С ветерком. Как Центральная Азия развивает зеленую энергетику при помощи Китая

В Центральной Азии Китай долгое время был широко известен инвестициями в масштабные инфраструктурные проекты и добычу ископаемого топлива. Например, в газопровод Китай — Центральная Азия или электрифицированную железную дорогу Ангрен — Пап в Узбекистане¹. Однако, наряду с капиталовложениями в традиционные сектора, с 2018 года начало заметно расширяться участие КНР в проектах возобновляемой энергетики в Казахстане и Узбекистане².

На первый взгляд может показаться, будто этот сдвиг произошел из-за переключения внимания Пекина на продвижение зеленой части инициативы «Пояса и пути»³. Но в действительности первостепенное значение играет растущий интерес Казахстана и Узбекистана к возобновляемым источникам энергии, вызванный опасениями, что традиционные источники не обеспечивают энергетическую безопасность и загрязняют окружающую среду⁴.

Китай придерживается разных подходов к сотрудничеству в сфере возобновляемой энергетики в Казахстане и Узбекистане, но оба примера показывают гибкость его стратегии в Центральной Азии.

Двойка лидеров

Зависимость Казахстана и Узбекистана от ископаемого топлива уходит корнями в историю, однако с недавних пор обе республики обращаются к солнечной и ветровой энергии в попытке уменьшить вред, который наносят окружающей среде традиционные формы производства и потребления энергии⁵. Кроме того, они руководствуются соображениями безопасности, ведь, несмотря на наличие значительных запасов традиционных ископаемых ресурсов, и Казахстану, и Узбекистану угрожает дефицит энергии, что заставляет обе страны отдавать приоритет возобновляемым источникам. Казахстан сталкивается с дефицитом из-за отставания мощностей по переработке газа от темпов роста населения, а в Узбекистане причиной выступает снижение объемов добычи газа⁶.

Еще одна причина, толкающая Казахстан и Узбекистан к переходу на возобновляемые источники энергии, — все возрастающее давление Москвы, которая после начала полномасштабного вторжения в Украину в 2022 году стала требовать от них увеличения закупок российского газа. В долгосрочной перспективе эти страны рассматривают возобновляемые источники как способ снизить зависимость от России и обеспечить свою энергетическую безопасность⁷.

Сегодня Казахстан и Узбекистан — ключевые игроки, осуществляющие переход к возобновляемой энергии в регионе. При этом особое внимание они уделяют проектам солнечной и ветровой энергетики. В Узбекистане в 2022 году выработка солнечной и ветровой энергии составляла лишь 253 мегаватт (МВт), или 1% от общей мощности производства энергии из возобновляемых источников⁸, но к 2030 году страна намерена увеличить мощность солнечной энергетики до 5 гигаватт (ГВт), а ветровой — до 3 ГВт⁹.

Казахстан успешно добился промежуточной цели довести к 2020 году объем энергии, получаемой из возобновляемых источников, до 3% от всего производимого электричества. В 2022 году на солнечные и ветряные электростанции пришлось соответственно 23% и 22% от всей мощности возобновляемой энергетики¹⁰. Казахстан поставил четкие цели по развитию возобновляемых источников — к 2030 году их доля в производстве электричества должна достичь 15%, а к 2050-му — 50%¹¹.

В этом контексте есть два ключевых фактора, которые подталкивают Китай к участию в проектах возобновляемой энергии, вызывающих все больший интерес у Казахстана и Узбекистана.

Первый обусловлен растущим вниманием обеих стран к сотрудничеству в области зеленой энергетики, которое нашло отражение в предпринимаемых ими дипломатических усилиях и в заключении двусторонних документов с Китаем. Межправительственное рамочное соглашение между КНР и Казахстаном, подписанное в 2015 году, преследовало цель укрепить сотрудничество в сфере промышленности и инвестиций и дало толчок в реализации множества совместных проектов, касавшихся среди прочего возобновляемых источников¹². В Узбекистане зеленая энергетика оказалась одним из приоритетных направлений взаимодействия, обозначенных в заключенном в 2022 году договоре о стратегическом партнерстве с Китаем, а в 2023 году стороны подписали межправительственное соглашение о сотрудничестве в сфере возобновляемой энергетики¹³.

Повышенное внимание Казахстана и Узбекистана к возобновляемой энергии как потенциальной сфере сотрудничества стало ключевым фактором, сподвигнувшим китайские компании внимательно присмотреться к интересам стран региона. Впрочем, в сектор возобновляемой энергетики Казахстана их привлекает не только дипломатическая повестка.

