Присоединение Россией Крыма и ее возможные будущие посягательства на территорию Восточной Украины могут привести к перекройке геополитической карты Европы и на многие годы поставить крест на сотрудничестве между Москвой и Западом.
Эксперты Фонда Карнеги из разных стран мира анализируют нестабильную ситуацию на Украине и возможное воздействие последствий данного кризиса на проблемы международной безопасности. Представляем вашему вниманию их мнения о том, как кризис повлияет на дальнейшие шаги Путина, европейскую безопасность, стратегию США, попытки прекратить войну в Сирии, переговоры о сдерживании ядерных амбиций Ирана и внешнюю политику Китая.
- Насколько стабильна Украина?
- Что говорят действия Москвы о внешнеполитической стратегии российского президента Владимира Путина?
- Что означает вмешательство России в украинские события для безопасности Европы?
- Какое воздействие оказывает сложившаяся ситуация на стратегию США?
- Нанесет ли напряженность вокруг Украины ущерб усилиям международного сообщества по прекращению войны в Сирии?
- Нанесет ли напряженность вокруг Украины ущерб усилиям международного сообщества по урегулированию иранского ядерного кризиса?
- Как украинский кризис влияет на Китай?
- Означает ли все это начало новой эпохи в стратегических международных отношениях?
Насколько стабильна Украина?
Юджин Румер: Украине весьма далеко до стабильности — она пережила насильственную смену власти, аннексию части своей территории куда более крупной и мощной соседней страной и, несомненно, испытывает экономический спад.
Но и это еще не всё — над Восточной Украиной по-прежнему нависает угроза российской военной интервенции. Постоянно приходят сообщения о стычках и беспорядках в разных частях страны с участием провокаторов и добровольных военизированных групп, в результате чего простые люди по-прежнему опасаются за свое будущее. Сообщается также о скупке гражданами огнестрельного оружия, о раздаче людям и военизированным формированиям оружия из военных арсеналов. Создается национальная гвардия и местные структуры самообороны.Состав центрального правительства в Киеве явно не отражает расстановку сил в стране: в нем не представлены некоторые ключевые партии и регионы. Самые убежденные революционеры, не доверяющие временному правительству и недовольные его действиями в ходе крымского кризиса, остаются на Майдане и угрожают новым восстанием, если сочтут, что власть их предала.
Президентские выборы должны состояться через два месяца, и, учитывая, что на их подготовку остается мало времени, существует опасность, что они будут плохо организованы и пройдут с многочисленными нарушениями, а это поставит под угрозу легитимность голосования. В последнее время мало что слышно о влиятельной деловой элите Украины, но, помня о том, как она доминировала в политике и экономике страны, можно с уверенностью сказать: большой бизнес предпринимает закулисные маневры, защищая свои корпоративные интересы.
Более того, в связи с присоединением Крыма к России в других регионах Украины замаячил призрак сепаратизма. На западе страны, где многие районы прежде входили в состав Венгрии, Румынии, Словакии и Польши, местные жители, возможно, приглядываются к более стабильной и благополучной жизни соплеменников по другую сторону границы. Что помешает им последовать примеру Крыма?
События на Украине после «оранжевой революции» 2004 года заставляют с осторожностью относиться к нынешним перспективам страны. Тогда, после триумфа на Майдане и избирательных участках, пришедшая к власти новая команда погрязла во внутренних распрях и не избежала обвинений в коррупции. Необходимые реформы так и не были проведены, и украинцы, утратив доверие к революционерам, на следующих президентских выборах отдали предпочтение Виктору Януковичу. Сегодня многие члены временного правительства обременены «багажом» из той эпохи, и их прежняя деятельность не внушает оптимизма относительно возможности «начать все с чистого листа».
