».

В некоторых школах написание подобных писем — уже едва ли не обязательный ритуал.

Такого рода обязательной (или как минимум поощряемой) процедурой становится искусственная лихорадка, охватившая разного рода учебные заведения по всей стране, — плетение маскировочных сетей и изготовление окопных свечей возведено в ранг важного общего дела. Например, в апреле 2024 года дагестанский министр образования и науки Яхья Бучаев поручил организовать такую деятельность в рамках внеурочных занятий, дополнительного образования и уроков технологии. По его словам, изготовление окопных свечей и маскировочных сетей «может быть связано с изучением истории и культуры» (интересно, каким образом?), а также наверняка будет «способствовать патриотическому воспитанию учеников» и прививать им «чувство гордости за свою родину».⁴¹

Исчезающие страницы

Общий процесс цензурирования и самоцензурирования издательствами и магазинами книжного рынка охватил и школьные программы по литературе, включая внеклассное чтение. Но это лишь часть общей картины — всего того, что происходит во взрослом книжном мире, тем более что в рекомендуемой внеклассной литературе (или исключенной из рекомендаций) много именно взрослых книг.

Во взрослом мире на базе Российского книжного союза (РКС) создан «экспертный центр» для оценки печатных и электронных книжных изданий (за исключением учебных, нормативных и официальных) на предмет соответствия законодательству — прежде всего, нормам, регулирующим запрет «ЛГБТ-пропаганды». В новый орган вошли представители Роскомнадзора, Российского исторического общества, Российского военно-исторического общества, РПЦ, Духовного управления мусульман России, Федерации еврейских общин России, Ассоциации юристов России, Российской академии образования, Литературного института им. А. М. Горького, а также многих других учреждений и организаций.⁴²

Доносы и работа правоохранителей теперь оказались дополнены цензурным органом. Только речь идет не о предварительной цензуре, а о проверках и запретах задним числом. Например, «Дом на краю света» Майкла Каннингема был опубликован в журнале «Иностранная литература» еще в 1990-е годы и издан в 2021-м — а теперь категорически запрещен. Попавший в черный список бестселлер Мадлен Миллер «Песнь Ахилла», трактующий сюжеты «Илиады», издавался в 2020 году, и далее следовали дополнительные тиражи. Но, конечно, доносчики или проверяющие органы (РКС де-факто становится силовой структурой) не могли пройти мимо античной истории, полной сомнительных, с точки зрения путинской России, мизансцен (в том числе касающихся однополых отношений).

Эти две книги были выпущены издательством АСТ, которое входит в гигантский холдинг ЭКСМО. И вообще, именно на АСТ приходится существенная часть запрещенных книг. Объясняется это просто: издательство получило предостережение прокуратуры.⁴³ После запрета книги молниеносно исчезли из маркетплейсов.

Этим способы цензурирования не ограничиваются. Так, в едва появившейся в продаже и стремительно исчезнувшей в мае 2024 года книге Роберто Карнеро «Пазолини. Умереть за идеи», изданной тем же АСТ, оказались вымараны фрагменты о гомосексуальной ориентации великого режиссера. Это уникальная для постсоветского периода история.

Рассмотрим еще один кейс, симптоматичный и важный. Депутаты Госдумы вышли с инициативой внесения в закон о библиотечном деле поправок, предполагающих запрет на выдачу книг «иноагентов», «террористов» и «экстремистов» (все они поставлены в один ряд, что показательно: статус «иностранного агента» априори криминализирован).⁴⁴ Хотя надо понимать, что многие библиотеки и книжные магазины давно в рамках превентивного конформизма не выдают и не продают книги «иноагентов». Некоторые издательства уже сейчас не заключают договоры с такими авторами: как минимум их книги потом нельзя будет продать или у издателей обнаружатся проблемы с действующим законодательством.