Второй фактор связан с развитием регулирования в этой сфере. В 2018 году Казахстан провел первые аукционы по возобновляемым источникам¹⁴, а Узбекистан в 2019-м начал выдавать разрешения на сотрудничество по проектам возобновляемой энергетики в рамках инициатив частно-государственного партнерства, которые могут запускаться через тендеры или прямые переговоры. Обе страны предлагают различные стимулы для таких проектов, в том числе налоговые льготы и субсидии¹⁵.

Развитие нормативно-правовой базы имеет решающее значение для привлечения КНР в сектор возобновляемой энергетики обеих стран, поскольку открывает дополнительные возможности перед китайскими компаниями, позволяя им выступать в различном качестве: например, разработчиками проектов, подрядчиками по проектированию, закупкам и строительству или поставщиками сразу для нескольких предприятий. Кроме того, оно улучшает финансовую привлекательность подобных инициатив.

Растущий спрос на возобновляемую энергию в Казахстане и Узбекистане также вписывается в расширяющуюся глобальную структуру китайских капиталовложений и приводит к изменениям инвестиционной стратегии КНР, которые призваны дать ответ на опасения о долговой устойчивости и воздействии на окружающую среду проектов, связанных с инициативой «Пояса и пути»¹⁶.

После второго форума международного сотрудничества «Пояса и пути», прошедшего в 2019 году, Китай стал уделять особое внимание экологии, что привело к формулированию зеленой части инициативы. В ноябре 2021 года была выпущена директива, которая ставила целью переход от масштабных проектов в сфере использования ископаемого топлива и развития инфраструктуры к более скромным, но экологически устойчивым проектам, в том числе в сфере солнечной и ветровой энергетики¹⁷.

Начиная с 2018 года такое сближение интересов побудило КНР не только поддержать растущий интерес стран Центральной Азии к возобновляемой энергетике, но и поработать над расширением доли китайских компаний на рынке региона.

Шаг за шагом

В истории китайских инвестиций в проекты возобновляемой энергии в Центральной Азии можно выделить два этапа.

Во время первого этапа, продлившегося с 1990-х годов до 2018-го, помимо традиционных энергетических проектов, Китай сосредоточился на строительстве крупных ГЭС в регионе и стал оказывать Казахстану и Узбекистану, расположенным в нижнем течении рек, помощь в полноценном использовании гидроэнергетического потенциала¹⁸.

Китайские компании участвовали в проектах в первую очередь за счет кредитного финансирования, которое предоставляли такие институты, как Экспортно-импортный банк КНР (Эксимбанк) и Банк развития Китая¹⁹.

Так, Национальная электротехническая компания КНР (中国电力工程公司) поставила оборудование под ключ для Андижанской ГЭС в Узбекистане, строительство которой завершилось в 2010 году. Проект был частично профинансирован Эксимбанком, выделившим кредит в размере $15,93 млн под правительственные гарантии²⁰. Еще одно важное соглашение было заключено в 2017 году, когда узбекский «Туронбанк» получил в качестве кредита от Эксимбанка $58,5 млн для финансирования модернизации четырех гидроэлектростанций, в том числе ГЭС «Камолот» и Кадырьинской ГЭС. На обеих станциях в полной мере используются преимущества водных ресурсов страны, благодаря чему обеспечивается сбалансированность структуры производства энергии и снижаются издержки²¹. В Казахстане в этот период Международная корпорация водного хозяйства и энергетики Китая (中国水利电力对外有限公司) реализовала важный проект Мойнакской ГЭС — ее строительство обошлось в $330 млн, из которых $200 млн были получены в форме кредита от Банка развития КНР²².

На втором этапе, начавшемся в 2018 году, внимание Китая на рынке возобновляемой энергии в Центральной Азии сместилось со строительства крупных ГЭС на проекты в сфере солнечной и ветровой энергетики²³. Изменилась и структура финансирования проектов. После 2018 года произошел сдвиг от кредитного финансирования, выделяемого банками КНР, в сторону долевого участия китайских компаний, работающих в сфере возобновляемой энергетики, а также расширилось сотрудничество с местными многосторонними банками развития²⁴.