Если что-то и может внушать надежду в этой ситуации, то это, как ни парадоксально, сама тяжесть положения, в котором оказалась Украина после революции и утраты Крыма. Лозунг «Отечество в опасности» способен сплотить всех граждан независимо от этнической принадлежности и политических взглядов. Если сейчас они не продемонстрируют национальное единство и общность целей, то когда?
Что говорят действия Москвы о внешнеполитической стратегии российского президента Владимира Путина?
Эндрю Вайс: Аннексия Крыма, несомненно, представляет собой поворотный момент во внешней политике Путина. Как отмечал мой коллега Дмитрий Тренин, за время пребывания Путина на посту главы государства его подход к внешней политике не раз претерпевал изменения.
К усилению соперничества с Западом Путин склонился сразу после выборов в Думу в декабре 2011 года, сопровождавшихся серьезнейшими нарушениями, когда он обвинил тогдашнего госсекретаря США Хиллари Клинтон в инспирировании антиправительственных демонстраций. После этого Путин фактически подорвал систему сотрудничества и доверия, созданную Бараком Обамой и Дмитрием Медведевым в период апогея «перезагрузки» американо-российских отношений.Кроме того, Путин уже некоторое время дает понять, что считает восстановление влияния России на политическое и экономическое развитие соседних стран за счет создания Евразийского союза главной задачей своего третьего президентского срока.
Многие годы эксперты из других стран (в том числе и я) сосредоточивали внимание на прагматизме Путина. Эта тенденция проявлялась во многих сферах — в готовности Путина поддержать «перезагрузку» «из-за кулис»; в совместных дипломатических усилиях и санкциях, призванных остановить иранскую ядерную программу; в организации транзита американских военнослужащих и грузов, направляемых в Афганистан, через территорию России и соседних государств.
Выступление Путина перед российскими парламентариями 18 марта, которое произвело эффект разорвавшейся бомбы, судя по всему, означает отказ от большинства этих прежних принципов. Как известно, в своей речи Путин долго перечислял свои претензии к Западу и занял явно конфронтационную позицию. Он также назвал русских самым разделенным из народов мира и поставил под сомнение легитимность нынешних границ Украины. Оба эти тезиса чреваты тревожными долгосрочными последствиями как для соседей России, так и для главных мировых держав.
Что означает вмешательство России в украинские события для безопасности Европы?
Ульрих Шпек: Аннексия Крыма и угроза, связанная с массированным сосредоточением российских войск на границе с Украиной, возвращают Европу к тому, что, как считалось, безвозвратно ушло в прошлое: территориальным конфликтам и насильственному изменению границ.
История Европы долгое время характеризовалась соперничеством и конфликтами между великими державами. На востоке континента границы веками были непрочны и неустойчивы. Великие державы — особенно в первой половине XX века — беззастенчиво распоряжались странами Восточной и Центральной Европы, нарушая права их населения с беспрецедентной жестокостью.В результате переустройства в Западной Европе после 1945 года и воссоединения континента в 1989 году у европейцев появилось ощущение, что с подобной силовой политикой покончено. Оказавшись в составе НАТО и ЕС, они пришли к убеждению, что Европа вступила в новую эпоху «постмодерна», где на смену грубой силе пришло «мягкое влияние», а международное право стало основой выгодного для всех международного устройства — по крайней мере, на этом континенте. Сегодня все эти представления оказались поставлены под сомнение. Силовая политика старого образца снова возвращается в Европу.
Европейцам необходимо ответить на ряд трудных вопросов. Готовы ли они к конфронтации с Россией? Намерена ли Россия оспорить границы НАТО? И как Европе следует на это реагировать?
Европейцы, к собственному удобству, передоверили вопросы применения силы и стратегии Соединенным Штатам. Хотя Америка остается их партнером в сфере безопасности — и НАТО, кажется, снова оказалось «в игре», европейцам следует взять на себя более активную роль в трансатлантическом альянсе и в большей степени нести бремя обеспечения собственной безопасности.