Впрочем, реальный спрос на книжном рынке едва ли имеет сколько-нибудь серьезное отношение к обсессиям контролирующих органов. После начала войны квалифицированные читатели бросились покупать книги о повседневной жизни в нацистской Германии (никакие «антироссийские» силы не обращали их внимание на некоторое родство эмоций и восприятия реальности в те времена и в сегодняшней России) и «1984» Джорджа Оруэлла.⁴⁵ Пропаганда работает, и потому в целом вырос интерес к военной и патриотической литературе. Но есть и побочный эффект: неменьшую популярность приобрели романы Эриха Марии Ремарка с их антивоенным и антитоталитарным пафосом.⁴⁶

Чему нас учат семья и школа

Словом, тотальность обеспечить весьма непросто. То же касается и литературы для школьников. Проще выпустить в свет школьные тетради и другие канцтовары с «патриотическими» изображениями (первая партия тетрадей с портретами экипажа танка «Алеша» была готова уже в апреле 2024-го),⁴⁷ чем отрегулировать режим чтения, особенно старшеклассников, которым из-за бесконечных проверочных работ и экзаменов и так некогда читать.

В школьных программах не обошлось без изменений. Например, в программу 11-х классов вернули из советского прошлого «Молодую гвардию» Александра Фадеева и «Как закалялась сталь» Николая Островского — фундаментальные произведения для формирования личности советского человека, работающие ныне в рамках «традиций», «памяти предков» и прочих стандартных обоснований. А в список рекомендованной литературы вошла, например, все та же «Гибель империи» Тихона (Шевкунова), которая активно навязывается не только прямой пропагандой, но и книжными магазинами — и потому стала бестселлером. Там же теперь и «Камешки на ладони» — книга советского писателя Владимира Солоухина, одного из самых яростных националистов позднего советского времени и представителя неформальной «Русской партии» 1960–1980-х годов. Но в то же время в список внесли «Заповедник» Сергея Довлатова и «Аптекарский остров» Андрея Битова, что противоречит ультраконсервативному тренду.

И таких противоречий довольно много. Например, антисталинские «Верный Руслан» Георгия Владимова, «Колымские рассказы» Варлама Шаламова и «Дом на набережной» Юрия Трифонова из списка изъяли.⁴⁸ Однако в рекомендациях остались «Архипелаг ГУЛАГ» и «Один день Ивана Денисовича» Александра Солженицына.

Надо признать, что в целом для старшеклассников такого рода чтение — слишком серьезное. Едва ли они в массовом порядке читают «Архипелаг ГУЛАГ». Хаотические перемены в школьных программах свидетельствуют о заполошных попытках сформировать образ идеального школьника, готового к восприятию путинской идеологии, а чтение серьезных книг в любом случае этому мешает. Но не надо быть пророком, чтобы предположить: национал-патриотический крен будет лишь усугубляться. К тому же время, потраченное на обязательный советский канон вроде «Молодой гвардии», школьники могли бы потратить на что-нибудь еще, в том числе по-настоящему качественную прозу о той же Великой Отечественной войне.

Литература становится таким же идеологическим и воспитательным школьным предметом, как и история, — базовая индоктринационная дисциплина. В соответствии с приказом Минпросвещения от апреля 2024 года, число школьных уроков истории увеличивается. Например, в восьмом классе с 23 до 34 часов для всеобщей истории и с 45 до 68 — для российской.⁴⁹ Это можно было бы только приветствовать в иные времена, но не сейчас — в эпоху «единых» учебников, политизации и мифологизации истории. Разумеется, многое зависит от конкретного учителя, как это было и в советское время. Но сама система давит на учительский корпус, и даже лучшие из них вынуждены приспосабливаться к предлагаемым политическим обстоятельствам. Как вынуждены адаптироваться и ученики.⁵⁰

Показательно, что на этом фоне число часов, выделенных на обществознание, обвально уменьшилось. В 6–8-х классах этот предмет и вовсе отменяется. Вероятно, потому что реальность вошла в катастрофическое противоречие с демократическими основами российской государственности и закрепленными в Конституции правами и свободами. Депутат Яна Лантратова — выходец из сурковских молодежных движений — объяснила изменения в преподавании обществознания так: «Если посмотреть концепции, которые изучаются в этот период времени, в основном это западные концепции, которые говорят о том, что общество с уважением к религии, с многодетными семьями и почитанием традиционных ценностей — общество отсталое; что безальтернативная идеальная модель — это модель американская».⁵¹