Эволюция корпоративного участия Китая тесно связана с изменением предпочтений казахских и узбекских властей, которые все чаще отдают приоритет проектам в сфере ветровой и солнечной энергетики. Причина — в снижении стоимости соответствующих технологий по сравнению со строительством крупных ГЭС, а также неблагоприятное воздействие изменения климата на водные ресурсы²⁵.

В свою очередь, изменение моделей выделения средств связано с растущим недовольством китайским долговым финансированием в регионе, обусловленным переходом банков КНР по всему миру к более консервативной кредитной политике²⁶. После 2018 года наблюдается снижение объемов кредитного финансирования через китайские банки развития, при этом компании из КНР все чаще переходят к долевым инвестициям в проекты возобновляемой энергии, особенно в Казахстане²⁷. Более того, деятельность китайских компаний на рынке возобновляемой энергетики в Центральной Азии не ограничивается прямыми инвестициями в акционерный капитал — они также выступают в роли подрядчиков или поставщиков в различных проектах, прежде всего в Узбекистане.

Несмотря на общее изменение форм вовлечения китайских компаний, которое касается как видов возобновляемой энергетики, так и финансирования, это не означает, что в обеих странах КНР реализует единую стратегию. Напротив, адаптируясь к растущему интересу Узбекистана и Казахстана к проектам возобновляемой энергетики, Китай применяет в каждой из республик различные методы.

Казахстан

Для китайских компаний растущий спрос на проекты возобновляемой энергетики в Казахстане — ключевой движущий фактор. Межправительственное рамочное соглашение, заключенное КНР и Казахстаном в 2015 году, упростило участие китайских фирм в различных инициативах в этой сфере. В Казахстане в таких проектах они выступают в основном в роли разработчиков и строителей, а финансирование поступает прежде всего от местных или многосторонних банков развития. Также присутствует долевое финансирование со стороны самих китайских компаний²⁸.

Примеры проектов, осуществляемых благодаря межправительственным соглашениям и получивших финансирование от казахских и многосторонних банков, — ветряные электростанции «Жанатас» и «Шелек». Разработку, строительство и эксплуатацию первой ведет компания Zhanatas Wind Power, в которой 80% акций принадлежит китайскому государственному холдингу China Power International (中国电力国际发展有限公司), а оставшиеся 20% — частной инвестиционной компании Visor International из ОАЭ. Проект на 70% финансируется за счет кредита, предоставленного консорциумом международных финансовых институтов, в том числе Европейским банком реконструкции и развития (ЕБРР) и Азиатским банком инфраструктурных инвестиций (АБИИ)²⁹.

В свою очередь, ветряная электростанция «Шелек» принадлежит китайской государственной компании PowerChina (中国电建) и казахстанской государственной акционерной компании «Самрук-Энерго» и получает от них инвестиции, а также финансирование от Китайского банка развития и Банка развития Казахстана³⁰.

В период с 2018 по 2022 год компании КНР приняли участие в разработке проектов пяти ветряных и трех солнечных электростанций в рамках казахстанско-китайской программы промышленного и инвестиционного сотрудничества³¹. Эти проекты служат примерами того, как китайцы принимают местные нормы и участвуют в аукционах, чтобы отслеживать ключевые инициативы в сфере строительства мощностей и инвестиций.

Если в таких проектах, как «Жанатас», отбор партнеров велся напрямую, то в других случаях проводятся аукционы по возобновляемой энергии, в которых частная китайская компания Universal Energy (寰泰能源股份有限公司) активно участвует с 2018 года. Благодаря такому подходу она заключила контракты по всему Казахстану³² и успешно построила три солнечных («Каскелен», «Капчагай» и «Жангизтобе») и три ветряных («Абай-1», «Абай-2» и «Ибрай») электростанции³³. Средства на все ветряные и две солнечные электростанции были получены за счет долевого финансирования от Банка развития Казахстана и Universal Energy³⁴. А солнечная электростанция в Жангизтобе была возведена за счет долевого финансирования ЕБРР и Universal Energy³⁵.

Содействие Китая в развитии возобновляемой энергетики в Казахстане уже выходит за рамки простого участия в проектах и включает соблюдение требований по локализации. Намерение Государственной энергетической инвестиционной корпорации КНР начать производство оборудования для ветряных электростанций в Казахстане представляет собой хороший пример того, как китайские компании приспосабливаются к требованиям местных властей³⁶.