Надежда на восстановление отношений с Россией еще есть. Но последние недели заставили европейцев заглянуть в бездну «гоббсовского» мира, который, как они были уверены, уже канул в Лету. Чтобы европейский рай сохранил устойчивость, его нужно подкрепить европейской же силой. История вновь вступила в свои права.
Какое воздействие оказывает сложившаяся ситуация на стратегию США?
Э. Вайс: Этот вопрос сложнее, чем кажется на первый взгляд. Сразу после распада СССР геополитическое значение Украины признавалось очень многими. Но со временем императивы, связанные с важностью геополитической роли Украины, стали забываться: внешний мир начал воспринимать независимость и территориальную целостность этой страны как нечто само собой разумеющееся.
Негативную роль в данной ситуации сыграл и тот факт, что после «оранжевой революции» 2004 года Украина погрязла в проблемах, которые в основном создала себе сама: речь идет о разладившемся государственном управлении и неспокойной «внутриэлитной» внутренней политике, о шокирующем уровне коррупции и стагнации в экономике.
Однако путинский гамбит на Украине, по сути, возвращает ей прежнее значение. И дальнейшая эскалация (например, более масштабное военное вторжение России — на Южную или Восточную Украину) способна спровоцировать более серьезный региональный кризис.
Политика США и Европы по отношению к России, ее непосредственным соседям и континенту в целом до сих пор основывалась на соблюдении нескольких основополагающих принципов, в том числе мирном разрешении споров и взаимном уважении к независимости, суверенитету и территориальной целостности. Теперь, когда Россия напрямую бросила вызов этим нормам, США и Европе, судя по всему, потребуется новая стратегия.
Самый насущный вопрос — как ослабить способность России угрожать соседям. Это в любом случае будет нелегко, и к тому же политическая, экономическая и военная политика Запада по отношению к России сейчас, естественно, оказалась в «переходном» состоянии.
Я ожидаю, что в ближайшей перспективе Соединенные Штаты и ЕС продолжат попытки сдерживания Москвы за счет угрозы дополнительных санкций, затрагивающих ключевые сектора российской экономики. Но подобные угрозы, конечно, не панацея, в связи с чем возникает более общий вопрос: насколько эффективно Запад, одолеваемый разногласиями, способен мобилизовать необходимый набор инструментов, чтобы ограничить новую угрозу, которую Россия представляет для мира и стабильности в этом важном регионе? Впереди нас ждет долгий и, вероятно, очень неопределенный период.
Нанесет ли напряженность вокруг Украины ущерб усилиям международного сообщества по прекращению войны в Сирии?
Лина Хатиб: Из-за кризиса на Украине сирийский конфликт оказался «в тени». ЕС и США переключили внимание на Украину, а сирийский режим тем временем добивается новых успехов на поле боя, и призывы сирийской оппозиции к усилению международной поддержки в основном остаются без ответа.
Позиция Путина по Крыму придала Башару Асаду больше уверенности, которую еще сильнее укрепляют недавние военные победы в Ябруде — одном из оплотов повстанцев вблизи границы с Ливаном. Этот двойной «успех» снижает вероятность того, что в краткосрочной перспективе Россия будет энергично добиваться урегулирования в Сирии.Действия России на Украине можно рассматривать как очередное проявление ее вновь возросшего ощущения собственной силы. Если международное сообщество не примет решительных мер в связи с украинскими событиями, Россия не пойдет на компромисс по Крыму — который имеет для нее большее стратегическое значение, чем Сирия, — и, возможно, будет менее склонна к не столь важному компромиссу по Сирии.
Но если международное сообщество эффективно применит санкции и дипломатические инструменты, чтобы подтолкнуть Россию к урегулированию украинского кризиса, Москва может пойти на компромисс по Сирии в ответ на более благоприятную для нее договоренность по Украине. Так, соглашение с Дамаском о химическом оружии, выполнение которого занимает больше времени, чем ожидалось, может стать для России возможностью оправдать изменение позиции в отношении режима Асада.