Ничего этого, разумеется, в учебниках нет.⁵²

Специальная антропологическая операция

Насилие над интеллектом и душами становится рутиной, частью повседневности. И в то же время оно оказывается все более навязчивым с претензией на всеохватность. Сопротивление методами игнорирования происходящего (насколько это возможно) и имитации подчинения правилам еще возможно. Но государство во все большей степени обволакивает пропагандой и идеологией повседневную жизнь. Сложно куда-то деваться от господствующего нарратива, когда школам планируют в массовом порядке присваивать имена участников СВО — как это предложил, например, губернатор Санкт-Петербурга Александр Беглов.⁵³

Стоящая перед государством задача — формирование людей, не способных к критическому или просто неклишированному мышлению, — в условиях модернизированного общества все-таки не кажется полностью решаемой. Однако цель поставлена. И уже вовсю работает эффект большинства: делай как все, голосуй как все, отвечай на уроке или семинаре как все, и тогда избежишь проблем (в частности, в виде столкновений с силовиками и «смысловиками»).

Путинский режим кажется вечным, поэтому для многих из тех, кто сейчас взрослеет в России, представляется естественным использовать имеющиеся в наличии карьерные лифты. Условия пользования ими — политическая лояльность, мифологизированное мышление и оборонное сознание. Таким людям, «новой элите», новому антропологическому типу, можно будет доверить — по-дугински — «перезапуск государства».⁵⁴ Но, опять-таки, это потребует тотальности, достичь которой пока не получается.

Та часть населения, которую можно причислить к гражданскому обществу, будет сопротивляться насильственному тоталитаризму, в том числе (и прежде всего) в области сознания. «Режим тоталитарен через людей», — говорил осенью 1990 года, за месяц до своей смерти, Мераб Мамардашвили.⁵⁵ А в 1989 году он предупреждал: «Люди по-прежнему жаждут крови, по-прежнему везде видят вредителей, а это значит, что они фактически находятся в том взвешенном состоянии, когда любая мутация, любой толчок могут выбросить их в кристалл, который мы называем тридцать седьмым годом».⁵⁶ В том же тексте («“Третье” состояние») философ обозначал в качестве ключевой проблему гражданского общества: «Если коротко, то суть ее состоит в расщеплении, разрыве жесткой спайки государства и общества, в развитии самостоятельного общественного элемента, который, с одной стороны, являлся бы естественной границей власти, а с другой — не подпирался бы никакими государственными гарантиями и никаким иждивенчеством».⁵⁷ Это модель, которую дугинцы или путинисты, сторонники «государства-цивилизации», назвали бы западной и антироссийской. Хотя она всего лишь антитоталитарна и гуманистична.

Для апологетов нынешней власти государство сакрально, а смерть за него возможна и даже желанна. Об этом говорят и иерархи РПЦ, и представители власти.⁵⁸ При этом они совсем забывают о статье 20 Конституции РФ, где провозглашается право на жизнь. Российский политический класс действует по формуле Бенито Муссолини: «Все в государстве, ничего вне и против государства».⁵⁹ Путинские власти хотели бы создать человека, удобного для такого государства и полностью принадлежащего ему.

Россия находится сегодня в таком состоянии, когда национализация человека (как, впрочем, и его собственности) идет полным ходом, но не завершена до конца. Речь может идти пока не об эмансипации человека от государства, а хотя бы об отказе от архаичной жизни (точнее, смерти) «за царя». Это антропологическая война, результат хорошо эшелонированной и лишь усугубляющейся «специальной антропологической операции», в которой интеллектуальное насилие имеет огромное практическое значение.

Антропологическое сражение, полем которого стали души и мозги людей, в том числе молодых, еще не проиграно гражданским обществом. Государство не будет останавливаться на достигнутом, но и общество не прекратит защищать достоинство человека. Это будет долгая внутрироссийская позиционная война на истощение с непредсказуемым результатом.

Примечания