Узбекистан

Если Казахстан полагается преимущественно на межправительственные контакты в деле продвижения проектов возобновляемой энергетики, то между Узбекистаном и Китаем зеленая дипломатическая повестка появилась лишь после 2021 года, хотя в возобновляемой энергетике Узбекистана КНР присутствовала и ранее.

В Узбекистане движущей силой для привлечения китайских компаний стал запуск тендеров по возобновляемой энергетике в 2019 году. Однако, несмотря на активное участие, фирмам из КНР не удавалось победить, поскольку конкуренты, прежде всего государственная компания Masdar из ОАЭ и частная саудовская фирма ACWA Power, предлагали более выгодные тарифы³⁷.

Лишь одна китайская компания — GD Power-PowerChina — выиграла тендер на строительство фотоэлектрической станции мощностью 150 МВт в Наманганской области в 2022 году, предложив тариф 4,828 цента за киловатт-час произведенной электроэнергии, который затем был признан слишком высоким, и проект отменили³⁸.

Все эти трудности не отбили у китайских компаний желания закрепиться на узбекском рынке, поэтому они разработали две разные стратегии участия в крупных проектах.

Во-первых, если выигрывающие тендеры компании выступают в роли разработчиков, инвесторов и операторов в сфере выработки электричества, то китайские фирмы участвуют в проектах в качестве подрядчиков или поставщиков. Например, SEPCOIII (山东电力建设第三工程公司, дочерняя фирма PowerChina) в 2019 году заключила контракт и стала подрядчиком для первой в Узбекистане фотоэлектрической станции промышленного масштаба, проект которой разработала Masdar³⁹. Такая модель применяется и в ветровой энергетике, например, на ВЭС «Баш» и «Джанкелды» — их строит ACWA Power, а договор подряда был подписан с государственной Китайской энергетической инжиниринговой корпорацией (CEEC)⁴⁰.

Компании из КНР также выполняют функции важных поставщиков в проектах возобновляемой энергетики: Masdar и Goldwind of China (金风科技) заключили договор о поставке турбин для ветряных электростанций, строящихся в Томдинском районе⁴¹. Китайская фирма Envision Energy (远景能源) поставляет турбины к ВЭС «Баш» и «Джанкелды», которые строит ACWA Power. Кроме того, для проекта солнечной электростанции в Ташкенте, разрабатываемого ACWA Power, китайская JA Solar (晶澳太阳能) поставила все модули n-типа, которые представляют собой разновидность фотоэлектрических модулей, использующих химию фосфора для более эффективного преобразования солнечного света в электричество⁴².

Вторая стратегия китайских компаний предполагает проведение прямых переговоров по развитию проектов возобновляемой энергии в Узбекистане — в 2022 году им придала импульс растущая значимость сферы зеленой энергетики в сотрудничестве между КНР и этой республикой⁴³. Согласно Закону Узбекистана о государственно-частном партнерстве, участники проектов могут выбираться посредством тендеров или прямых переговоров⁴⁴.

В этом контексте в 2023 году CEEC Energy China, Huaneng Renewables Corporation (华能新能源) и Poly Technologies (保利科技) подписали с министерством энергетики Узбекистана соглашения о строительстве солнечных фотоэлектрических станций общей мощностью 2000 МВт в Кашкадарьинской, Бухарской и Самаркандской областях, а также еще на 2000 МВт в Джизакской и Ташкентской. Всего эти проекты привлекут $4 млрд прямых инвестиций⁴⁵. Примечательно, что в тот момент не была применена традиционная для проектов солнечной и ветровой энергетики практика проведения международных тендеров — китайские компании были отобраны напрямую.

Еще одним примером прямых переговоров служит меморандум о взаимопонимании, подписанный в 2023 году министерством энергетики Узбекистана и китайскими фирмами Huadian Overseas Investments (华电集团), SANY Renewable Energy (三一重能股份), а также Китайской национальной электротехнической компанией (CNEEC)⁴⁶. Документ создает базу для изучения потенциала строительства ветряных электростанций мощностью до 1000 МВт в Джизакской области. Согласно другому соглашению, PowerChina построит фотоэлектрическую станцию мощностью 400 МВт в Андижанской области⁴⁷.

Как и в случае с Казахстаном, Китай, судя по всему, соглашается выполнять требования Узбекистана о локализации объектов возобновляемой энергетики. Примером готовности КНР учитывать требования местных властей в области возобновляемой энергетики могут служить предварительные соглашения о производстве соответствующего оборудования, которые в 2023 году заключили Liaoning Lide Investment Holdings Group и автономная Республика Каракалпакстан, входящая в состав Узбекистана⁴⁸.