Нанесет ли напряженность вокруг Украины ущерб усилиям международного сообщества по урегулированию иранского ядерного кризиса?
Джордж Перкович: В отличие от Крыма и Сирии, в иранском вопросе Россия не обладает решающим влиянием. Оценить уровень влияния — самое главное, поскольку Путин интуитивно всегда старается прежде всего определить, где он может без риска оказывать давление и навязывать свою волю.
Но даже если бы Россия обладала большим влиянием на конфликт вокруг Ирана, цели Москвы и Запада в данном случае не расходятся настолько, как по Украине и Сирии. Россия действительно не желает, чтобы Иран стал ядерной державой. Путин предпочел бы, чтобы Иран выполнил обязательство не создавать ядерное оружие и одновременно сохранил бы самые плохие отношения с США и Западом. Эти предпочтения дают России немалые основания не препятствовать дипломатическим усилиям в иранском вопросе.В плане влияния Россия могла бы подорвать реализацию действующих санкций и тем самым ослабить экономическое давление на Иран. Но иранское руководство желает прорыва в отношениях с Соединенными Штатами, отмены банковских и иных финансовых санкций, а также выхода из изоляции. Всего этого Россия дать Ирану не может — а США и ЕС могут.
Влияние России на ситуацию может усилиться, когда — и если — дипломатические меры по разрешению иранского кризиса не дадут результата. В этом случае Россия способна заблокировать введение новых санкций ООН. Это усугубит общие разногласия Москвы с Западом. В зависимости от развития событий на Украине у Запада могут появиться дополнительные побуждения ужесточить санкции против России. И наоборот, Москва, при желании, может принять участие в ужесточении санкций против Ирана, но это решение будет негласно находиться в зависимости от решения Запада: он в этом случае должен не ужесточать санкции против РФ.
Как украинский кризис влияет на Китай?
Дуглас Паал: Пекин занял неоднозначную позицию в отношении украинского кризиса и отделения Крыма, но это не наносит ущерба интересам Китая.
С одной стороны, Китай уже давно выступает против вмешательства во внутренние дела государств. Пекину непросто оправдать вмешательство Москвы в ситуацию на Украине, но вместе с тем Китай рассматривает введение международных санкций как одну из форм вмешательства и в принципе настроен против них, кроме «особых случаев» — например, в случае Ирана и Северной Кореи.С другой стороны, подобно России с ее отношением к Крыму, у Китая есть претензии на Тайвань и острова в Южно-Китайском и Восточно-Китайском морях, которые Пекин хотел бы реализовать и, в конечном итоге, узаконить. Продолжая направлять в спорные зоны «полувоенные» корабли наблюдения и рыболовецкие флотилии, Китай пытается создать там фактическое присутствие, которое подкрепит его притязания. Поэтому можно ожидать, что Пекин, не говоря об этом вслух, испытывает определенное восхищение от дерзких шагов Путина.
Однако выбранный Путиным юридический метод — проведение референдума о будущем Крыма — вызывает у Китая полное неприятие. В пределах китайских границ, признанных международным сообществом, есть оккупированные Пекином автономные регионы — в особенности Тибет и Синьцзян, — где результатом подлинных плебисцитов вряд ли будет поддержка власти Китая. Более того, данные социологических опросов четко указывают на то, что в случае референдума о будущем Тайваня подавляющее большинство его населения отвергнет воссоединение с материковым Китаем.
В результате позиция Пекина выглядит двойственной и неэффективной. При голосовании за резолюцию Совета Безопасности ООН с осуждением референдума в Крыму Китай воздержался (Россия наложила на нее вето). Пекин осудил любые акты насилия, призвал к сохранению территориальной целостности Украины и предложил международным финансовым институтам оказать помощь экономике этой страны, где сложилась тяжелая ситуация. В результате Китай не оказался ни на стороне России, ни на стороне Запада.
Тем не менее от позиции, которую Китай занял в связи с этим кризисом, он только выиграет.
Во-первых, Россия своими действиями изолирует себя, и Китай сможет извлечь выгоду и из отказа присоединиться к ее изоляции, и из предоставления Путину дипломатического пространства. Даже если Пекин официально не откажется от участия в санкциях против Москвы, его прошлые практические действия в этой области говорят о том, что он вряд ли будет стремиться «наказать» Россию.
Это, судя по всему, еще больше сблизит обе страны. По таким вопросам, как сирийский конфликт и военная ядерная программа Ирана, позиции Китая и России ближе друг к другу, чем к позиции западных стран, и, скорее всего, они сочтут целесообразным еще больше их сблизить, чтобы результат лучше отвечал их пожеланиям.
Во-вторых, Китай встревожен «разворотом» администрации Обамы в сторону Азии. Пекин вздохнул бы с облегчением, если бы США увязли в кризисах вдалеке от Азиатско-Тихоокеанского региона. Это может дать Китаю ощущение, что он в состоянии проявить больше требовательности по отношению к «капризным» соседям, зависящим от видимых знаков поддержки со стороны Вашингтона.
Наконец, хотя в отношениях между Китаем — страной с дефицитом сырьевых ресурсов и гигантским населением — и Россией, где ресурсов вдоволь, а плотность населения гораздо меньше, всегда будет присутствовать естественная настороженность, теперь обе страны с большей вероятностью, чем прежде, смогут преодолеть чувствительные расхождения в своих позициях по таким вопросам, как поставки высокотехнологичных вооружений китайской стороне и требования Пекина о снижении цены на российские газ и нефть.
В Китае на этот счет существует выражение «синцзай лэхо» — «радоваться несчастьям другого». И, несмотря на выражения сочувствия, Китай, скорее всего, ощущает, что от страданий украинцев он только выигрывает.
Означает ли все это начало новой эпохи в стратегических международных отношениях?
Э. Вайс: Не уверен. В отличие от СССР, Россия больше не является глобальным конкурентом Соединенных Штатов, и, кроме того, сейчас отсутствует мощная идеологическая составляющая, которая объединяла бы и разделяла международное сообщество в том, что касается отношения к России. Скорее мы видим ревизионистскую Россию (с несколько ограниченными возможностями «проекции силы» за пределы собственных границ), бросающую вызов основным принципам международного сообщества. Не думаю, что найдется много государств, которые поспешат поддержать аннексию Россией Крыма и даже те принципы, которыми Москва пытается оправдать свои действия.
В то же время кризис выявил значительную экономическую взаимозависимость между Россией и внешним миром. После советского вторжения в Афганистан президенту США Джимми Картеру было сравнительно легко предпринимать шаги вроде эмбарго на поставки зерна в СССР — ведь он знал, что ущерб от этого для американской экономики будет невелик. Сейчас же меры по общему снижению нынешнего российского экспорта по основным его статьям — нефти, газу и другим сырьевым товарам — могут иметь далекоидущие последствия для здоровья мировой экономики.
Отчасти проблема тактики, избранной Вашингтоном и ЕС в ответ на кризис, заключается в том, что ей не хватает гибкости. Так, были введены санкции против нескольких видных персон, многие из которых при этом являются высокопоставленными государственными российскими чиновниками (в частности, глава администрации президента Сергей Иванов). Администрация Обамы не дает четких разъяснений, как эти люди могут быть исключены из санкционного списка. Продолжающееся молчание по этому поводу позволяет предположить, что восстановить каналы контактов с Кремлем будет очень непросто и что стимулы для того, чтобы кто-либо из этих людей пересмотрел российскую политику по отношению к Украине, будут весьма ограниченны.
Этот парадокс невольно наводит на размышления: насколько успешно западный политический истеблишмент сможет сформулировать долгосрочную концепцию отношений с Москвой в «посткрымской» ситуации.