Возможности и риски

С 2018 года серьезное внимание приковано к масштабному участию Китая в проектах солнечной и ветровой энергетики в Казахстане и Узбекистане. Прежде всего оно обусловлено привлекательностью этих стран, которая заставляет КНР приспосабливаться к их интересам в области возобновляемой энергетики.

Во-первых, на фоне быстрорастущего спроса на возобновляемые источники в обеих странах Китай активно реализует повестку зеленой энергетики и начиная с 2018 года расширяет свое участие во многих проектах.

Во-вторых, в ответ на растущую обеспокоенность этих государств долговым финансированием со стороны китайских банков Пекин перешел к альтернативным формам выделения средств вроде долевого участия компаний из КНР и сотрудничества с местными и многосторонними банками развития.

В-третьих, намерение китайских компаний запустить производство оборудования для возобновляемой энергетики в Казахстане и Узбекистане демонстрирует, что КНР все больше приспосабливается к требованиям этих стран по локализации.

Наконец, участвуя в проектах возобновляемой энергетики в Казахстане и Узбекистане, в каждой стране Китай перенимает разные местные практики и правила. Отличия в стратегиях обусловлены разной доступностью механизмов взаимодействия, будь то через межправительственные каналы или посредством тендеров/аукционов. В Казахстане стимулом, подтолкнувшим китайские компании к участию в проектах возобновляемой энергетики, стала в первую очередь межправительственная зеленая повестка, тогда как в Узбекистане драйвером для компаний из КНР послужили тендеры. Кроме того, в рамках этих проектов китайские фирмы выполняют разные роли в зависимости от того, какие заинтересованные стороны в них участвуют. На казахстанском рынке возобновляемой энергетики они в основном выступают в роли разработчиков проектов, а в Узбекистане, где присутствуют конкуренты вроде Masdar или ACWA, китайские компании, скорее, берут на себя функции подрядчиков или поставщиков.

Хотя участие Китая в возобновляемой энергетике Казахстана и Узбекистана принимает разные формы, в обеих странах его растущее влияние создает как возможности, так и риски. С одной стороны, открываются перспективы ускорения зеленого перехода, который будет способствовать уменьшению загрязнения окружающей среды за счет внедрения экологически чистых практик. Кроме того, поддерживая проекты возобновляемой энергетики, КНР помогает этим государствам укрепить свою энергетическую независимость, что особенно важно в условиях растущей внутренней нехватки газа и увеличивающейся зависимости от импорта газа из России.

С другой стороны, активное участие компаний из КНР в проектах возобновляемой энергии может привести к распространению китайских стандартов в секторе зеленой энергетики, что чревато ограничением конкуренции и сокращением участия других международных игроков в проектах в Центральной Азии. В то время как КНР поощряет использование китайских технологий и материалов с целью обеспечить заказами своих производителей, западные страны предпочитают закупать материалы и технологии у широкого списка компаний, что потенциально могло бы расширить спектр предлагаемых решений.

Яркий пример китайского подхода к проектам возобновляемой энергетики — действия компании Universal Energy. В проекте фотоэлектрической станции в Капчагае она придерживалась модели «Все материалы из Китая, все строительство в Казахстане», то есть использовала исключительно китайские технологии и оборудование⁴⁹.

Растущее доминирование китайских фирм на рынке и все большая ставка стран Центральной Азии на технологии и опыт КНР могут обернуться излишней зависимостью от китайских ресурсов. Хотя Пекин может оказать Центральной Азии существенную помощь в осуществлении зеленого перехода, увеличивающаяся зависимость от технологий из Китая грозит распространением его влияния за пределы сферы экономических инвестиций и превращением его в ключевого игрока, задающего правила в сфере зеленой энергетики.

Потенциальное регулирование может обернуться навязыванием Китаем своих технологических стандартов в проектах возобновляемой энергетики в Узбекистане и Казахстане, что потребует закупки оборудования и технологий у компаний из КНР. Кроме того, в качестве условия для инвестиций в проекты возобновляемой энергетики Китай может потребовать обращаться к своим подрядчикам и субподрядчикам. В связи с этим необходимо внимательно изучить долгосрочные последствия растущего влияния КНР в сфере возобновляемой энергетики в Центральной Азии.